В центре документальной фотографии FOTODOC при Сахаровском музее в Москве открыта выставка Джеймса Хилла, лауреата Пулитцеровской премии и World Press Photo. Фотограф известен репортажами с Ближнего Востока, из Афганистана, Чечни, воюющей Югославии. Черно-белая серия "Беслан" снималась несколько лет с 2004 года, именно за нее фотограф награжден WPP.
О выставке рассказывает директор центра FOTODOC Александр Сорин:
– К 10-летию бесланской трагедии мы заблаговременно начали готовиться. Софи Перелье, швейцарка, вышла на Сахаровский центр и сказала: давайте сделаем не просто некую выставку про Беслан, а выставку Джеймса Хилла. Я работы Джеймса Хилла помню с 2004 года, достаточно внимательно слежу за тем, что в области документальной фотографии происходит, Джеймс Хилл в этой области фигура далеко не последняя, я эту съемку хорошо помню. В 2004-м он начал снимать и еще несколько лет возвращался в Беслан. Его съемка совершенно контрастировала с тем, что мы представляли себе, что возникало в голове при словосочетании "школа № 1 города Беслана". Там нет ни штурма, ни крови, нет детей, нет штурмующих и обороняющихся. Он начинал с 15 сентября фотографировать то, что осталось от школы. Это сделано скупо, как просто некие материальные свидетельства ужаса, который там происходил. Это стены, изрешеченные пулями, это надписи на стенах, это вещи детей, заложников, редко какие-то фигуры. Люди там есть, но это не главное. Можно было бы сказать, что это такая съемка, которая сделана в качестве подтверждения для полицейских расследований, когда они снимают вещи, улики какие-то. Да, буквально как улики, как факты. Они потрясают в этом смысле. Потому что, видимо, существует какой-то предел восприятия, когда ты уже больше на кровь и прочее смотреть не можешь, у тебя возникает некоторый протест. Но глядя на это, волосы начинают дыбом вставать. Эти такие простые и скупые фотографии всю картину восстанавливают и заставляют невероятно переживать, сопереживать. Это очень сильная серия, и это был какой-то в тот момент прорыв. Никому не пришло в голову, чтобы так просто, элементарно можно произвести на зрителя такое впечатление.
"Беслан" Джеймса Хилла
Мы не только печатали фотографии, но подбирали документальный материал. Прошло некоторое время. Я прекрасно понимаю, что на выставку могут прийти люди, которые очень смутно себе представляют, что же такое Беслан. И если у нас, у которых все взорвалось тогда в голове, и у нас, глядящих на эти фотографии, все продолжает взрываться, они могут не понять вообще ничего. Поэтому мы сделали текстовые плакаты. Это цитаты детей-заложников – кто-то дневник вел (естественно, потом уже), у кого-то интервью брали. Мы сделали несколько коротких цитат и хронологию событий. Для того чтобы человек, который ничего про это не знает и не понимает, он мог бы прийти и разобраться. При этом, опять же, без патологоанатомических подробностей. Я надеюсь, что это сильно и будет понятно всем, а не только тем, кто хорошо знает и сопереживает, но и тем, кто не очень в курсе.
– Там все-таки есть несколько портретов?
– Да, там есть портреты. Там есть несколько выходов как бы из этой школы №1. Это выход в соседнюю школу №6, где учебный год начался не 1 сентября, а числа 15-16-го – с опозданием на две недели. Там просто дети в школе №6, которая с тем же успехом могла быть школой №1. И ты тут же это все на них можешь переносить, вольно или невольно. И рядом фотографии могил. Сейчас там сделан мемориал, который называется "Город ангелов". Там еще деревянные кресты, это буквально сразу же какие-то более-менее свежие захоронения. А остальные фото – это посетители, которые приходили в школу, видна их реакция. Но там нет концентрации на выражении человеческого ужаса, на лицах, на слезах. У некоторых фотографов это получалось как-то совершенно невероятно, сильно и душевынимающе. Но мне кажется, что сейчас, на 10-летие бесланской трагедии, Джеймс Хилл с этой серией – очень правильный и сильный ход, не нацеленный на то, чтобы “выпустить кишки” у зрителя.
Конечно, волосы дыбом встают. Понятно, что вопросов масса нерешенных и нераскрытых, навсегда куда-то закопанных и погребенных. И ты понимаешь, что у тебя нет никаких сил и морального права поднимать их опять, потому что ты затрагиваешь не только тех, кто реально на них должен был ответить, но и тех, кто пострадал. Мне очень хотелось спросить – так, а почему вот это, а почему вот это неясно, а откуда вот эти взялись люди погибшие? Много чего есть. Но не поворачивается язык, потому что, я так понимаю, эти несчастные родители и родственники настолько устали жить в этом аду, что это справедливое и необходимое по большей части копание в неразрешенных тогда вопросах их очень больно и лично ранит. Я не знаю, кто имеет право это делать, – говорит Александр Сорин.
