Анна Качкаева: В субботу на канале «Домашний» не вышла программа «В круге света». Светлана Сорокина и Алексей Венедиктов успели провести четыре выпуска, к которым многие зрители так и не успели привыкнуть. Телевизионные проекты – создания эфирные и часто недолговечные. Но здесь случай особый: даже по телевизионным меркам жизнь передачи оказалась слишком короткой. Да, с одной стороны, два первых выпуска в «В круге света», действительно, выглядели полуфабрикатом. Но с другой, в гости сразу же заглянули и министр Фурсенко, писательница Толстая, актер Джигарханян. Продюсеры явно не волновались, зная телевизионное правило: у программы, особенно в прямом эфире, должен быть разбег, а ведущие должны размяться. Вот как всего неделю назад, 11 сентября, мы с Александром Роднянским мы говорили о программе «В круге света»:
Фрагмент передачи Смотрим телевизор от 11.09.2006
Анна Качкаева: А канал «Домашний», у которого в этом году появился такой слоган: «Канал про жизнь», вы его расширили, и в прямом вечернем эфире вот уже вторую неделю вернувшаяся Светлана Сорокина с Венедиктовым, наконец, в красивой студии:
Александр Роднянский: Со второй недели.
Анна Качкаева: :с большим количеством камер, вдруг заговорили про Кондопогу. Косвенно, конечно, но вчера уже гости не могли ее не упомянуть. Это к разговору, что вы всегда чурались всяких политических разговоров, прямых эфиров и вообще разговоров. Вы поняли, что больше не говорить нельзя, надо дать эту возможность?
Александр Роднянский: Нет. Я на самом деле считаю, что на «Домашнем» политические разговоры не нужны и не могут быть.
Анна Качкаева: Про суд присяжных – это какой разговор? Про жизнь?
Александр Роднянский: Конечно же, про жизнь и про обстоятельства, которые так или иначе влияют на жизнь каждого конкретного человека. Но при всем при этом в жизни существует и социальное измерение. Это не политическое, это социальное измерение. И в социальном измерении важен и возможен разговор о школе и образовании, как это начиналось в первой программе Светланы Сорокиной и Алексея Венедиктова, и важен разговор, вероятно, о суде присяжных в России. В любом случае принципиально для канала «Домашний», который, в отличие от СТС, как я сказал, реалистическая версия нашего послания о возможности изменения жизни к лучшему, для этого канала важна и социальная, особенно для России, мы не можем ограничиться глянцевой картинкой сегодняшней жизни. И даже очень вкусные и интересные кулинарные шоу не ответят нам на вопрос о том, как в России изменить технологию жизни, ее пространство, пространство жизни каждой семьи изменить к лучшему.
Анна Качкаева: Из этих слов Роднянского очевидно, что в минувший понедельник еще ничего не предвещало закрытия программы. Но через сутки ведущий Венедиктов и Сорокина узнали, что у них плохие цифры, неизвестные гости и неправильные темы. Поэтому в ближайшую субботу программа не выйдет и может быть отправлена на доработку. С Александром Роднянским не было связи два дня. Не снизошел он до звонка Сорокиной и Венедиктову. В четверг через «Интерфакс» Роднянский ответил так, как будто срочно и грубо рубил концы:
Диктор: «Первые выпуски показали, что «В круге света» пока не совсем соответствует тому уровню и амбициям, которые ставит перед собой «Домашний»…Программа не выглядела убедительной и не собирала те цифры, которые нужны каналу. Это другая целевая аудитория... Но в принципе, если программа будет доработана, она снова может появиться в эфире. Если люди готовы заниматься тем, чем мы, и разделяют наши взгляды на телевидение – семейные ценности, ценности частной жизни, то пожалуйста. Если у них другой подход, то тогда это не с нами».
Анна Качкаева: По сведениям газеты «Коммерсант», тема суда присяжных, присутствие в эфире литературоведа Мариэтты Чудаковой, упоминание о делах Ульмана, Буданова, о Кондопоге и утверждение, что «ФСБ нагло вмешалось в формирование суда присяжных» вызвало серьезное недовольство ряда акционеров «СТС-медиа», в частности «Альфа-групп». Как утверждают источники издания, именно их реакция и определила судьбу программы. В эфир она больше не выйдет. Трудно поверить, что опытный и почитаемый за человека талантливого менеджер Роднянский так сильно просчитался и напрасно больше года уговаривал Сорокину вести программу на «Домашнем». Непросто представить, что 11 сентября тема суда присяжных для него еще укладывалась в социальное измерение канала «Домашний». А 14-го Венедиктов с Сорокиной превратились практически во врагов. По сути, так ведь можно интерпретировать его комментарий: «Если не с нами, то тогда против нас». Конечно, Роднянский отвергает эту интерпретацию. Конечно, он не считает закрытие программы «В круге света» своим продюсерским провалом, конечно, он наотрез отказывается признать, что ему приказали закрыть программу. По большому счету, закрыть всего лишь за потенциал.
Ну, вот такой сюжет. Телевизионная судьба причудлива, как известно. Сорокину выключили на «Домашнем», но в минувшее воскресенье включили на Первом – вышел первый фильм «Русские».
Светлана Сорокина в студии, говорить мы будем о причудливости нынешнего телевидения.
И чтобы закрыть эту тему с «Домашним», что все-таки в сухом остатке для вас?
