Тамара Ляленкова: Сегодня у нас открытый урок, и поскольку наступило время долгожданных каникул, мы поговорим о внеклассной литературе. А именно - о детективах как жанре и конкретных произведениях.
Роман "Дознаватель", признанный лучшим постсоветским детективом, по мнению жюри премии "Инспектор Нос", представит его автор - Маргарита Хемлин. О романе "Двадцатая рапсодия Листа", также номинировавшемся на эту премию, расскажут соавторы - Виталий Бабенко и Даниэль Клугер, он с нами по Скайпу, поскольку живет в Израиле. Вопросы читателей сегодня задают ученица 11-го класса лицея "Воробьевы горы" Валентина Солодникова и ученики 10-го класса Лицея Вернадского Мария Козырева и Глеб Рожков.
Виталий Бабенко преподает в Институте журналистики и литературного творчества много лет, ведет мастер-класс "Фантастика и детектив", и я попрошу его сделать небольшое вступление. Что такое детектив? И как он складывался как жанр?
Виталий Бабенко: Я детектив не называю жанром, для меня детектив - огромная область литературы. Очень широкая! Которая вмещает в себя очень много жанров. Эта область имеет свои традиции, и своих нарушителей традиций. История этого искусства детектива очень давняя. Элементы того, что мы называем детективом, можно найти в античной литературе, в средневековой литературе. Есть замечательные арабские сказки, построенные на расследовании преступлений, и там все, как положено по канонам детектива: преступление, расследование, нахождение преступника и наказание. Есть средневековая не сказочная литература. И, наконец, 19-й век, когда все-таки родился тот детектив, который мы называем по традиции детективом, и дальше уже история детектива понеслась вскачь, потому что весь 19-й век - это бурное развитие детектива, а весь 20-й и 21-й век уже - это мощное наполнение этого пространства детективного разнообразными произведениями, которые отличаются друг от друга и в смысле жанра, и в смысле подхода, и в смысле метода, и в смысле героев. И так далее. То есть на эту тему можно говорить бесконечно. Но для меня детектив - это не жанр, а область литературы, в которой очень интересно работать, и в которой есть свои чудеса. Вот чудом я считаю роман "Дознаватель", например, Маргариты Хемлин.
Тамара Ляленкова: Тем не менее, часто есть разделение - есть детективщики, а есть писатели, которые пишут детективы. Ваша история ближе к высокой литературе была до этого.
Маргарита Хемлин: Моя история такая - продольно-поперечная. Есть великие комики, актеры, и никому же не приходит в голову сказать, что от если амплуа - комик, то это не имеет отношения к искусству, это не актер. Или актер трагический - это тоже что-то другое. Это все - актеры! Есть плохие актеры, есть хорошие актеры, а есть вообще не актеры. Точно так же и в литературе. Я с Виталием абсолютно согласна, все эти рассуждения: хоть это и детектив, но это глубокий роман... (смеется) Есть книги и книги, вот и все! Есть сюжет, есть история, и вот это такая история.
Тамара Ляленкова: А ваше обращение к такой истории - это было желание попробовать себя в этом? Или это просто так сложилось - это роман, как роман, просто он внутри имеет некие признаки, скажем так?
Маргарита Хемлин: Я совершенно уверена, что когда человек садится писать, если он заранее уже не сочиняет какой-то проект, так сказать, хотя ничего плохо в продуманных и осуществляемых проектах нет, это прекрасно, и немногие это умеют, но чаще всего писатель садится писать и просто пишет или не пишет.
Тамара Ляленкова: Даниэль, есть ли вещи, которые отличают детектив?
