Современный российский журналист вынужден лавировать между требованиями власти и интересами коммерческих компаний. С помощью одних журналист превращается в пропагандиста, с подачи других – в пиар-служащего. С появлением интернета изменились способы распространения информации – появились соцсети и новые жанры в журналистике. И эту область власти тоже захотели держать под контролем. За последние полтора года депутаты приняли ряд законов, ограничивающих права журналистов и интернет-пользователей: это и закон об экстремизме, о статусе популярных блогов, приравненных к СМИ, о запрете матерных слов и штрафах за оскорбления.
Законы не только приняты. Они успешно применяются на практике.
Об этом в программе "Человек имеет право" президент Фонда защиты гласности Алексей Симонов и адвокат Саркис Дарбинян. Сюжет из Ростова о суде над журналистом и блогером Сергеем Резником.
Ведущая Кристина Горелик.
Ауидоверсия передачи – повторы в субботу в 12:05 и в понедельник в 7:05.
Кристина Горелик: Суд в Саратове приговорил журналиста Антона Наумлюка к выплате штрафа в размере 5 тысяч рублей. За освещение Народного схода – своего рода альтернативы "Маршу мира", который был в Саратове запрещен. Наумлюка обвинили в том, что у него не было "ясно видимого отличительного знака, который указывает на то, что он представитель СМИ". При этом у журналиста была с собой пресс-карта, и он не принимал участие в акции.
В Ростове-на-Дону близится к завершению уже второй судебный процесс над журналистом и блогером Сергеем Резником. Он обвиняется в оскорблении представителя власти и заведомо ложном доносе. Если вина журналиста будет доказана, ему грозит лишение свободы на срок до трех лет. В ноябре 2013 года суд уже приговаривал Резника к полутора годам лишения свободы. Тогда он также обвинялся в оскорблении представителя государственной власти, коммерческом подкупе и ложном доносе на сотрудника правоохранительных органов. Резник свою вину не признал, заявив, что причиной уголовного преследования является его профессиональная деятельность. А именно публикации в СМИ и его личном блоге в "Живом журнале", в которых он разоблачал коррупционеров среди чиновников, судей и сотрудников силовых структур. В ситуации на месте разбирался Григорий Бочкарев.
Григорий Бочкарев: 15 октября подсудимый и его защитники дважды заявляли ходатайства об отводе судьи Владимира Строкова, так как, по их мнению, судья ведет дело необъективно, предвзято, а иногда и фальсифицирует материалы (изменяет, например, задним числом данные в протоколах прошедших заседаний). Судья дважды покидал зал судебного заседания, чтобы посовещаться с самим собой, и оба раза отклонил требования защиты как необоснованные.
Вот как комментирует данный процесс адвокат Жанна Павлова, представляющая интересы журналиста Резника:
Жанна Павлова: Что касается вообще всех нарушений в этом процессе, прав на защиту Резника, мы намерены направить все материалы в Конституционный суд о признании неконституционными действий судьи Строкова и также следователя Ланько. Что касается будущего приговора, мы уверены, что он будет обвинительным с таким судебным процессом. Мы, естественно, намерены обжаловать его в Европейский суд по правам человека.
Григорий Бочкарев: Бывший заместитель прокурора области и действующий и.о. начальника Центра противодействия экстремизму пытаются доказать в суде, что Сергей Резник их оскорбил, что может грозить журналисту и блогеру новым сроком. Напомним, в ноябре исполнится год, как он находится за решеткой. Первомайский суд Ростова приговорил его к полутора годам лишения свободы за подкуп сотрудника станции техобслуживания автомобилей, оскорбление председателя областного суда и ложный донос.
В январе 2014 года правозащитная организация "Мемориал" признала Сергея Резника российским политзаключенным. Сам он и раньше говорил об этом и продолжает настаивать сейчас на том, что таким способом – лишением свободы – с ним расправились вороватые чиновники и правоохранители, о которых он много и часто зло писал в своих публикациях в СМИ и интернет-блоге в "Живом журнале".