Светлана Сорокина Светлана Сорокина: В сухом остатке для меня, конечно, даже не закрытие этой программы скоропалительное. Хотя, видит Бог, именно в течение года я говорила как раз Роднянскому, что я не очень себя вижу на этом канале, что я не очень понимаю, как можно говорить на какие-то темы о жизни и не заступать за меловую черту, как можно ограничить себя в том и этом. Но кончилось тем, что он предложил что-то невероятное. Он предложил прямой эфир одновременно на телевидении и на радио. Такого нет, давно нет уже. Я отвыкла уже от прямого эфира. А он предложил работать вместе с Алексеем Венедиктовым, моим уважаемым коллегой. Он предложил брать темы практически по своему усмотрению, но желательно, чтобы это имело отношение к этим самым частным ценностям. Он предложил нам приглашать гостей в рамках разумного тех, которых мы сочтем возможным. И я была поражена таким предложением, в результате согласилась попробовать. Хотя сразу скажу, подозревала, что это может долго не продлиться.
Мы с Алексеем уже как раз, по-моему, перед судом присяжных, перед этой программой как-то переглянулись, посмотрев на Мариэтту Омаровну Чудакову, которая сидела рядом. И Лешка мне говорит: «По-моему, нас уже несет куда-то». А одна из редакторов мне сказала, что на пульте, когда слушали, еще на первом эфире, и где мы просто слово какое-то произнесли, вдруг сказали: «Ну вот, политика». То есть все как-то запуганы, застращались этой самой политики, что уже боятся всего.
Но не важно. Я глубоко убеждена, что невозможно говорить о жизни и не заступать на какие-то темы, вообще невозможно себя цензурировать в разговоре, в мысли, в ощущениях от происходящего вокруг тебя. Я это не понимаю, и я думаю, что Александр Ефимович должен был иметь в виду, что ни я, ни Алексей Венедиктов не сможем контролировать и цензурировать себя по ходу разговора.
Анна Качкаева: Да, хорошо, Света, вы ведь знаете некоторых из акционеров «СТС-медиа», и я знаю, что у вас добрые отношения с некоторыми из менеджеров. Может быть, они вам звонили, или вы звонили. Даже если это было, в общем, не это важно, что они вам сказали, или что вы у них спрашивали. По вашему ощущению, откуда страх - то такой? Чего ж такого вы там сказали?
Светлана Сорокина: Мы ничего не сказали, это вот абсолютно солидарна, что, наверное, за потенциал. Я думаю, что сочетание прямого эфира, звонков в студию, голосований, гостей, которых тоже не окоротишь и не предупредишь. Даже если можно с нами о чем-то уговориться на берегу. И вот все это сочетание показалось безумно опасным. Хотя всего лишь на «Домашнем» и на «Эхе Москвы», где так или иначе такие разговоры постоянно происходят. Но понятно, что случись что, и этот прямой эфир с приплюсованным телевидением, пусть даже телеканалом «Домашний», еще совершенно не раскрученным, вот это все показалось опасной смесью.
Знаете, дело даже не в этом. Уже можно говорить об этом или не говорить... У меня главное какое-то разочарование именно человеческое. Я как-то очень расстроилась за Александра Ефимовича. Я к нему очень хорошо относилась. Он мне казался талантливым, немножко из другого теста слепленным, каким-то немножко другим на фоне других медиа-начальников. Не в обиду им будь сказано, у них у всех свои достоинства. Но мне Роднянский был интересен. Мне казалось, что он немножко другой. И вдруг такое человеческое разочарование. Знаете, чем даже? Не тем, что он нас закрыл, бывают обстоятельства. Меня расстроило то, что он: а) не позвонил нам с Алексеем, ни мне, ни ему; б). и мы не смогли до него дозвониться, потому что я пыталась это сделать, мне хотелось объясниться, особенно после того, как появилось его вот это заявление по «Интерфаксу». Даже если ему кто-то звонил или что-то сказали, даже если это было какое-то вынужденное решение, в формулировках он был волен сам. И формулировать так, как он это сделал, ну, это я считаю… Не буду говорить, как я это определяю. Получается, что до уровня телеканала «Домашний», чьи рейтинги в принципе в рамках погрешности телеизмерений, так вот до этого уровня не дотягивает тот же Джигарханян, та же Таня Толстая, тот же министр Фурсенко и несколько других не самых плохих людей, не самых глупых, которые приходили к нам с Алексеем в эти эфиры. Я считаю, что он в каком-то смысле оскорбил всех нас до кучи. И мог бы объясниться до или после. Но так и не нашел ни желания, ни возможности это сделать. Это мое большое разочарование.
Еще я обратила внимание на то, что еще в том эфире, который был процитирован, в прошлый понедельник там, насколько я помню, была цитата из Мераба Мамардашвили.
Анна Качкаева: Была, была, мы даже это вынимали на сайт радио с цитатой, которую вспоминал Александр Роднянский.
