Подчеркнутое нежелание европейцев различать в ливанском конфликте правых и виноватых, возня с формированием миротворческого контингента и стремление перетолковать резолюцию СБ ООН так, чтобы выхолостить из нее обязательство по разоружению террористов – все это следует понимать так, что рассчитывать на симпатии Европы Израилю больше не приходится. Любовный роман окончен. Теперь дело помощи утопающим – дело рук самих утопающих.
И по этому вопросу, как и по большинству других, широко раскрылись эмоциональные ножницы между США и ЕС. В то время как Америка, при всех оговорках относительно способа ведения войны, все еще видит в Израиле форпост демократии в регионе и передовую линию антитеррористического фронта, для европейцев Израиль – исключительно фактор риска. Не испытывая особой любви к исламскому экстремизму, но учитывая реальный вес мусульманских землячеств в собственных странах, государственные деятели Европы серьезно опасаются того, что своим неуместным взбрыкиванием Израиль может втянуть их в «конфликт цивилизаций», которого, как им мнится, еще можно избежать. Поэтому все, что Израиль делает или, наоборот, не делает, любые проявления его силы или слабости только раздражают их. По большому счету, Израиль раздражает их уже самим фактом своего существования.
Холодок в отношениях, разумеется, пробежал не сегодня и не в результате какого-то отдельного события. В первые послевоенные десятилетия симпатии европейцев к Израилю были связаны с интересом к уникальному социальному эксперименту по восстановлению государственности, а еще больше – с воспоминаниями о катастрофе европейского еврейства. Одни испытывали чувство вины как попутчики преступников или их потомки, другие – как безучастные свидетели, не пошевелившие пальцем, чтобы помочь невинным жертвам. Однако чувства вины и сострадания имеют свойство со временем оскудевать и даже перерождаться в свою полную противоположность.
Способность израильтян защитить себя в каждой новой войне, их тесные связи с нелюбимой Америкой, переход из лагеря «прогресса» в стан «реакции» постепенно притупили в глазах салонных революционеров Европы чувство исторической ответственности за давние кривды. Глобальная угроза терроризма только ускорила этот духовный сдвиг.
Именно состоявшейся атмосферической переменой, а отнюдь не маркетинговыми соображениями, и объясняется выбор момента для признания, которым шокировал мир писатель Гюнтер Грасс, совесть немецкого народа. Он мог бы это сделать и раньше, но раньше было мучительно стыдно. Теперь тоже стыдно, но уже не так мучительно. С таким прошлым уже можно жить, и образ юноши-правдоискателя, раненного в боях под Мариенбадом, от этого становится только более выпуклым и рельефным. Когда в 1985 году президент Рейган посетил военное кладбище в Биттбурге, где рядом с павшими американцами захоронены и юные эсэсовцы, сверстники и соратники Грасса, писатель не мог сдержать своего возмущения типично американской нечувствительностью: «Ранняя смерть не оправдывает их, и не уравнивает память о них в правах с памятью об их жертвах». Он прав, этот «жестяной барабан» немецкой совести – ранняя смерть не оправдывает! Но если жить достаточно долго, можно дожить до лучших времен.
Разумеется, как и почти во всем остальном, в своем отношении к недавней войне в Ливане европейцы – не заединщики. Основатель Французского института международных связей и известный комментатор Доминик Муаси вообще утверждает, что тайный девиз Европы – «жить врозь, умирать вместе». Но в целом неготовность европейцев применить силу, чтобы затоптать пламя, в котором может сгореть не только Израиль – плохое знамение для общей внешней и оборонной политики ЕС. Ближневосточный конфликт, кроме собственной беспредельной трагики, оказывается еще и показателем прогрессирующего паралича Европы.
