Несколько лет назад я был на водах в Мариенбаде. Звучит как начало романа Тургенева, или как первая фраза фильма Алена Рене. Между тем, это действительно «воды», я действительно приехал туда отдохнуть и город действительно когда-то назывался Мариенбад. Сейчас он носит имя «Мариенске Лазни» и находится в Чешской республике. Во времена Австрийской (а потом Австро-Венгерской) империи на этот модный курорт съезжались богачи, аристократы и литераторы со всей Европы – здесь лазил по горам немолодой Гете, сочиняя стихи, здесь Гончаров написал первую главу «Обломова», бывали в Мариенбаде даже Марк Твен и Максим Горький. Торговцы, промышленники, помещики, монархи прогуливались по знаменитому променаду, пили минералку и не только, играли в рулетку, слушали отдохновенные вальсы, а Франц Кафка встречался здесь со своей невестой Фелицией и даже принимал солнечные ванны голышом – он был энтузиастом нудизма. В общем, Мариенбад знавал лучшие времена; став чехословацкими Мариенскими Лазнями (а потом и социалистическими чехословацкими), город потерял очень много, зато восторжествовала социальная справедливость – место баронов, королей и сахарных фабрикантов заняли рабочие, крестьяне и представители трудовой интеллигенции. Потом и социализм рухнул, город потихоньку стал возвращать себе прежний блеск, но уже чисто декоративный; восстановленный с иголочки центр Мариенбада – сплошь похожие на роскошные торты санатории конца позапрошлого века и утомительно милые дома в стиле модерн – наполнен, в основном, лечащими внутренние органы пенсионерами из бывшего ГДР и советскими эмигрантами из Израиля. Атмосфера умиротворения, конца истории и чистых помыслов, направленных исключительно на то, чтобы пристойно дотянуть до конца – вот, что заменило ярмарку тщеславия эпохи fin de siecle. Ну и, конечно, прекрасные декорации Натуры – вершины, поросшие густыми лесами, ущелья, озера и речки, не говоря уже о сладком горном воздухе. В Мариенских Лазнях можно смело браться за новую «Волшебную гору».
Уже много лет я останавливаюсь в одном и том же пансионе, в вилле, построенной в начале прошлого века местным немецким семейством (Мариенбад – часть Судетской области, не забывайте!). Хозяин – веселый, беззаботный выпивоха и бабник, самозванный сомелье, который тут же тащит гостя в свой винный погреб, откуда невозможно выбраться без пары бутылок «Рислинга» или «Rulandske Sede». Его жена, напротив, женщина тихая, дисциплинированная, кажется, даже запуганная; она напоминает героиню какого-нибудь фильма Бергмана, тем более, что у нее отчего-то шведская фамилия. На хозяйке держится весь пансион; она убирает, готовит завтрак и отвечает за внешние сношения. Да, мы знакомы уже давно, я раз десять жил в этой вилле, но толком разговорились мы лишь в последний мой визит. Чуть было не забыл: на входе в пансион, по бокам небольшой лестницы, располагается два ряда всяческих картинок и статуэток. Раньше и справа и слева была Дева Мария; сейчас она осталась только на одном фланге, другой занял Будда.
Я спросил о смене божественного караула, когда расплачивался за постой. Хозяйка вздохнула, посмотрела на меня внимательно и серьезно, после чего поведала, что недавно вернулась из буддийского монастыря в Бирме, где провела три месяца. Я выразил удивление и даже недоумение, мол, зачем Вам Будда и Бирма? А вот зачем. По версии хозяйки пансиона, в Чехии устали от неверия, Вы знаете, что это самая атеистическая страна в Европе? Да, знаю. Так вот, чехи устали от этого неверия. В католическую церковь или даже любую из местных протестантских они уже назад не пойдут, но вот в православную – пожалуйста, там и обряд красивый. Некоторые переходят в ислам, а еще больше ищут утешения и совета в буддизме. Понравилось ли ей в монастыре? Да. Конечно. Это были лучшие месяцы за многие-многие годы ее жизни. Хорошо, – решил я задать намеренно глупый вопрос, – а почему же осталась Дева Мария? Ну... одно другому не мешает. Так ведь? К тому же, буддизм не отвергает другие религии. Да-да, конечно, – решил я поддержать разговор, – буддизм вообще сложно назвать религией. Именно! Это такой строй мысли и чувства, что ли, он позволяет отодвинуться от мелочной, плоской, банальной ежедневной жизни, где все упирается в деньги. Как обычно, я выкинул счет, не заглянув в него – хозяйка идеально честна и с математикой у нее все в порядке. Мы пожелали друг другу удачи, и я уехал назад в Прагу.