Светлана Сорокина: Да, и он сказал, что он слушал его лекции. И цитата выглядела так, что «невозможно вложить большой мир в маленькие головы». И дальше он как-то очень расширительно применил эту цитату, которая, как я и подозревала, вырвана из контекста. Она была там о марксизме, а он ее применил к тому, что необязательно весь этот огромный мир вкладывать в головы той, положим, целевой аудитории, которая является аудиторией канала «Домашний», что есть некие ценности, которые нужно пропагандировать, вот отталкиваясь от этой цитаты. И меня почему-то это зацепило, потому что я не была слушателем Мераба Константиновича, мне не повезло. Я пыталась читать и читала очень не важно законспектированные и изложенные письменные его лекции, это, конечно, не то. Но мне повезло, и я общалась с людьми, которые его прекрасно знали не только по лекциям, но и по жизни. И мне показалась эта цитата в своей универсальной законченности «нельзя вложить большой мир в маленькие головы» немножко бедноватой и циничной что ли для Мераба. Дело в том, что Мераб не был писателем, он лекции читал. И он не был циником, потому что если считаешь, что нельзя вложить большой мир в маленькие головы и продолжаешь читать лекции, то значит, ты – циник. А Мераб Константинович таким не был. И он продолжал упорно свой громадный мир философа вкладывать часто в первобытные головы. А почему? А потому, что он был глубоко убежден, что все начинается, в том числе в движении человеческой мысли, все начинается с удивления. Причем удивляться нужно не тому, что чего-то нет – совести, правды, любви. А удивляться нужно тому, что это все-таки есть – есть любовь, совесть, есть чувство собственного достоинства, есть понятие солидарности, есть понятие ответственности за свое слово. И именно люди, которые, на взгляд Мераба, не потеряли чувство собственного достоинства, и не делают сегодня одно, а завтра другое, и составляют те острова стабильности в том, как он говорил, «компоте, в который мы вдряпались». Это его слова – «компот, в которым мы вдряпались». Это хаос. И в этом хаосе только люди самодостаточные и не прогибающиеся под каждую ситуацию, знающие, что такое чувство собственного достоинства, - вот они и составляют эти острова стабильности.
Я к чему так взволнованно об этом говорю? Потому что Александр Ефимович упомянул Мераба Константиновича. Так вот мое глубокое убеждение, что, конечно же, у такого замечательного, большого философа, как Мераб Константинович, среди его учеников были те, кто его слышали, и те, кто удивлялись и развивали свои маленькие головы, а были те, кому эти лекции прошли зря. Мне кажется, вот в голову Роднянского, к сожалению, мало что из учения Мераба Мамардашвили запало. Извините.
Анна Качкаева: Но вот ведь какая закавыка. Как вы полагаете, сколько еще времени мы будем говорить о том, что все, что не нравится кому-то, это все не нравится зрителям? Вы посмотрите, Роднянский говорит, что вы не попали в целевую аудиторию, Лесин, помнится, закрывал ТВС по просьбам зрителей. Недавний опрос Левада – центра, буквально 17-го числа констатирует, что число россиян, уверенных, что они лично на что-нибудь влияют, ограничивается 1%. Четверть считает, что участвовать в общественной жизни бессмысленно. Поэтому я пытаюсь понять, собственно, телевизионные менеджеры не берут ли на себя слишком большую ответственность, прикрывая зрителями свои решения? Это чем обернется для телевидения?
Светлана Сорокина: Для телевидения или для общества?
Анна Качкаева: Ну, ведь телевидение, так или иначе, зеркало. Или уже нет?
Светлана Сорокина: Уже не зеркало, конечно. Совсем не зеркало. И показывают именно рейтинги, а не доли, потому что огромное количество людей уже отвернулось в принципе от телевидения.
Анна Качкаева: Но, тем не менее, там 36 – доля у «Танцев».
Светлана Сорокина: Доля, но не рейтинг. Рейтинги уменьшились у всех. Поэтому смотрение в принципе уменьшилось. Не будем объясняться, что такое рейтинг, что такое доля. Но я про другое хочу сказать. Дело в том, что все живут какими-то краткосрочными задачами, очень краткосрочными. К сожалению, нет ощущения большого куска времени, нет ощущения вот этой самой стабильности, в том числе своей карьеры, своей судьбы. И есть ощущение, что нужно сегодня, сиюминутно решать конкретную задачу, и решать ее любым путем, таким, каким только возможно. Нащупывается все, что имеет какой-то спрос. На одном канале это абсолютная криминальная история. На других – это концерты, юмористические программы, фильмы. А если документальное кино, то, к сожалению, уже тоже довольно «пожелтевшее». Интересуют только какие-то подробности личной жизни или драматические коллизии из жизни известных людей. И это действительно огромное количество именно этого продукта появилось. Решаются сиюминутные задачи, не задачи на будущее, то, что сегодня имеет спрос. Но к этому, к сожалению, уже приучили. И здесь я не знаю, что первично, что вторично. Вот этот спор уже довольно бессмысленен, потому что, что называется, с уходом из зала тех и этих, как когда-то в давней своей вещи говорил Михаил Михайлович Жванецкий, как-то все сравнялось, как-то все примирились. Поэтому, к сожалению, в каком-то смысле можно сказать, что моя, может быть, и ваша целевая аудитория от экранов уже ушла. И в этом смысле мы, конечно, будем стабильно не попадать в интересы и потребности тех, кто остался у экранов.
Анна Качкаева: Да дело даже уже и не в экране, и не в программе, дело в теме. Я просто открыла учебник для 7-го класса по граждановедению. Там большая глава в середине про суд присяжных, про Александра Второго, про то, почему их открыли сейчас, что с этим происходит.
Светлана Сорокина: Конечно, это история, это составная часть жизни общества. Большинство из нас так или иначе раз в жизни да столкнутся с чем-то, что связано с теми же судами, или попадут в присяжные. Почему же мы к этому все время не готовы?