Даниэль Клугер: Для большинства детектив все-таки не литература, видимо, поскольку каждый рассказ о детективе начинается с того, что мы пытаемся доказать, что детектив - это литература, и писатель-детективщик не хуже просто писателя. А на самом деле, существует то, что я называю жанровым расистом. Поэзия - это хорошо, детектив - это плохо. Но если мы вспомним количество поэтических сборников, которые выходили в советские времена, всяких молодежных, комсомольских поэтов и прочее, а на другую чашу весов положим, например, роман Умберто Эко или Конан Дойла, или Рэя Бредбери, гениального детективного писателя, то тогда придется сказать, что поэзия - это не литература, а детектив - литература. Можно, конечно, наоборот - на одну чашу весов положить Гомера, а на другую те самые проходные бульварные детективы, которые выходят каждый день во всем мире. С моей точки зрения, детектив - это очень интересная, очень богатая, до конца далеко-далеко не исчерпанная форма современной эпической литературы.
Тамара Ляленкова: Жюри конкурса "Инспектор Нос" оценивали так - это могла быть захватывающая интрига, убедительные герои и литературные достоинства - определили такие три важные вещи, которые должны быть. Или одна из них должна быть в детективе. Это попытка как раз немножко обозначить жанр. И детектив отражает время.
Виталий, расскажите, как пишут вдвоем?
Виталий Бабенко: Это магия, я не могу это объяснить. Мы дружим очень много лет, очень старые друзья. Когда мы приступили к этим романам, их намечалось больше, но написано было всего два, мы попробовали вот такой дистанционный метод сочинения произведений. Как это получается - я до сих пор сам не понимаю. Потому что что-то пишет один, что-то пишет другой, как-то это соединяется, обсуждается, доводится, шлифуется. И все это происходит в постоянном обмене текстами, в перевозке текстов от одного к другому. На самом деле, это очень плоское объяснение, потому что что-то варится в голове у каждого, и все это потом соединяется вместе, и нам обоим кажется, что это вкусно получилось. Писание в соавторстве вообще магическая вещь. Ильф и Петров не могли до конца объяснить, как они пишут, и братья Стругацкие не объясняли (я их очень хорошо знал, это были мои друзья и учителя). Они отшучивались чаще всего, и как они конкретно пишут - это происходило загадочным образом. Но дело не в загадке, на самом деле, а в том, что мы вот принялись писать именно эти детективные романы, где главный герой - молодой Владимир Ульянов, потом Ленин. Притом что у каждого из нас был опыт писания детективов самостоятельно, я писал фантастические детективы, и Даниэль писал фантастические и не фантастические вещи. Кстати, он замечательный поэт, бард, сочиняет баллады, их поет, и у него есть баллады детективного характера, то есть с детективным сюжетом. То есть формы самые разные существуют детектива, и формы творчества разные существуют.
Нам хотелось написать, и изначально было идея - исторического детектива, в котором были бы реалии времени, вкус времени, аромат времени, быт времени. И мы выбрали конец 19-го века, и для того чтобы детектив был узнаваемым, чтобы герой был узнаваемым, требовалось подобрать фигуру. Все ее знают так или иначе, относятся по-разному, но ради бога. Может быть, всю меру риска мы даже не осознавали, когда начинали это все. Нам было весело, интересно. Нам было интересно воссоздавать эпоху, время, и мне и Даниэлю было очень важно работать с языком. Потому что эти романы написаны буквально языком конца 19-го века. Это не стилизация, и мне не нравится слово "стилизация" применительно к этим произведениям. Это воссоздание литературного стиля того времени. Там нет лишних слов, та нет слов, родившихся позднее, нет анахронизмов. Там вся лексика того времени, и даже словечки, мало знакомые нашим нынешним читателям, они естественны для того времени, это были общеупотребительные русские слова, это русский язык. Нам было очень интересно в этой области работать, и я считаю, что это важно - работать с языком. И в этом смысле - пусть меня обвинят в нескромности - это литература. Это литературное произведение, написанное литературным языком.
Тамара Ляленкова: И это удивительная вещь!
- А какие вы использовали источники? Или вы основывались только на своих знаниях?