Религиозное возрождение в мире, которым сегодня пугают многих – и которым объясняют многое из происходящего, – процесс сложный, и говорить о нем, как об одном феномене, тяжело. Собственно, перед нами сразу несколько процессов, причем необязательно параллельных. Деградация и потеря привлекательности западной светской модели в некоторых постколониальных странах – это одно. Рост религиозного радикализма в собственно религиозных обществах – другое. Обращение к «чужим религиям» в западных странах, традиционно светских – третье. Спекуляции на «религиозном возрождении» (которого, чаще всего, в данном обществе не наблюдается), характерные для авторитарных режимов типа путинского, – четвертое. А есть еще и религиозная ситуация в США, которая совершенно не похожа на европейскую... Есть, наконец, очень мощное и шумное движение атеистов, не менее радикальное, чем какой-нибудь ХАМАС... В силу краткости радиоформата Пятигорский не мог говорить обо всем этом в нижеследующей беседе, да и тогда, летом 1991 года, многие вещи не были столь очевидными, как сейчас. Не забудем: это время еще до «Аль-Каиды», до религиозных войн в Ираке и Сирии, до 9/11, наконец. И вообще, что сказал бы Пятигорский, увидев осененного крестным знамением депутата Милонова? Какие бы эпитеты использовал? Узнав, к тому же, о законодательном запрете на подобные эпитеты?
Но многое происходило уже тогда. Крах светского режима в Афганистане под натиском долгобородых моджахедов (а вскоре и падение просто моджахедов в борьбе с еще более долгобородыми талибами). История вокруг «Сатанинских сутр» Салмана Рушди. В конце концов, иранская революция свершилась за 12 лет до записи этой передачи. Что касается России и Запада, то советская «перестройка» включала в себя не только многотысячные митинги демократов и возможность прочесть, наконец, «Лолиту», но и высвобождение церквей из-под советского ига. Результат (помимо очевидного положительного) получался разный – именно тогда нашим глазам явился священный союз новейших черносотенцев с наиболее реакционным крылом РПЦ. Ну а в США у власти в те годы находилось умеренно-правое крыло умеренно правой партии с умеренно консервативной риторикой; пройдет десять лет, и уже другой президент от этой партии начнет использовать в официальной риторике словосочетание «крестовый поход».
В общем, тенденция была понятна уже двадцать с лишним лет назад, но, увы, даже сегодня мало кто понимает, что на самом деле происходит. Религиозный ренессанс? Крах атеизма? Мода? Политические маневры? Ответ на идеологический вакуум после ухода коммунизма? На каком-то уровне все эти объяснения верны, причем верны одновременно, ибо апеллируют к разным уровням общественной и политической жизни. Что касается «религиозного ренессанса», то здесь следует уточнить терминологию и саму постановку вопроса. «Ренессанс» - это когда что-то возрождают, даже если это «что-то» уже есть в нашем распоряжении, и мы его не «возрождаем», а просто обращаем на него внимание, поставив в центр нашего интереса – как это было в Италии XV—XVII веков. Гуманисты думали, что они возрождают античность, на самом же деле они продолжали (сильно обогатив, конечно) герменевтическую линию, существовавшую, в том или ином виде, в Средние века. Но даже это можно назвать «возрождением», ибо смещался фокус мировоззрения: в центре его теперь, как и в Древней Греции, стоял человек. Что касается событий последних десятилетий, то мы не можем простодушно заявить о «возрождении религии» (или «религий»). Во-первых, любая религия есть исторический институт, так что, к примеру, ислам XVII века и XXI – вещи разные, между ними пропасть. То, что считается сегодня «традиционными религиозными взглядами и мировоззрением», в основном возникло в эпоху индустриального общества; с социальной и исторической точки зрения – это вещи Нового мира, а не Древнего или Средних веков. При этом, большинство нашего мира по-прежнему существует в индустриальной стадии – так что это не «возрождение забытого старого», это часть долгого процесса в определенных исторических рамках. Секуляризм, особенно как стиль жизни, был во многом навязан этим обществам в годы «холодной войны», когда обе великие враждующие стороны соревновались в борьбе против предрассудков, в борьбе за (по-разному понимаемый ими) ratio. Когда двуполярный мир исчез, стала распадаться и внешняя секулярность.
Это на уровне истории, политики и социологии. Что касается философии, то Пятигорский прав – перед нами та же задачка от Ивана Карамазова. И поныне Великий Инквизитор не имеет ни конфессии, ни национальности – эта история о свободе, а не о том, что лучше: верить в Бога и аятолл, или верить в ИКЕА и Докинза. Но об этом Пятигорский расскажет гораздо лучше автора этих строк. Добавлю только, что хозяйка пансиона в Мариенских Лазнях – человек истинно свободный. Она все решила сама.
Беседа Александра Моисеевича Пятигорского «Эндрю Уилсон» (цикл «Нерусская идея») вышла в эфир Радио Свобода в июле 1991 года.
Проект «Свободный философ Пятигорский» готовится совместно с Фондом Александра Пятигорского. Благодарим руководство Фонда и лично Людмилу Пятигорскую за сотрудничество. Напоминаю, этот проект был бы невозможен без архивиста «Свободы» Ольги Широковой; она соавтор всего начинания. Бессменный редактор рубрики (и автор некоторых текстов) – Ольга Серебряная. Постоянная заглавная фотография рубрики сделана Петром Серебряным в лондонской квартире А.М.Пятигорского в 2006 году.
Все выпуски доступны здесь
