Александр Подрабинек: Мы обсуждаем в нашей программе приметы прошлого и будущего.
Когда в начале 1992 года освободили цены и продукты в разных магазинах стали стоить по-разному, многие наши соотечественники запаниковали. Это сейчас всем кажется нормальным, что цены в разных местах могут быть разными. А тогда, после десятилетий фиксированных цен, такой разнобой приводил домохозяек, привыкших к социалистическому однообразию, в состояние шока.
Я помню, как покупатели раздраженно спрашивали продавцов: "Чего это у вас хлеб так дорого стоит? Вон в соседнем магазине он дешевле". На что продавцы обиженно, но резонно возражали: "Ну, так и идите в соседний магазин". Они ничего не могли объяснить, потому что и сами не понимали, что происходит с такими привычными для них ценами и что это за свистопляска такая началась с приходом рыночной экономики.
Свобода давалась России с трудом. К ней надо было привыкать. Сейчас кажется естественным разнообразие продуктов на прилавках продуктовых магазинов. Ассортимент продуктов в Москве не сильно отличается от ассортимента в других городах.
Раньше все было иначе. Десятилетиями цены на все, что продавалось в розничной торговле, устанавливало государство. Оно же решало кому, что и сколько производить. Госплан СССР работал без устали, но эффект от его работы был таким же ничтожным, как и от нынешней Государственной Думы, которая сидит в здании бывшего Госплана. Страну постепенно довели до полного разорения.
Зато цены были стабильные, а если и повышались, то не по воле производителей и продавцов, а по постановлениям партии и правительства. Кого-то это утешало. Главным образом тех, кто, бдительно оглядываясь, цедил сквозь зубы: "Главное – чтобы не было богатых".
Но от того, что богатых не было, или, точнее – их не было видно, а все бедные были как на ладони, жизнь лучше не становилась. Продукты и товары исчезали с прилавков магазинов, несмотря на твердые цены. И они были не просто твердые – их писали, штамповали, печатали на каждой произведенной вещи.
Вот, например, Марк Твен, рассказы, цена – 1 рубль 70 копеек.
А вот Пастернак из Большой серии советских поэтов – 1 рубль 24 копейки. На черном книжном рынке в Москве (он был тогда на Кузнецком мосту) этот том стихов стоил 40 рублей, а то и 50. Отличительная примета – вступительная статья Андрея Синявского, позже осужденного за антисоветскую деятельность. Отчасти из-за этого цена была такая высокая – раритет. Вот фонарик, цена – 1 рубль. Между прочим, до сих пор работает.
Газета "Правда" – 3 копейки, "Известия" – 2 копейки. Так и шутили тогда: правды здесь на три копейки, известий – на две.
Зубной порошок – 10 копеек.
Вот конверт, стоит 1 копейку.
В общем, цены ставили на всем. Ну, почти на всем. На спецпродукции не ставили.
Иностранцы покупали в магазинах советские ложки, вилки и ножи, чтобы, вернувшись домой, показывать друзьям такую диковинку – заранее выставленную цену. У них в голове не укладывалось, как такое может быть.
А у советских людей тогда не укладывалось в голове, как может быть иначе. Да что там тогда, у некоторых до сих пор не укладывается.
28 августа 2014 года два десятка депутатов Государственной думы от фракции КПРФ представили законопроект о регулировании цен на основные продукты питания. Они предлагают установить предельные наценки для производителей, переработчиков, перекупщиков и продавцов. Кому 10 процентов, кому 45. В конце концов, дело не в конкретных цифрах – их всегда можно переправить, а в принципе – производство и торговля должны жестко регулироваться государством. Чтобы все было как раньше: правительство регулирует цены, а бездарные и ни на что другое не годные чиновники следят за выполнением правительственных поручений.
Насколько это возможно в условиях сегодняшней экономики и к чему это может привести? Своим мнением делится экономический обозреватель "Ежедневного журнала" Максим Блант.