Виталий Бабенко: Специально всего Ленина я не читал для этой цели, и биографии Ленина я тоже не читал, хотя имею представление о его биографии. И Даниэль тоже не увлекался этим. Мы знали многое, конечно же, что происходило, но для нас были важны какие-то опорные места: он был в Казани, он был в Кокушкино, куда был отправлен после отчисления из Казанского университета, его семейное окружение - это важно, конечно. А все остальное - это уже сюжет, который рождается на основании этих немногих данных. Но главное, что мы читали, и то, что для меня всегда чтение, постоянное, это русская литература 19-го века. Вот ее я перечитал, работая над романами, гораздо больше, чем трудов, посвященных Ленину, марксизму, чему-то еще. Важно было погрузиться в литературную эпоху, и это было сделано. Ленин - потому что герой узнаваемый. Нам казалось, что это будет прикольно. Ленин молодой, он еще плохого ничего не сделал...
Тамара Ляленкова: Но он у вас такой талантливый, умный, влиятельный, даже харизматичный...
Виталий Бабенко: А кто говорит, что он не был талантливый? Он был талантлив, наблюдателен, это безусловно, и у него уже были определенные знания, которые он почерпнул в гимназии и на юридическом факультете.
- Вы настолько все подробно описали, что казалось, то все так и было в реальности!
Виталий Бабенко: А там все реальное! Меня очень порадовало, когда книга была опубликована, сообщение одного человека из Казани, который работает там экскурсоводом, гидом, водит туристам по разным местам, по Казани и по окрестностям, и он сказал, что настолько точно все воссоздано, что он книгу эту держит как руководство для экскурсий. Не по ленинским местам, а просто потому, что вот Казань и окрестности описаны абсолютно точно. В этом смысле там нет никакой неправды, там все реально.
Тамара Ляленкова: Прием рассказчика от первого лица, традиционной для литературы 19-го века, как раз дает эффект присутствия и достоверности.
Виталий Бабенко: На самом деле, тут нет выдумки, потому что зафиксировано исторически, что был такой управляющий имением - Лигин, почему бы ему ни вести записки? Почему бы ему ни сопровождать своего молодого подопечного каким-то образом в его делах? Так что тут тоже нет выдумки особой. Выдумка - в сюжете, в наполнении его деталями, тут работа была безусловно. А в том, что какие-то факты использованы, все факты там реальные.
Даниэль Клугер: Хочу дополнить Виталика. Я-то как раз занимался историей революционных партий, это было моим увлечением, так что революционное движение конца 19-го века мне было знакомо. И благодаря моему другу, ныне покойному, Александру Зарубина, историку, я читал немало документов, противоречащих общему представлению о том, что за люди этим занимались. Меня с давних времен раздражало утверждение, что Ленин был плохим юристом, что он в молодости занимался судебной практикой и чуть ли не все проиграл, ничего у него не получалось. На самом деле, он провел 19 процессов в качестве адвоката, из которых 18 выиграл, а в одном добился снижения наказания. Кроме того, мне всегда казалось, что он был гораздо сложнее, чем привычно было в советские или постсоветские времена. Это необычная фигура.
И там было множество удивительных совпадений. Например, день, когда Владимира Ульянова, студента, привезли в полицейский участок, в этот же день в то же самое здание, в медицинскую часть полиции, привезли еще одного молодого человека, они оказались за стеночкой друг от друга, а впоследствии они подружились, и этого молодого человека звали Алексей Пешков, он в этот день попытался застрелиться и ранил себя. Еще меня заинтересовало то, что роман Чернышевского "Что делать?" начинается как совершенно нормальный, 100-процентный детектив. Это все повлияло, и это все помогло строить роман. И интересно было воссоздать всю атмосферу, строго придерживаться фактов, за исключением собственной сюжетной линии. А все остальное там - правда! Все факты - это то, как было, даже если это кажется не характерным для этих героев.
Виталий Бабенко: Нас интересовал исторический детектив, конечно же. И нас интересовал исторический детектив, в котором используются в качестве героев реальные фигуры. Это очень популярная область - детективная. И я знаю огромное количество произведений, где в качестве главных героев - сыщиков, дознавателей, добровольных сыщиков, любителей - выступают известные исторические фигуры. Я знаю детективы с участием Марка Твена, Оскара Уайльда, Диккенса, Уилки Коллинза, это все есть, этого много. Это стало уже обычным приемом за последние лет 20-25 в детективной литературе, когда используются реальные исторические фигуры. Мы подумали: а почему бы ни использовать тоже, возьмем Ленина...