Анна Качкаева: Я уж не говорю, что человек бесконечно сталкивается с этой самой властью.
Светлана Сорокина: С правозащитой. Именно в смысле, что ты должен уметь защищать свои собственные права и щадить и защищать права другого человека. Это абсолютно жизненная тема, она входит в круг ценностей человеческих.
Анна Качкаева: Абсолютно. Я не понимаю, как можно пропагандировать идею дома, об этом я уже не один раз говорила, с Роднянским спорила, в котором только шьют и обустраиваются.
Светлана Сорокина: Это опять какая-то гламурная история.
Анна Качкаева: Ребенок пришел на кухню и спрашивает про это – с ним не говорить?
Светлана Сорокина: Конечно. А почему же не знать об этом?
Анна Качкаева: Или сосед выселен из квартиры, потому что нормально не оформлены были документы и так далее. Это же происходит рядом.
Светлана Сорокина: Да это постоянно происходит. И почему мы все время говорим: «А я не знал, а я не понимал, а я не умею». Господа, пора знать, уметь и понимать. В конце концов, если бы мы с Алексеем даже своими темами, вполне какими-то приглаженными адаптированными для восприятия, все равно кого-то чем-то удивили и заставили задуматься, мне кажется, это отправная точка для того, чтобы начать размышлять и об этом. Почему же нет?
Анна Качкаева: Илье я хочу сказать, который тут написал: «Уважаемая Светлана, ценя ваш профессионализм, предлагаю обдумать передачу по телевидению «Чем лучше капитализм социализма?» В общем, тема-то хорошая, только где ее обсуждать?
Светлана Сорокина: Если бы мы продолжили работать с Алексеем Алексеевичем, вполне возможно, взяли бы и эти темы. На самом деле, если говорить о темах, которые мы там выбирали, и как-то пытались, чтобы это были и социальные и психологические темы. Вот я думаю, например, а если бы мы взяли тему, обязательно бы взяли, - Закон божий в школе? И что? Тут бы мы тоже исключительно ходили по кругу необходимости внедрения моральных ценностей в головы подрастающего поколения? Да разные, наверное, возникли вопросы. В том числе и острые сегодняшние вопросы. Тут много чего есть.
Анна Качкаева: И все-таки, я не знаю, как вы себе отвечаете на вопрос: почему боится нынешняя элита, и чего она боится?
Светлана Сорокина: Уже стало общим местом говорить насчет временности.
Анна Качкаева: Ну, не только ведь за собственные капиталы или собственное благополучие.
Светлана Сорокина: Мне кажется, есть борьба именно за собственное благополучие и за собственную стабильность, за собственные капиталы. И как можно дольшее продление этой ситуации. Вот еще и еще немножечко продлить. И потом тут сошлось столько интересов на самом деле: от самой верхушки до каких-то рядовых и невысоких менеджеров этого дела, что мне кажется, вот эту ситуацию пытаются продлить. Она для многих удобна, к сожалению. Она удобна. И население таким образом довольно манипулируемо. Другое дело, что опять надо будет какими-то изощренными методами поднимать, чтобы хотя бы дошли до выборных участков. Хотя это ничего не значит. И народ приучили, что показывают опросы – 1% считает себя влияющим, что от него ничего не зависит. Но в какой-то момент надо будет, чтобы хотя бы картинка была, что люди идут на эти самые избирательные участки. Вот тут надо будет просто уже не знаю канкан плясать, для того чтобы заставить людей сходить. Потому что для чего это – непонятно. И все время ушибаемся обо что-нибудь, и начинается акция по привлечению народонаселения на эти избирательные участки. И все время шарахает. Сами удивляются: а что ж такие пассивные? Будут объяснять, что нужно проявить гражданскую совесть и гражданскую ответственность и придти. Хотя в промежутках между выборами отучают от этого всеми возможными способами.
Анна Качкаева: Мы со Светланой разговаривали не только о том, что прекратила недолгое существование программа «В круге света», но и о том, почему, собственно, такая опасливость разлилась по нынешнему эфиру, чего боятся все: и руководители, и люди, которые работают в эфире? В общем, мы как-то для себя это определяем, хотя очень трудно сформулировать конкретные вещи.
Светлана Сорокина: Чужие смыслы.
Анна Качкаева: Да, люди, как правило, говорят: «Ну, мы же хотим работать, кормить семью и зарабатывать деньги». Тут очень трудно спорить, конечно же. Наши дорогие слушатели стали реагировать и пишут приблизительно следующее.
Анна Ивановна: «Дело совсем не в политике. Большой ошибкой было приглашение Венедиктова в программу «В круге света», он не давал никому говорить, всех перебивал и заглушал и устроил из передачи хаос». Ну, мы как раз сказали, что вы приноравливались друг к другу.
Светлана Сорокина: Во-первых, мы приноравливались, во-вторых, я не считаю, что… Дело в том, что в этой передаче ведь задумано было, может быть, еще не обмялось и не получилось, но задумано было, что мы с Венедиктовым не только и не столько ведущие, но и равноценные участники этого разговора. Это разговор на четверых или на троих, в зависимости от гостей, и в зависимости от того, вместе с Лешей или по отдельности мы работаем. Поэтому это был общий разговор, и мы с Алексеем в силу уже возраста и какого-то житейского опыта, и политического опыта в том числе, наверное, имеем право тоже на свою точку зрения.