Максим Блант: Введение твердых цен на продукты приведет к немедленному их исчезновению из оборота. Это не значит, что все продукты пропадут – это значит, что те продукты, которые будут указаны в законе или подзаконном акте, с полок магазинов исчезнут и вместо молока, например, мы будем пить молочный напиток с добавлением, скажем, витамина С, вместо мяса будем есть мясной продукт с добавлением морковной крошки или чего-то еще. То есть продукты будут продолжать жить собственной жизнью, и цены на них будут продолжать жить собственной жизнью, но социально значимых товаров на прилавках магазинов просто не будет, либо они будут в каких-то специально отведенных организованных государством местах с огромными очередями, мясо будет состоять из костей, а молоко из воды, порошковое молоко. Вот, собственно, единственное, чего можно добиться такого образа законопроектом. Вероятность того, что такой закон будет принят, не то, что стремится к нулю, а просто нет такой вероятности. Для того, чтобы это стало реальностью, страна должна начать жить по законам военного времени.
Александр Подрабинек: Вероятность прохождения такого законопроекта, по многочисленным отзывам, действительно, невелика. Просто потому, что никому не хочется возвращаться во времена тотального дефицита. Однако надо помнить, что мы живем в чудесное время реализации самых безумных проектов и совершенно невообразимых законов. То, что еще вчера казалось фантастикой или ночным кошмаром, сегодня становится печальной реальностью. К тому же, ни те, кто принимает законы, ни те, кто следит за их исполнением, дефицита продуктов испытывать не будут. Они и в советские времена кормились из спецраспределителей и от дефицита не страдали.
Так чего все-таки добиваются инициаторы закона о жестких ценах – хотят создать себе политическую рекламу или сделать еще один шаг к социализму советского образца? Мы попытались выяснить это у одного из авторов законопроекта заместителя председателя ЦК КПРФ Владимира Кашина.
Владимир Кашин: Мы сейчас поставили в зависимость обеспечение страны продовольствием от торговли. Это же бедлам, это преступная позиция. Мы крестьянина своего не пускаем на рынок, не пускаем в супермаркеты. Чтобы зайти, он должен заплатить сто тысяч долларов за вход. Мы должны четко в рамки этих грабителей поставить. Причем мы должны иметь в виду, что сегодня все эти супермаркеты принадлежат иностранному капиталу, в основном это собственность в офшорах. Чего мы должны бояться, кого? Главная суть законопроекта состоит в том, чтобы розница имела не больше 20% торговую наценку, 10% имел опят и 15-20% имела переработка. Почувствует себя и потребитель нормально. Мы тогда будем иметь возможность снизить цены на продукты питания на основную группу в разы. То, что этот закон нужен стране как воздух, у меня никаких сомнений нет. Нельзя сегодня отдать систему ценообразования торговле, нигде в мире этого нет. Это безобразие.
Александр Подрабинек: Для людей слабоватых в экономике, но сильных в идеологии, советская экономическая модель представляется если не идеальной, то, по меньшей мере, такой, которая должна быть положена в основу современной экономики.
Владимир Кашин: Очень много было хорошего в модели экономической Советского Союза. Я отработал 25 лет первым руководителем. Проблема продовольственной безопасности всегда была в центре внимания политики государства. 25% расходной части бюджета выделялось на село. Мы в 1990 году имели одинаковое количество орошаемых и осушенных земель, как Соединенные Штаты Америки – США 12 миллионов гектар, и мы 12 миллионов гектар. Сейчас осталось полтора. Вот это либеральная демократия, которая взяла и разрушила все. То, что сегодня в России сделали, – это колониальная экономика. Кто лучше нас делал вооружение в мире? Никто. И вдруг мы сегодня начинаем рассуждать, что у нас без кого-то мы не можем самолет произвести или что-то другое. Мы полторы тысячи летательных аппаратов делали в год. У нас заводы 260 только МИГов делали в год. А сегодня все уничтожили. 10 пассажирских самолетов, почему-то стали только "Боинги" лучшими быть – это предательство национальных интересов России. Точно так же, как нет продовольствия – это предательство национальных интересов России.
