«Русский крест» — это график, на котором кривая рождаемости пересекается с кривой смертности, после чего линия жизни уходит вниз, а линия смерти — вверх. Небольшая книга на добрую треть состоит из графиков и таблиц, демонстрирующих, как продолжительность жизни соотносится с иными показателями, характеризующими эту самую жизнь: экономическими, медицинскими, образовательными и прочими.
Кто-то вспомнит поговорку про ложь, наглую ложь и статистику. Действительно, злоупотребление математикой в общественных науках пагубно. Точные подсчёты непонятно чего. Даже такой, вроде бы, общепризнанный показатель, как валовой внутренний продукт — ВВП — если вы начнёте всерьёз разбираться, как он высчитывается и что конкретно означает, боюсь, учебники экономики станут для вас уже не так авторитетны. Но статистика статистике рознь. Медицинская — из самых достоверных. И если разными способами, через разные институты и ведомства выводятся очень похожие данные — значит, им можно верить. Да прогуляйтесь по кладбищу: какие даты стоят на свежих могилах? Или встреча с друзьями: кто ещё умер за полгода? К сожалению, бытовой опыт вписывается в демографическую науку. Цитирую книгу: «В 1991-92 годах смертность сравнялась с рождаемостью, а вскоре и значительно превысила её», достигнув «аномального для развитых стран уровня 15,7 смертей на 1000 человек». И если ситуация с рождаемостью сложная, но не уникальная, на фоне Западной Европы, а с 1999 года роддома даже показывают рост показателей, то смертность соответствует уровню неблагополучных по СПИДу стран Тропической Африки, просвета не видно, средняя продолжительность жизни мужчин 59 лет. Действительно, крест на всех проектах экономического и социального развития.
Естествоиспытатели порою взирают свысока на обществоведов, мол, что у вас за наука, если вы занимаетесь явлениями не повторяющимися и не воспроизводимыми, а то и вообще, незавершёнными. Действительно, в истории, тем более в социологии, нельзя обеспечить строгой объективности физического эксперимента. Но ведь и для врача пациент — явление индивидуальное и по определению незавершенное. Тем не менее, мы отличаем научную медицину от шарлатанства. Разница в подходе.
Чтобы поставить правильный диагноз социальной болезни, историки Дарья Андреевна Халтурина и Андрей Витальевич Коротаев последовательно и непредвзято, как и положено в науке, рассматривают все гипотезы, выдвинутые специалистами для объяснения феномена «русского креста». Привлекают данные по другим странам. Данные очень интересные, например, о «венгерском кресте», возникшем на фоне политической стабильности и экономического процветания 1970-х годов. Иногда неожиданные, парадоксальные: о смертности в странах СНГ и в разных регионах самой России. Лучшие показатели обнаруживаются вовсе не там, куда выстраивается очередь желающих переехать на ПМЖ. Конечно, к отдельным цифрам можно придраться, например, к статистике государств, которые не контролировали собственную территорию, но вся совокупность источников даёт, может быть, не окончательное, но очень солидное обоснование выводам, к которым приходят исследователи. Основная причина «сверхсмертности» — алкоголь, причём не всякий, а крепкий, плюс наркотики, опять же не всякие, а опиаты и наркотические стимуляторы — амфетамины. Вроде бы, просто. Слишком просто. Понятно же, что у алкоголизма и наркомании серьезные причины, и не биологические, а социальные. Но авторы книги выделяют ключевое звено в цепи, за которое можно потянуть — и вернуть общество в нормальное состояние.
Теперь о предлагаемых рецептах. Цитирую: «государственная монополия на оптовую торговлю обязательно должна быть дополнена государственной монополией на розничную продажу крепких алкогольных напитков» со значительным ростом цен и трудностей приобретения. В общем, назад в социализм. В отличие от горбачевской кампании, упор делается на замещение крепкого алкоголя менее крепким, а именно — вином и пивом. Здесь, опять же, возникают сомнения: ведь при Брежневе алкоголизм подпитывался как раз менее крепкими, чем водка, сладкими жидкостями, они оказались эффективным средством спаивания женщин и подростков. Но, может быть, натуральное сухое вино сблизит нас с современными испанцами, а не со сторожем Сергеевым из песни Гребенщикова. Рекомендуемый иностранный опыт достаточно разнообразен, источник его — это и страны Юго-Восточной Азии — «имеет смысл обсуждать такие варианты <…>, как введение высшей меры наказания за распространение тяжёлых наркотиков» — и Соединенные Штаты, и Северная Европа, успешно преодолевшая массовый алкоголизм. К сожалению, эти ссылки не всегда конкретные. И важные вещи недоговариваются. Ведь скандинавский опыт — это не только госмонополия и талоны на водку, но и такие меры, о которых стараются не вспоминать (см. К.О. Россиянов «Цена прогресса и ценности науки: новая книга по истории евгеники»). А без серьезного научного анализа «евгенической политики»во вполне демократических (подчёркиваю) странах, у нас нет гарантий, что нефтяные деньги, предназначенные для поощрения родителей к рождению и воспитанию нормальных детей, не будут потрачены на воспроизводство так называемых «семей» хронических алкоголиков и наркоманов.
При всех возможных разногласиях, книга «Русский крест» ориентирует общество на то, чтобы в главном, в том, что ясно и не вызывает сомнений, нормальные мыслящие люди определились. Ситуация не оставляет времени на крючкотворство и надежды на то, что с источником «сверхсмертности» можно договориться о мирном сосуществовании, как с драконом, которому отдавали ежегодно какое-то количество детишек. Либо у России есть будущее — либо ее добренькая интеллигенция будет и дальше защищать от злой прокуратуры издателей, поставивших на поток рекламу наркотиков. Или — или. Надо, наконец, что-то решать.