Анна Качкаева: Не говоря уж о том, что Алексей то был очень харизматичен в эфире, потому что, в отличие от очень ровных и аккуратных, универсальных нынешних молодых людей, под копирку почти всех слепленных, он с этой своей лохматостью:
Светлана Сорокина: :со своим выражением лица:
Анна Качкаева: :был очень неожиданен.
Николай Иванович: «Если бы в программу «В круге света» не была приглашена Чудакова, то программу бы не закрыли. Потому что там где Чудакова, там везде конфликты, скандалы и даже экстремизм».
Светлана Сорокина: Я так не считаю. Я глубоко уважаю Мариэтту Омаровну. Она из немногих людей, с которыми интересно говорить и общаться. Это человек вот уж действительно с чувством собственного достоинства и своим представлением устойчивым о многих вещах. Это глубоко мной уважаемый человек.
Анна Качкаева: Владимир из Дмитрова говорит вам, Светлана, огромное спасибо за сострадание.
Александр, напротив, пишет: «Мы очень рады, что передачи больше не будет».
Светлана Сорокина: Чего ж так ликовать? Ну, не смотри, не разыскивай среди многих каналов. Вообще, знаете, в чем дело? Я вот что подумала. Ведь того и не стоило бы разговоров. Какие-то четыре программы маленькие на каком-то канале «Домашний», который не везде принимают, видят и знают даже. И того бы не стоило. Уже столько всего. Ну, вот, наверное, интересен уже фарс, просто фарс. Потому что когда-то мы переживали развал того же старого НТВ, и это было событие.
Анна Качкаева: А потом у нас пошло по очереди.
Светлана Сорокина: Потом много чего было. И закрывали ТВС и прочее. И вот сейчас уже дошли до вот этой крохотной попытки на маленьком канале. И уже и тут прихлопнули. Это настолько симптоматично. Наверное, поэтому и вызвало такую реакцию. Не более того. Очень симптоматично. Как Витя Шендерович сказал: «Что, гады? Хотели пробраться к народу под клетчатым пледом по дивану?» Народ начеку!
Анна Качкаева: Ольга: «Если она (имеетесь ввиду вы, Светлана) такая принципиальная, почему же она сотрудничает с Первым каналом?»
Светлана Сорокина: А вот здесь я снова вернусь к тому, с чего начала разговора, - с Мераба Мамардашвили. Я не циник, и я пытаюсь все равно разговаривать и общаться, и не опускаю руки, и не считаю, что дело бесполезное – кому-то предложить удивиться. Я не считаю бесполезным. Если есть такая возможность на Первом канале, я воспользуюсь этой возможностью и постараюсь сделать в тех рамках, которые будут возможны. Надеюсь, все равно я не буду там вести криминальные хроники или рассказывать скандальные новости из чьей-то жизни.
Анна Качкаева: Вот, кстати: «Уважаемая Светлана Сорокина, к вашему сведению, все порядочные люди, смотревшие вашу передачу, уже давно не включают телевизор вообще. Представитель района «Сокольники» Лариса Алексеевна».
Светлана Сорокина: Я соглашусь с вами. Я сама стала немного смотреть телевизор. К сожалению, это так. Может быть, кто-то еще задержался.
Анна Качкаева: Дмитрий: «У Сорокиной есть возможность возобновить передачу, если она согласится в ней петь, например, «Носики-курносики», «Наша партия – наш рулевой». Но если она запоет «Валенки», то ее опять закроют, потому что это будет русский экстремизм».
Светлана Сорокина: Ну, Дмитрий, дело в том, что на этот счет уже много шутили. Нам говорили: наверное, мы бы попали в целевую аудиторию и соответствовали формату «Домашнего» и его амбициям, если бы, например, Алексей вязал на спицах, а я вышивала крестиком во время разговора и предлагали бы что-то похожее делать нашим гостям. Может быть, это больше бы соответствовало. Уже исшутились на эту тему.
Анна Качкаева: Владимир, Московская область, вы в эфире.
Слушатель: У меня вопрос к Светлане. Сначала реплика. Творческая судьба Светланы Сорокиной похожа на песню Высоцкого про голую правду. Как вы относитесь к художественной стилизации документального кино? Потому что многие люди, которые берутся за это, иногда могут это фальсифицировать.
Анна Качкаева: Теперь вас уже ассоциируют с проектом «Русские», что понятно, оно заявлено как документальное кино. Но вопрос очень важный.
Светлана Сорокина: На самом деле, если говорить о проекте «Русские», сначала скажу два слова, если такой отсыл есть. Дело в том, что я сразу хочу сказать, хотя по привычку тот же канал и вы, зрители, ассоциируете более-менее известного ведущего с тем проектом, в котором он работает. На самом деле, эта работа была сделана без меня и до меня. Это работа Валерии Широковой, моей коллеги, и Михаила Гринева, которые два года буквально снимали эти истории по всему миру. Это два сериала параллельно снималось – «Династии» и «Русские». И я к этому проекту присоединилась на самом последнем этапе, когда ушла с Первого канала, осенью. И приключилось так, что на этом проекте «Русские» не смогла работать та ведущая, которую они сначала имели в виду, и они пригласили меня. Просто так совпало. Я была без работы. А мои коллеги лишились той ведущей, которую имели в виду, актрисы, и в результате пригласили меня. Поэтому не ездила я по этим странам и в общем не очень имею отношение и к сценарию. Я только писала какие-то свои тексты, обвязки и немножко редактировала те тексты, которые мне предлагались. Поэтому я уже на самом последнем этапе участвовала в снятом уже полностью фильме. Не могу ответить за его полностью содержание, сценарий и прочее. Другое дело, разумеется, что это исключительно документальное кино, это никакая не экранизация чего-то. Это именно документальное кино, поскольку мы с коллегами как раз понимаем документальное кино как именно правдивое изложение того, что есть, а не экранизацию чего-то придуманного. Это чисто настоящие, правдивые истории. Вот за это можно ручаться.