Как сообщила жена Резника Наталья, участвующая в процессе в качестве общественного защитника, все ходатайства и доказательства от стороны обвинения суд слышит и поддерживает, а все заявления защиты отклоняет. "Поэтому мы надеемся на объективное рассмотрение этого дела уже другим судом", – заявила Наталья. И рассказала, как Сергею живется в неволе:
Наталья Резник: Настолько сильный и выдержанный человек, что можно позавидовать всем окружающим. Я думаю, он дает силы еще рядом сидящим с ним людям, надежду, веру. Поддержка с его стороны идет во все стороны, в том числе нам с его мамой, его семье и людям, которые ему небезразличны.
Григорий Бочкарев: Две представительницы гособвинения на этом процессе отказались от комментариев и посоветовали журналистам обратиться в пресс-службу областной прокуратуры.
У Резника уже больше половины срока по первому делу позади. Казалось бы, можно надеяться на так называемое УДО, то есть условно-досрочное освобождение. Но… Видимо он обидел "очень уважаемых людей", в числе которых – несколько генералов. Поэтому вместо УДО журналисту "светит" новый срок.
Кристина Горелик: "Резник – жертва, но назвать его невинной жертвой я никак не могу", – так комментирует судебный процесс над Резником президент Фонда защиты гласности Алексей Симонов, который помогает привлечь к этому делу экспертов для проведения независимой экспертизы публикаций Резника.
"Вообще современная журналистика перестала быть чистым делом", – сетует Алексей Симонов. А на заседаниях Союза журналистов приходится каждый раз обращать внимание коллег на то, что пропаганда и пиар-компания не есть журналистика.
Алексей Симонов: Это дело достаточно типичное по нынешним временам, потому что суды стали в значительной мере отвергать обвинения по защите чести и достоинства, не усматривая серьезных нарушений. По крайней мере, решений суда, которые бы не принимали сторону обвинения, то есть сторону журналистов, стало заметно больше. Но и заметно меньше стало обвинений в этом. Потому что люди заинтересованные стали обвинять журналистов совершенно в других грехах. Например, экстремизм, оскорбление, использование ненормативной лексики, особенно это связано с блогерами и так далее. То есть на самом деле идут по периметру дела. Жертвами становятся люди, против которых дело возбуждается не в связи с опасностью их деяний, а в связи с неприятностью их личности. Вот у них плохая репутация на местном уровне, они уже переели печенки всем местным правоохранительным органам, прокурорам и всякой прочей публике, против них надо возбудить дело. Тогда вместо конкретного дела по тому или иному поводу возникают совершенно окружающие дела. Такая история была в свое время с журналистом Толмачевым в том же самом Ростове. Это связано с тем, когда правозащитники, когда журналисты увлекаются правозащитой, у них возникает полное ощущение, что они не просто правозащитники и журналисты, а они еще и полноценные юристы. Жить-то как-то надо, и тогда они начинают делать следующим образом: они берутся вести твое дело и берут за это деньги. Но вести твое дело они берут в основном через свое средство массовой информации, которое принадлежит этим журналистам и, соответственно, там печатают, не очень сильно опираясь на законы. Вот, собственно говоря, я подозреваю, я не знаком с Резником, я вплотную этим делом не занимался, но так получилось, что у меня консультируются те, кто занимается его защитой, поэтому я в курсе дела. Сейчас стоит задача найти эксперта, который сможет выступить по поводу некоторых деталей в обвинительном заключении, где прокурор расценивает как оскорбление то, что в тексте его Резник назвал "трактористом". Тракторист точно не является оскорбительным словом, но вопрос контекста. Я не помню контекста, но эксперт действительно нужен, грамотный и не предвзятый эксперт. Экспертиза – это, к сожалению, в провинциальном суде на сегодняшний день гибельное дело, там "чего изволите" написано