Тамара Ляленкова: И вы дали ему шанс прожить хорошую жизнь...
Виталий Бабенко: Да мы, в общем, ничего такого не вкладывали в наш роман. Есть герой, от лица которого рассказывается эта история, рассказывается очень грамотным языком, литературным языком. И нужно было показать, что он человек начитанный, с хорошим образованием, и для него это естественно. Было бы натяжкой, если бы он был от сохи и вдруг так вот изъясняется. Нет, он начитанный, он читает Толстого, Чернышевского, Одоевского, много чего читал, у него есть хороший литературный фон, его собственный, читательский. Кстати, для меня "Что делать?" Чернышевского - неудавшийся детектив: начал с трупа, а дальше... И "Братья Карамазовы" - для меня это детективная история, детективный роман.
Тамара Ляленкова: Но тут роман Чернышевского представлен как знаковое произведение, что-то важное в контексте, в котором развивались события.
- В руки повествователя этот роман попадает от молодого Ленина, а известно, что это была любимая книга Ленина, Ленин ей восхищался.
Тамара Ляленкова: А всегда ли в детективе должен присутствовать любовный сюжет?
Виталий Бабенко: Может быть, может не быть, я к этому отношусь спокойно. Есть знатоки и культиваторы даже детектива, которые считают, что исключено, не должно быть любовной линии. Есть такие правила написания детективов - 20 правила, 70 правил и так далее, и гуру, теоретики говорят, что нет, никакой любовной линии, это отвлекает. Должно быть убийство, расследование, торжество справедливости. Для меня нет этих запретов. Может быть любовная линия, может не быть. Может быть юмор, и даже должен быть юмор, потому что без юмора литература скучная. Любовная линия может быть вполне. И пример, конечно же, "Дознаватель", там очень интересная, и не одна, очень трагические любовные линии там есть.
Тамара Ляленкова: Да, "Дознаватель" - очень насыщенный и по контексту, и по времени роман...
Маргарита Хемлин: Написаны правила, но соблюдать их совершенно не обязательно и абсурдно. Удача любой книги происходит тогда, она выписывается тогда, когда она ломает какие-то стереотипы. И детектив, как и всякая захватывающая история, интересная история, это всегда разрушение каких-то стереотипов. Иначе никакой загадки в жизни нет, абсолютно. Это всегда какой-то выбор. Собственно, это история выбора человека. Об этом и "Дознаватель", но прежде всего это книга о любви, книга о страшном времени, и в этой книге, как и люди, равноправный персонаж, действующее лицо - это язык. И это крайне важно!
Тут очень хорошо, конечно, Платонов, Зощенко. Я думаю, что люди, которые пишут, что бы они ни писали, стихи - меньше, прозу, но эти люди почему-то считают, что нужно изъясняться каким-то особым языком. Как будто они не ездят в троллейбусах, не ходят на рынки, базары, не ездят в прекрасную провинцию с изумительным языком. Да, Платонов, Зощенко - это нормальный человеческий язык, стремящийся раскрасить ужас бытия, каким-то образом оправдать себя в том, что я среди этого бедлама как-то живу, люблю... Назвать смерть - уходом, ненависть - несогласием... Человек маскирует свою жизнь словами, из слов он строит иногда дикую логику, которая призвана поддержать его, в этом ужасе, который называется жизнью, и интереснее всего то, как человек сам строит эту логику, которая становится неколебимой, в которой он уже заключен, как в тюрьме. Либо наоборот, он чувствует себя там привольно, прекрасно.