А как я отношусь к тому, что… Какой пример?
Анна Качкаева: Пример такой. Очень часто при реконструкции или при воспроизведении архивных каких-то вещей авторы, упрощая или создавая драматургическую конструкцию для удобной усвояемости большого количества документальных проектов, передергивают фактуру.
Светлана Сорокина: Это сплошь и рядом.
Анна Качкаева: Упрощают, либо не договаривают, иногда финалы переписывают. И уже не важно, какой архив подложили, какое свидетельство здесь есть. Главное, чтобы было быстренько, ладненько, живенько, чтобы там некоторая интрига была. И поэтому, конечно…
Светлана Сорокина: Я думаю, здесь как раз три причины может быть такой работы с историческим материалом. История у нас часто изнасилована бывает. Первая причина – это просто лень и нежелание долго копаться, верхоглядство и хватание того, что лежит на поверхности. Вторая причина – это, может быть, недостаточная опытность, недостаточная образованность:
Анна Качкаева: :поставленная на поток.
Светлана Сорокина: В сочетании с первой причиной дает такой результат. Ну, и третья – именно подтасовка самого неприятного свойства – то, что, на мой взгляд, непростительно. Это человек понимает, что делает, и подтаскивает факты для большей смотрибельности или для большей скандальности, либо для большей драматичности, для того самого рейтинга, о котором все время все думают. Поэтому мне третья причина кажется самой неприятной, потому что чаще всего именно она и выпирает. Когда люди знают, что делают, и заблуждение их не случайно.
Анна Качкаева: Константин из Москвы, вы в эфире, здравствуйте.
Слушатель: Большое спасибо ведущей, что она пригласила такого талантливейшего человека, как Светлана, мою любимую ведущую. Светлана, как вы относитесь к тому, что как вы ни приходите на канал, то передачу закроют, то канал? Прямо какая-то невезуха! Это в шутку. И второй вопрос, уже серьезный. Вам не кажется, что, как говорят, власть боится. По-моему, она ни черта не боится. Когда человек боится, он сидит и не высовывается. А тут, по-моему, люди не хотят, не пущать, мне не нравится, и все, сиди и делай, что тебе говорят, что показывают – то и смотри, не хочешь – переключи, не хочешь – выключи.
Светлана Сорокина: Отвечаю на первый вопрос. Я уж не хотела такой бедоносицей выглядеть. Я понимаю, почему такое впечатление. Дело в том, что я работаю на телевидении очень давно. Я работаю больше 20 лет на телевидении. И, к счастью, наверное, все же, не столько к сожалению, попала на одну из самых изломанных эпох. Мне достался большой кусок самой изломанной истории в нашей стране. Я начинала работу в 1986 году. В этом году действительно 20 лет, как я впервые вышла в эфир. Начала в 1986 году, в «перестройку». А потом много чего было, мы пережили развал страны, разные правления, огромное количество трагедий. И за это время в принципе я как раз подолгу поработала, учитывая время, я довольно подолгу работала в разных компаниях и передачах. Ну, например, сначала работала несколько лет в Санкт-Петербурге, потом появилось новое интересное предложение – в 1991 году меня пригласили на только тогда создававшееся Российское телевидение. Между прочим, я там работала шесть с половиной лет в программе «Вести». Шесть с половиной лет! Я не знаю, кто столько лет проработал в эфире в новостях того же Российского телевидения. А потом пришла на НТВ, где тоже мне посчастливилось – я отработала три года на НТВ старом. И если бы не разгромили не только меня, но и всю компанию, и всех нас до кучи, то с удовольствием продолжала бы там работать и дальше, никуда бы не девалась. Ну, а дальше была череда, к сожалению, уже неприятных таких историй, вполне продолжающих общую тенденцию. Просто я давно работаю. И много чего досталось мне в моей биографии. Можно огорчаться, потому что это лишает силы, часто настроения, и бывает, какую-то усталость испытываешь. Но с другой стороны, есть что вспомнить.
А второй вопрос был про то, что ни черта они не боятся. К сожалению, мне тоже кажется, что ни черта они не боятся на данный момент. И уж если чего боятся, то не нас с вами и не нашего свободомыслия. Как-то так слегонца прихлопывают, не сильно боясь чего-то, а просто для порядка. Что-то такое вот не в строю, что такое выдвинулось. Уж чего страшного могло произойти от того же канала «Домашний»? Ну, вот непорядочек, неаккуратненько, знаете ли. Поэтому и задвинули. Не очень они боятся. Зачистили поляну. Но боюсь, что они зря не боятся. Возникнут те ситуации, те угрозы, которые они просто не просчитали.
Анна Качкаева: Михаил вам пишет: «Программу можно бы сделать у нас в Питере, если там еще не все занято, в связи с выходом канала на регионы».