Александр Подрабинек: Почему при таком количестве орошаемых земель в 90-х годах у нас были пустые прилавки, г-н Кашин не объясняет. Ну, разве что диверсанты постарались. Идея жесткого государственного управления экономикой – спутница тоталитарного режима. Такой режим коммунисты называют социальной справедливостью. Эта "справедливость" гарантирует стабильно низкий уровень производства и потребления. Именно так и было в Советском Союзе.
Временами и без того низкий уровень жизни падал вследствие войн, неурожаев, неблагоприятной мировой конъюнктуры или безумных решений партийных вождей. Тогда скудное распределение регулировалось карточками, талонами или именными списками.
Так было после сворачивания НЭПа, когда карточки на продукты питания и товары просуществовали с 1928 по 1935 год. Так было во время второй мировой войны и несколько лет после нее. Так было в совершенно мирное время в 80-х годах, когда социалистическая экономика продемонстрировала свою абсолютную неспособность справиться с текущими проблемами. Так было в начале 60-х, когда острую нехватку хлеба списывали на засуху, а фактически неурожай был вызван безграмотным указанием Никиты Хрущева повсеместно, даже в средней полосе и высоких широтах из всех злаковых культур сеять только кукурузу. Хорошо еще не сахарный тростник! Урожаи пшеницы и ржи упали; естественно, не стало и хлеба.
Во всех этих случаях отмена нормированного распределения сопровождалась резким ростом цен, а принудительная стабилизация цен – товарным дефицитом. Отчего же так живуча идея устанавливать твердые цены и жестко регулировать экономику?
На этот вопрос отвечает бывший министр экономики России Андрей Нечаев.
Андрей Нечаев: В последнее время после так называемых контрсанкций пошли в рост цены на товары, которые являются предметом потребления малоимущих – дешевые сорта мяса, рыба, молоко, за три недели скачкообразный рост цен, и сейчас он уже измеряется двузначными цифрами. Естественно, желание как-то на это отреагировать. Та парадигма, в которой живет Геннадий Андреевич Зюганов, никаких других решений, кроме как или зафиксировать цены, или, по крайней мере, попытаться их жестко контролировать, ему не подсказывает. Дальше мы слышим те предложения, которые от него исходят. Теоретически интересы населения должны лоббировать те же депутаты, они их лоббируют в своеобразной форме, предлагая, на мой взгляд, несколько экзотические законопроекты о государственном регулировании цен. Потому что тогда надо сделать картину полной, тогда надо возродить Госплан, возродить Госснаб, планировать каждый гвоздь, планировать, кому каждое предприятие по какой цене этот гвоздь поставляет. Потому что нельзя из цельной конструкции вытащить какой-то один крупный элемент, чтобы она вся не рухнула. Основы, азы рыночной экономики – это свободное ценообразование, наряду с какими-то другими моментами. То же самое планово-административная система. Она же была по-своему логична – планирование производства, планирование распределения, естественно, планирование цен. Потому что если вы говорите, кто сколько должен произвести, кто сколько кому должен поставить, то цена уже вторична, как и деньги, главное, чтобы все выполнили свои задания. Но мы знаем, что в истории советского государства ни один план выполнен не был, начиная от плана ГОЭЛРО и кончая самыми успешными пятилетками 1960-х годов во времена так называемой косыгинской реформы, тем не менее, ни один ни пятилетний, ни годовой план никогда не был выполнен. А к чему в целом пришла эта планово-административная система, мы знаем к концу 1980-х – началу 1990-х – это был просто коллапс всей экономики с угрозой совершенно реальной голода, хаоса и гражданской войны. Поэтому, конечно, предлагать повторить этот эксперимент, на мой взгляд, просто политически ответственный человек не может.