Так была создана совершенно особая логика советской жизни, и там ничего хаотичного не было, все строго в логических рамках. Просто посыл был настолько чудовищен, и выпущенные звенья настолько важны, а выводы настолько прекрасны и незыблемы, но этот абсурд был строго регламентирован и понятен. Точно такой же была речь. Но в любой прозе интереснее всего, почему человек это делает, как он это делает, зачем, для чего... И решения, которые он принимает, меняют его жизнь, и выбор происходит каждую секунду. И на самом деле, это история о том, что человек делает выбор каждую секунду, в какое бы время он ни жил, среди какого бы ужаса не был заключен, и о собственной ответственности за логику, которой он подчиняется, любит и обожает, и портит себе жизнь тем самым. Но иначе поступить не может, потому что он и есть плоть и кровь этой логики.
Тамара Ляленкова: Это хорошее погружение в послевоенный период, конкретные географические места...
Маргарита Хемлин: Это мои родные места! Это Украина, города Чернигов, Остер. Это родина моих покойных родителей. Вообще, получилось так, что эта тема послевоенных лет оказалась в яме. Современники не могли об этом писать, потому что могли поплатиться за это жизнью своей. И если это и писалось, то писалось в стол, в дневниках, это пропадало. То, что выходило, прекрасное, но все равно смягченное, это невозможно было. И все это так смягченным и ушло.
Тамара Ляленкова: Это очень глубокое погружение во время, и я бы рекомендовала его в школе, для обществознания, может быть, как погружение во время, чтобы понять, как это было.
Виталий Бабенко: А я в то время как раз там и был, в 1953 году, в Черниговской области. Так что я помню это время! Талалаевский район.
Маргарита Хемлин: Да, там сказочные места! Потрясающе!
Даниэль Клугер: Украина и для меня не чужая. Я баллады пишу иногда билингва, и некоторые баллады у меня изначально написаны на украинском. Я хорошо знаю более западную Украину. А насчет книги, для меня это было одно из открытий современной литературы, и это тот детектив, который мне хотелось бы видеть. Это очень хорошая литература! А благодаря детективным образам это позволяет более обобщенно оценивать время. Детектив всегда хорош тем, что он дает большую степень обобщения, чем дает то, что называется реалистическая литература. Если вспомнить Умберто Эко, он писал, что для того, чтобы показать все так, как хотелось, он избрал самую метафизическую форму литературы, то есть детективный роман. Это действительно метафизическая форма, и в данном случае роман Маргариты как нельзя лучше иллюстрирует это.
Маргарита Хемлин: Вот как раз о языке. Язык вашего романа, язык 19-го - начала 20-го века, а ведь пройдет всего лишь каких-нибудь... до 2030, 2050 года времени-то всего ничего, даже одно поколение не уйдет, то есть это те же самые люди, которые изъяснялись тем языком, которые были воспитаны той литературой... Человек шагает в бездну другого языка, потому что язык обязательно меняется, меняется образ мышления, он становится самоубийственный. Это очень интересно наблюдать!
Виталий Бабенко: Вы подводите меня к опасной грани, потому что я могу сейчас завести на тему бездны современного языка.
Маргарита Хемлин: Конечно, это отражение состояния психики общества даже - язык.
Тамара Ляленкова: И в значительной степени это уходит в детектив, в том числе, потому что это должно быть понятно тем, кто читает. Все-таки это рассчитано на сегодняшнего читателя, это не на вечность.
Маргарита Хемлин: Естественно.
Виталий Бабенко: Знаете, детектив еще интересен тем, что это, помимо того, что это образ определенного поведения - есть преступление, надо раскрыть, нужно логика, расследование и так далее, хорошая детективная литература - это образ времени и образ страны, и образ эпохи. И я помню мои разговоры, я много лет занимался книгоизданием, четверть века, и я помню, что в 90-е годы я разговаривал с коллегами-издателями из Европы, немецкими издателями, английскими издателями, французскими, и мне хотелось понять, почему так мало книг из России переводится, покупают права и издают за рубежом. Тогда их было очень мало, единицы. Причем единицы, которые были уже всемирно известны, в основном эмигранты. Я говорил, что у нас есть интересные детективы, литература, которая показывает... "Нет, - говорят, - не показывает. У вас такое наследие сильное этой самой советской эпохи, что идеологический какой-то налет всегда есть. Мы узнавали Америку по романам Чендлера, например, и мы любили его издавать. Вот там все: люди, страна, образ мыслей, эпоха, время... Вот у вас такого нет. Поэтому и интереса к вашей литературе нет". Потом этот интерес появился.