Светлана Сорокина: На самом деле, Анна Григорьевна – свидетель, меня приглашали и приглашают на питерское телевидение. Просто так уже сложилось, что я уже 16 лет живу в Москве, привыкла и полюбила этот город. Здесь уже у меня много друзей, большой круг общения. И я пока что как-то не мыслю себе возвращение.
Анна Качкаева: Сергей Павлович из Москвы, вы в эфире.
Слушатель: Я хочу ответить прямо по теме. Эти две передачи, которые были «В круге света», во-первых, было скучновато. Может быть, для какой-то аудитории страны там и были какие-то новые нюансы, но я слушаю «Эхо Москвы» два года внимательно, для меня там не было абсолютно ничего нового. То есть домом на канале «Домашний» совершенно не пахло. А пахло каким-то дискуссионной клубом некой малой неприметной партии. Здесь, естественно, к Светлане у меня никаких претензий нет, она вела себя в этих передачах прекрасно.
Анна Качкаева: Сергей, скажите, пожалуйста, вы считаете, что в итоге Роднянский прав, такому каналу такие программы просто не к лицу?
Слушатель: Знаете, я вам скажу, что, наверное, не совсем так. Сами темы в своем зачатке, конечно же, были интересны. И просто интересно – образование, киноискусство, богатство…
Анна Качкаева: То есть все-таки на канале «Домашний» могут быть такие темы?
Слушатель: Конечно.
Анна Качкаева: Вы как зритель стали бы смотреть.
Слушатель: Но сама подача хромала. Почему? Потому что, наверное, все-таки господин Венедиктов, мы с ним иногда дискутируем на «Эхо Москвы», я туда звоню, хоть и не часто. А почему не часто? Потому что становится все не интереснее и не интереснее. У него какой-то принцип человека чаще всего недослушать. Иногда он дослушивает.
Светлана Сорокина: Ну, я не считаю, что мы сейчас будем обсуждать Алексея. Я просто хочу сказать, что еще раз напоминаю, это было сочетание радийного и телевизионного эфира, которые в принципе разнятся. Мало того, сильно разнится «Эхо Москвы» и телеканал «Домашний». Поэтому у нас была тяжелейшая задача как бы адаптировать и то, и другое, не потерять и слушателей «Эха Москвы», которым, конечно, ничего нового в этих проговорах, при этом все-таки чуть-чуть более соответствовать телеканалу «Домашний». В этом тоже была очень странная и сложная задача. Вполне возможно, мы как-то бы с этим справились, но у нас не было возможности продолжить эту работу.
Анна Качкаева: Я считаю, что это было бы очень тяжело.
Светлана Сорокина: Это очень тяжело, мы это понимали прекрасно.
Анна Качкаева: То, что Сергей говорит, это означает, что мужчина стал смотреть канал, который в общем предназначался для женщин.
Светлана Сорокина: Ну, и да, и нет. Если брать широко про жизнь, как это было заявлено, то какая разница, если что-то интересное, можно переключить кнопку и посмотреть. Но дело в том, что мы не успели обмять этот формат и додумать его.
Анна Качкаева: Нина Викторовна, вы в эфире.
Слушатель: Уже многое из того, что мне хотелось спросить, вы уже ответили. Я вас благодарю. Во-первых, благодарю вообще Радио Свобода. И самое главное, хочется выразить симпатию Светлане и даже восхищение и гордость, что такие люди все-таки еще существуют. Все, что вы сказали по поводу Мамардашвили, все меньше и меньше мы видим таких людей. Поэтому чувство веры в справедливость все угасает, мы становимся все пассивнее и пассивнее. Сторонников найти невозможно даже среди людей, которые верили в это. Это самое страшное, что происходит.
Светлана Сорокина: Соглашусь с вами.
Слушатель: Я вспоминаю ваше лицо, когда вы транслировали вот эту жуткую совершенно вещь в «Норд-Осте». Оно у вас было такое тревожное, что мне казалось, что вы заранее уже знали, чем все это закончится. Я очень хорошо помню ваши глаза и тревожные разговоры. Мне еще раз хочется вас поблагодарить, пожелать вам сил, здоровья, чтобы ваш ребенок и ваш поступок колоссальный, который вы совершили, чтобы он принес вам радость, все у вас было хорошо.
Светлана Сорокина: Да вот сидит тут за дверью, ждет, что выйду.
Слушатель: Передайте привет и восхищение. Я ее видела. Ваша передача на Первом канале мне показалась очень интересной. Это, может быть, островки людей, которые как-то вселяют какую-то веру, что что-то можно предпринять. Я много ответов получила. Всего вам самого хорошего.
Светлана Сорокина: Спасибо.
Анна Качкаева: Ну, значит, «Русские» начали нравиться. И мы плавно перешли к проекту, который вы запустили. В каком он сейчас состоянии? Он посвящен благотворительной работе.
Светлана Сорокина: О «Русских» я сказала. Я надеюсь, что теперь это будет по воскресеньям в 12:00 по серии будет выходить. Там около 30 историй, в каждой серии по три истории: новеллы, документальные, правдивые истории о тех людях, которые живут в самых разных странах мира, и весь мир считает их русскими, хотя они самые разные люди из бывшего Советского Союза. Я надеюсь, что это будет интересно. Это такой негромкий нескандальный рассказ, но каждый раз об удивительных историях реальных. Это что касается «Русских».