Александр Подрабинек: Чтобы лучше понять, чем нам угрожает введение социалистических принципов регулирования экономики, надо вспомнить прошлое. Ведь все это уже было. Все это мы уже проходили. Мы говорили сегодня о товарном дефиците. Для наглядности вспомним, чем он сопровождается.
Очереди. Нескончаемые многочасовые очереди. Сейчас уже многие не помнят или даже не знают, что это такое. Сегодня очередь из нескольких десятков человек можно увидеть разве что в общественный туалет на каком-нибудь массовом мероприятии или у стойки регистрации и паспортного контроля в аэропорту. Ну, еще на маршрутное такси в конце рабочего дня. Но разве это очередь? Смешно говорить! Настоящая добротная очередь – это когда в ожидании дефицитного товара выстраиваются сотни и тысячи людей. Как это было во времена именно пресловутых твердых цен.
Целое исследование о советских очередях приводит историк Елена Осокина в своей книге "За фасадом “сталинского изобилия”". В книге опубликованы некоторые рапорты НКВД. Например, такой рапорт от 1939 года:
"В ночь с 13 на 14 апреля общее количество покупателей у магазинов ко времени их открытия составляло 30 000 человек. В ночь с 16 на 17 апреля – 43 800 человек".
НКВД отслеживало ситуацию. Его сотрудники регулярно сообщали о состоянии дел. Речь идет о Москве. С осени 1939 года здесь резко выросли очереди за продуктами. Их дефицит, вызванный хаосом в экономике вследствие массовых репрессий 1937-1938 годов, усугубился после заключения пакта о ненападении с Германией. Советский Союз начал масштабные поставки сырья и продовольствия нацистской Германии, которая уже начала Вторую мировую войну. Вот рапорт сотрудника НКВД:
"Дзержинский универмаг. Скопление публики началось в 6 часов утра. Толпы располагались на ближайших улицах, трамвайных и автобусных остановках. К 9 часам в очереди находилось около 8 тыс. человек".
Вот еще одно донесение в НКВД:
"Очереди начинают образовываться за несколько часов до закрытия магазина во дворах соседних домов. Находятся люди из состава очереди, которые берут на себя инициативу, составляют списки. Записавшись в очередь, часть народа расходится и выбирает себе укромные уголки на тротуарах, дворах, в парадных подъездов, где отдыхают и греются. Отдельные граждане приходят в очередь в тулупах, с ватными одеялами и другой теплой запасной одеждой".
Некоторые, кстати, приносили табуретки, чтобы не стоять, а сидеть в очереди.
Отчет сотрудника НКВД от магазина Главльнопрома на ул. Горького в Москве:
"На рассвете около магазина можно наблюдать сидящих на тротуаре людей, закутанных в одеяла, а поблизости в парадных – спящих на лестницах. Перед открытием магазинов очереди со двора начинают пропускаться в магазин, причем в этот момент очереди нарушаются. Все стоящие в очереди неорганизованно бросаются к магазину, в результате получается давка, драка".
Таких донесений много. Дефицитные товары и продукты советские люди добывали с боем. Для физически слабых существовали другие способы. Можно было купить место в очереди, причем чем ближе ко входу оно было, тем дороже. Можно было нанять "стояльщика", который за деньги честно отстаивал всю очередь. Таким образом "твердая цена" на продукты значительно возрастала.
В начале 70-х я сам отстоял в очереди две ночи в книжный магазин на подписку за только что изданным академическим изданием Достоевского. В очереди было около ста пятидесяти человек, подписок оказалось всего 20. Мне повезло – я был пятым. Хорошо еще очередь была интеллигентной и с дракой никто в магазин не прорывался.