Потом, когда появился Фандорин, сериал Акунина, вот его стали переводить и издавать. Но это уже конец 90-х - начало 2000-х годов. А вот в первой половине 90-х было мнение, что по детективу узнают образ страны, и когда это образ фальшив в детективе, то он не воспринимается, не будет востребован в мировой литературе.
Тамара Ляленкова: Значит, вот этот вот российский тренд постсоветского детектива как раз отражает именно это. Потому что очень много как раз детективов, которые впитали ту историческую правду, о которой они рассказывали. Вообще, в российской литературе много таких историзмом, и в детективе это продолжатся или это естественный процесс развития не жанра?
Виталий Бабенко: Когда это соединяется с хорошей литературой, вот тогда это все происходит.
Тамара Ляленкова: Мне кажется, что Маргаритин роман не обязательно называть детективом, правда.
Маргарита Хемлин: А его вообще не обязательно читать и называть! (смеются) Важно, что он есть, что я его написала и избавилась от этого ужаса у себя в мозгу. Хотя нет, конечно, не избавилась. Очень важное вы высказали, что говорил книгоиздатель. Помните советские детективы? Их было очень мало, иногда они бывали очень интересными. Но база для написания этих детективов, то есть поле, на котором могло происходить действие, - цеховики, которые так трикотажные кофточки делали, враги народа - это раньше, мошенники, которые ставили кассы в ЦУМе или ГУМе и продавали, фальшивые чеки выбивали... То есть о наследстве речи не могло быть, потому что никакого наследства советскому человеку оставлять было нечего. Психологический детектив - а какая психология могла быть у советского человека, когда все расписано?
Виталий Бабенко: Ну, были там и ценности, и произведения искусства в качестве объектов преступлений, но тут важнее вот что. В советском детективе, а там были очень интересные и замечательные образцы, категорически не могло быть сыщика-любителя. Категорически нет! Шерлок Холмс в советской литературе был не то что запрещен - невозможен. Милиция, следственные органы - вот герои советского детектива. Советский детектив весь милицейский практически.
Даниэль Клугер: Хочу поправить, в советском детективе был классический детектив, были сыщики-любители. И прелесть этих книг, их очень немного, заключается в том, что автору пришлось изрядно напрячь фантазию, чтобы придумать не противоречивую ситуацию, в которой это было возможно. Вот, пожалуйста, Короткевича "Дикая охота короля Стаха", которая написана по классической схеме. Замечательный Павел Шестаков "Отпуск в Дагезане", которая написана по этой же схеме. Один из романов Вайнеров "Завещание Колумба", где их постоянный герой, будучи профессиональным сыщиком, оказывается в среде, где он не может официально действовать, поэтому он действует как сыщик-любитель. И эти романы очень интересные, не только ситуационно, но и тем, как в результате вдруг начинает раскрываться советская действительность в этой очень необычной схеме, композиции. А в принципе, да, конечно, основная информация советской приключенческой литературы, детективной... Она, кстати, появилась только в 1956 году, первый роман, советский детективный, это был "Дело Пестрых" Аркадия Адамова. В основном это, конечно же, милицейские детективы, и никаких других. Было, по-моему, 12 книг - советский классический детективов, то есть детективов, которые были написаны на советском материале, в советских реалиях, и при этом по структуре это был классический детектив с любителем в центре.
Тамара Ляленкова: А что скомпрометировало детектив, как, извините, не жанр?