А теперь что касается того, о чем думаю и как-то пытаюсь адаптировать для эфира в течение уже последнего года, довольно мучительного. И то, что в конечном итоге попытался сделать форматом тот же Михаил Гринев, который, к сожалению, сейчас ушел на другой проект, и мы продолжаем уже с Натальей Петеряковой делать проект, который я назвала бы «Будьте добры». Все тут же переврали, почему-то не переспросив, сказали «Будьте здоровы». И получилось, что у меня программа про здоровье. Нет, это совсем не так. Я дергаюсь каждый раз, когда мне говорят, что у меня программа о здоровье. Нет, она именно «Будьте добры». Мы сначала хотели назвать «Доброе дело», но показалось, что «Будьте добры», которое я придумала, лучше. Именно в этом названии все. Понимаете, очень сложно сделать программу, посвященную добрым делам, добрым поступкам и благотворительности. Попытки того же ТВЦ на этом поприще доказывают, что крайне трудно не впасть в демагогию, в излишнюю какую-то сопливость и нарочитую сентиментальность. Это такая тонкая материя, так легко в фальшь свалиться. Мы мучались, не понимали, как это сделать, да еще чтобы смотрибельно это было. Потому что такого рода не скандальные, а именно какие-то другие человеческие проекты крайне сложны в изготовлении. Иначе, наверное, были бы. И чтобы смотрибельны были, сложно сделать.
Так вот мы мучались, и некоторое время назад вроде бы нащупали такой какой-то разнообразный формат, который подразумевает и прямую помощь, благотворительность, и какие-то рассказы людей о том, когда им помогли реально, и они могут поблагодарить за это. И в том числе какая-то реконструкция тех событий, которые были. Он разнообразный формат. Мы хотели, чтобы это было более-менее динамично, и, разумеется, это призывы к помощи, разумеется, это реальные ситуации, когда мы просим о помощи. Он безумно труден в изготовлении, в исполнении. Помимо того, что нужно разыскивать и проверять эти реальные истории, помимо того, что нужно пытаться помочь людям реально, примеры показать и найти тех, кто поможет и захочет это сделать и об этом говорить, здесь не только студия, в которой мы будем говорить, но еще и съемки. Поэтому я сейчас бесконечно езжу в какие-то командировки небольшие, снимаю в разных регионах России. Мы хотим собрать как бы несколько программ, только тогда будем иметь представление, насколько это получается, что можно изменить, еще до выхода в эфир. Потому что мы очень переживаем за этот проект. Я действительно за него душой болею. Это не какая-то проходная история. Это, может быть, то, что мне сегодня реально интересно, и что хотелось бы делать. Кроме того, у нас еще не готовы декорации. К середине октября только будут готовы декорации. И мы не сможем раньше приступить к этому. Но за этот проект я очень переживаю. И здесь много чего. Помимо этого, мы вынуждены были не только как-то сотрудничать и договариваться с разными благотворительными фондами о их взаимодействии и помощи. Кстати говоря, нашли полное понимание и желание, и охоту сотрудничать на этом поле. Они надеются, что, может быть, вот этот эфирный выход, вот эта первоканальная история с другой аудиторией, с другим охватом людей помогут людям больше понимать о том, что такое благотворительность в широком, прекрасном понимании этого слова, куда обратиться, если тебе трудно, как это сделать, на что ты можешь рассчитывать и вообще, что ты не забыт, не одинок, что ты можешь на кого-то рассчитывать в трудной ситуации.
И мало того, в силу специфики того, что мы собираемся делать, я всех нюансов не рассказываю пока, я понимаю, что, видимо, нам придется самим создавать какой-то небольшой или большой, в зависимости от того, как пойдет дело, благотворительный фонд, который будет в ручном режиме решать те ситуации, которые наверняка появятся и за которые не возьмутся другие фонды. Дело в том, что было бы крайне цинично брать только те единичные истории:
Анна Качкаева: :которые выглядят хорошо.
Светлана Сорокина: Да, и помогать им на экране, а все обращения, которые, наверняка, пойдут, как только мы выйдем в эфир, просто выбрасывать и говорить, что у нас уже такая история была, или это мелковато, или это еще что-то, это невозможно в этой ситуации.
Анна Качкаева: Не говоря уже о том, что, как вы знаете, наверняка, многие захотят воспользоваться этой возможностью, и проверку нужно будет осуществлять.
Светлана Сорокина: Конечно. И здесь вот я уже наткнулась на то, что мы, снимая историю уже, вроде проработав ее, столкнулись с тем, что человек нас просто обманул. Не от хорошей жизни, но в общем придуманную историю нам предложил. И человек не без помощи уже, и ей занимаются. Но она нас обманула. С этим мы будем сталкиваться, конечно, но нельзя здесь разочаровываться. Это все равно не от хорошей жизни все. И людям надо как-то помогать.
Анна Качкаева: Когда вы рассчитываете, что она выйдет в эфир?
Светлана Сорокина: Думаю, не раньше конца октября. Мне так кажется. Это еще зависеть будет от решения менеджеров, от того, как им покажется проект, от того, как они сетку видят, и встаем ли мы в эту сетку и так далее. Я здесь боюсь даже загадывать. Но все, что от нас зависит, от меня и моих коллег, конечно же, постараемся сделать.
Анна Качкаева: У нас такая сегодня морально-нравственная программа. Геннадий вас спрашивает: «Госпожа Сорокина, а что, по-вашему, есть совесть?»
Светлана Сорокина: Внутренний контролер, лучший сторож тебя в те минуты, когда тебя никто не видит.