Другой неизбежный спутник дефицита – карточная система. После войны карточки стали стеснительно называть талонами. Во время хлебного дефицита в начале 60-х по талонам выдавали муку, а в некоторых областях – и белый хлеб. Были специализированные карточки, например для новобрачных. По этим карточкам они могли купить себе в специальных магазинах – свадебных салонах – одежду и золотые кольца. По карточкам продавали детское питание в молочных кухнях. На Севере в конце 70-х по карточкам продавалось мясо.
Сегодня защитники советского строя объясняют дефицит точно так же, как и в сталинские времена – происками врагов, диверсантов и предателей родины.
Владимир Кашин: Конечно, провокация 1990-91 год, когда все овраги забивались носочно-чулочной продукцией, сигаретами, мясными изделиями, дефицит организовали на прилавках. Это специальная была диверсия, тут далеко ходить не надо. Потому что мы знаем, что Россия и Советский Союз начинали уничтожаться через два столповых системных опорных столпа, на которых держится национальная безопасность – оборонка и продовольственная безопасность. Топили, топили, кормили, кормили, весь кризис за счет Советского Союза Америка и Европа пережила, но не до конца, потому что в любом случае мыльные пузыри полопаются. Им нужна наша нефть, наша вода, наши энергетические ресурсы, наши земли. Почему тысячелетняя история свидетельствует о том, что все время на Россию нападают? Только потому, что она великая и богатая. Нужны наши недра, нужны наши просторы.
Александр Подрабинек: В СССР политическая элита – советская, партийная и военная – отоваривались в валютных магазинах "Березка" на чеки и валюту, которую простым смертным иметь не разрешалось. За владение валютой можно было угодить в лагерь.
Решает ли карточная система проблему дефицита? Говорит Андрей Нечаев.
Андрей Нечаев: Слава тебе, господи, после того, как этими тремя пальцами был написан проект указа о либерализации цен, через несколько месяцев товарный дефицит в России исчез, карточек больше не было. Это все-таки советская практика, советское изобретение. В России такого нормированного распределения больше не было после 1992 года, поэтому это эксперимент уже подзабытый. Это действительно такая аксиома, что попытка зафиксировать цены приводит к дефициту, потому что ни один производитель себе в убыток торговать не будет. Есть единственный вариант, что тогда вы должны платить субсидии. Грубо говоря, производство будет хлеба стоить 10 рублей, а вы хотите продавать по 7, тогда вы должны производителю три рубля доплатить из бюджета. Никаких чудес не бывает. Конечно, может быть под угрозой расстрела, но сейчас еще не сталинская система, еще не ГУЛАГ, еще такого тотального страха нет. Может быть, из чрезвычайной гражданской сознательности производитель пару недель поработает себе в убыток, но потом все закончится, потому что он должен будет перестать платить зарплаты, перестать оплачивать счета за электроэнергию и так далее. Даже смешно такие банальности вслух произносить, но это просто медицинский факт, что ни один производитель работать себе в убыток не может и не будет, значит, вы ему должны платить дотации. Тогда это получается некий такой вид сбоку, то, с чего я, собственно, и начал. Зачем делать такую сложную систему, если вы хотите кому-то конкретно помочь, вы просто дайте этим людям деньги. Другое дело, что часто выдвигается аргумент, что, к сожалению, менталитет российского человека и уровень его сознательности таков, что он деньги пропьет вместо того, чтобы потратить их на дешевые лекарства, на хлеб или на что-то еще. Принудительным потреблением человека не воспитаешь, кроме как в ГУЛАГе, тогда опять система должна быть логичной. Тогда давайте нормировать все потребление. СССР даже при его экономической мощи в смысле организации процесса с этим не справился.
Александр Подрабинек: Разумеется, по-настоящему проблему дефицита могло решить только свободное предпринимательство. К концу 80-х плановая социалистическая экономика потерпела полный крах. Дефицит стал тотальным. Из соседних областей люди ездили в Москву за продуктами. Появился термин "колбасные электрички". В ответ на это Москва, которая снабжалась лучше остальных городов страны, ввела ограничения на продажу – только по предъявлению паспорта с московской пропиской.