Виталий Бабенко: Огромное количество халтуры! Потому что такая кажущаяся легкость написания: убил, расследовал, вывел на чистую воду... Халтурщиков было очень много. И в 19-м веке было очень много халтурщиков, в русской литературе было много халтурщиков детективов. Есть детективы, о которых мы вообще ничего не знаем сейчас, это детективы в русской литературе 1870-80-х годов. Мы знаем Чернышевского, Тургенева, классиков, но народ-то читал не только их, а может, даже и вовсе не их. Как и сейчас. Было поле массовой литературы, и были детективы, и они забыты сейчас. Были чудные совершенно авторы, которые впервые явили судебного следователя читателю, показали, что такое судебное следствие, потом были полицейские следователи, и были и частные сыщики тоже. И этот пласт просто ушел. Но халтурщиков было всегда очень много. А в фантастике что происходит? То же самое. Сколько халтурщиков и графоманов в области фантастики!
Тамара Ляленкова: Ну, значит, они каким-то образом востребованы. Потому что во всей литературе достаточное количество графоманов или умельцев таких, которые это вот делают, во всей литературе. Однако жанр как-то пострадал.
Маргарита Хемлин: А сколько мусора, называемого женским любовными романами! Есть замечательные, прекрасные, но есть... О плохих детективах все-таки говорят, а о плохих женских романах, условно, дамских не говорят. Да, это бывает тоже халтура, и очень часто так же, как в любом деле, как плохая обувь, плохая одежда. Но дело в том, что даже в самом плохом детективе все равно должна быть интрига. Вот и все! И если эта интрига будет уж совсем топорной, то это не будет занимательной историей. Если в 18-19-м веке стоило написать на обложке книги "Похождения графа..." - так это просто все! То сейчас этих "похождений" - этого мало. Это нужны такие похождения, чтобы вот... уже даже не знаю что. И получается, что мы все равно возвращаемся к человеку. Если в центре стоит человек и его история, вот и все, а не его похождения.
Даниэль Клугер: В свое время один из классиков, по-моему, Честертон, написал, что детектив - это чуть ли не единственный жанр литературный, который оценивается не по вершинам, а по макулатуре, в отличие от всех остальных. Это единственная причина - что о детективе судят не по достижениям, а по макулатуре. Поэзию оценивают по Пушкину, а не по тем комсомольским поэтам, которых было гораздо больше в советские времена. А детективы почему-то оцениваются вот по этим книжечкам, которые продаются на каждом шагу, а не по Эко, Брэдбери, Конан Дойлу. Я думаю, это связано именно с обилием макулатуры и с тем, о чем сказал Виталий, кажущейся легкостью написания. Кровавая какая-то история об убийстве, там и расследования толком может не быть, и кажется, что вот он - детектив. Но как только детективный роман оказывается качественным, тут же находятся литературные критики, которые говорят: ну, конечно, это на самом деле не детектив, сюжет используется только для... Вот такое мнение.
Тамара Ляленкова: А есть какие-то важные вещи, которые определяют роман как детектив?
Даниэль Клугер: Их можно придумывать сколько угодно, таких определений, но, в принципе, это произведение, сюжетная канва которого рассказывает о раскрытии преступления, о разгадке. А вот все остальное зависит уже от того, какую автор перед собой задачу ставил и что этот автор из себя представляет, чего он стоит. Поэтому есть гениальные романы, которые можно определить как детективы. Ну, например, "Смерть - одинокое дело" Брэдбери - великий детективный роман! Все остальное - условности. Можно сказать еще, что есть некоторые черты, которыми детективный роман обладает в большей степени, чем другое какое-то произведение. Мне так кажется, что в детективном произведении существуют ритмы, как в поэзии, и эти ритмы - то, что называется уликами. Они как бы зарифмовывают произведение и выводят на финал. И самое главное, в этом романе всегда подразумевается разоблачение преступления, то есть разоблачение зла. Даже если это зло в рамках романа не наказывается, но для читателя оно становится понятным, для читателя это разоблачение.
Виталий Бабенко: Вот то, что сказал Даниэль, это наше общее мнение, оно рождено у каждого в своей голове. Разоблачение зла - вот главное! Все остальное - детали.
Тамара Ляленкова: Мне кажется, это правильный итог нашего сегодняшнего разговора.