В остальных городах постепенно исчезало все: продукты, одежда, обувь, лампочки, бензин, школьные учебники, сигареты, лекарства. Снова появились карточки. По продуктовым карточкам можно было купить в месяц килограмм сахара, два килограмма мяса, две бутылки водки. Возник стихийных рынок натурального обмена по-советски – люди менялись талонами. Водочный талон всегда можно было обменять на мясной.
Были карточки и на одежду. Они назывались "карточками потребителя". Зеленого цвета для мужчин, красного – для женщин, синего – для детей. Мужчинам полагалась пара носков, одни трусы, одна майка и одна сорочка в год. Один раз в три года – зимнее пальто, плащ, костюм, брюки, теплые сапоги и пара туфель. Женщинам примерно так же, разве что трусы и лифчики они могли купить два раза в год, а не один, и еще один раз в год какую-нибудь ткань. Для детей советское государство расщедрилось: разрешило прикупить ко всему прочему один раз в год спортивный костюм и одну футболку.
Ирония этой карточной системы заключалась в том, что талоны были, деньги были, а продуктов и товаров все равно не было. Чтобы отоварить талоны, надо было очень постараться – попасть в нужный магазин в нужный момент. Зато цены были твердые! Колбаса – 2-20, водка – 3-62, сахар – 90 копеек. Вот только прилавки при этих восхитительно твердых ценах были пустые.
Тотальный дефицит и карточная система порождают такие социальные явления как блат и черный рынок. Рассказывает Максим Блант.
Максим Блант: Введение карточной системы невозможно без полной национализации системы торговли. Для этого государство сначала должно национализировать всю торговлю и организовать распределение продуктов под надзором государства. Приведет это опять же к тем последствиям, которые мы прекрасно наблюдали в Советском Союзе – это отсутствие продуктов, возможность получить продукты по знакомству или в обмен на другие услуги, дефицитные товары какие бы то ни было или в обмен на защиту перед государством, милиционеры будут прикрывать взяточников, за это расплачиваться с ними "крышей", а взяточники будут расплачиваться с милиционерами мясом и сахаром. Собственно, эта система, из которой выключен человек, она возродится. Да, наверное, можно будет обеспечить всем и каждому 5 килограмм мяса за месяц, но каким будет это мясо, опять же никто не указывает, будут это кости или будет вырезка, но опять же про разнообразие тут вообще речи нет, написано мясо – значит тебе дадут мясо, то, которое ты можешь получить, если у тебя нет в знакомствах директора магазина.
Александр Подрабинек: Радетели за твердые цены и государственное регулирование экономики убеждают нас, что дефицита не будет, а будет наоборот полнейшее изобилие, всеобщая справедливость и благоденствие. И работать каждый сможет в собственное благо. Правда, как оговаривает коммунист Владимир Кашин, только в отведенных государством рамках.
Владимир Кашин: Пожалуйста, в рамках этих наценок 20% работай, тебе свобода. Ты думай, как в этом коридоре сделать жизнь свою лучше.
Александр Подрабинек: Не то же ли самое их старшие партийные товарищи обещали рабочим и крестьянам в 1917 году? Работу, землю, хлеб, мирную жизнь. После этого поверивший им народ опух от голода во времена Голодомора и умылся кровью в годы сталинских репрессий.
Они уверяют, что теперь-то все можно сделать правильно и без ошибок. Да не было никаких ошибок! Социализм – это всеобщая нищета и бесправие. По-другому не бывает. Где побеждает социализм, там сначала обнаруживается нехватка товаров и продуктов, а потом воцаряется голод и террор.
Вот точно такие же продуктовые карточки, но в социалистической Кубе. Такие же пустые прилавки, как в Советском Союзе.
Это социализм. Это плановая экономика с жестким государственным регулированием. Это твердые цены, но даже не столько на продукты, сколько на мечту о них, на иллюзию сытой жизни.