крупными буквами. И это страшное дело, потому что здесь в делах, не связанных с честью и достоинством, наши юристы разбираются не хуже экспертов, и здесь можно отстоять по позициям очень многие детали, а вот когда, скажем, обвинение в оскорблении и оскорбительным вдруг является слово "тракторист", один эксперт напишет, что контекст таков, что у тракториста этого хреновый трактор, нет бензина, не работает мотор и так далее, следовательно, этот контекст является предельно оскорбительным по отношению к прокурору. А у другого эксперта, который читает текст не предвзятыми глазами, у него может возникнуть совершенно другое ощущение. Поэтому Резник, с одной стороны, безусловно жертва, но сказать, что он невинная жертва, объективность мне не позволяет. Надо, наверное, попытаться, грубо говоря, отделить зерно от плевел, и если там есть зерно, а это вполне может быть, учитывая действительно реально дурной, напористый, хамоватый, агрессивный характер этой журналистики. Журналистика на сегодняшний день в принципе вышла за свои границы, и это связано с работой государственных учреждений. Что я имею в виду? Это государство в одних и тех же факультетах на сегодняшний день объединило во многих из них обучение пиар-работе и журналистике. Нет более двух разнонаправленных действий. Одна – это создать позитивный имидж, а вторая – рассказать правду. Согласитесь, что это две трудносоединимые задачи. Недавно в общественной коллегии по жалобе на прессу рассматривалось дело воронежского пиар-агентства, которое совмещается с информационным агентством. Оно возглавляется одним и тем же человеком, оно находится по одному и тому же юридическому адресу, но в разных комнатах. Как говорится, когда его чресла покидают кресло в одном кабинете, они переносятся через коридор и оказываются в соседнем кабинете, где вот я – чайник. И это чудовищно. Одна компания на него пожаловалась, он по просьбе общественной коллегии прислал названия статей, которые были посвящены компании, и заявил, что объективно оценивает имидж той или иной компании. Это 22 статьи, из 22 статей 17 по заголовкам уже были направлены на полный подрыв авторитета компании. Речь шла о том, что это не доказано, поэтому коллегия это не обсуждала. Но на самом деле он приходит в заведение и говорит: давайте наше информационное агентство возьмет на себя ваше пиар-обслуживание. Информационное агентство и пиар-обслуживание, понимаете? То есть уже заведомо в предложении есть подлянка. Если вы на это не согласитесь, то мое информационное агентство может быть крайне недовольно или огорчено, и мы не будем прятать от общественности наше огорчение. Вот примерная позиция, которую занимают эти ребята, занимающиеся якобы журналистикой.
Вторая история связана с передачей Мамонтова про еду, где главным экспертом по растительным маслам у Мамонтова выступал Андрей Караулов. По системе подмасливать он, наверное, эксперт, я думаю, но это не до такой же степени, чтобы именоваться экспертом. С Карауловым ничего сделать нельзя, мы два раза в делах, связанных с его личной передачей, где он выступал не экспертом, а автором, режиссером, создателем и даже мифотворцем, мы дважды признавали, что это нельзя разбирать по этике журналиста, потому что к журналистике это не имеет отношения – это художественные фильмы, выдуманные на основании некоторых жизненных фактов. Здесь у нас выступал на коллегии доктор наук, специалист по фармакологии, который был на этой передаче и которому в каждую рекламную паузу подходил Мамонтов и говорил, называя его по имени-отчеству: "А вы что хотите сказать?". Он рассказывал, с чем он не согласен из того, что он слышал. Его четыре раза спросили, что он хочет сказать, а слова не дали. Это чтобы было понятно, как это делается. Это запредельная заказная работа.
Рассматривалась на коллегии жалоба, это было полгода назад, жалоба комиссии по этике украинского Союза журналистов, жалоба на передачу Киселева. Есть решение, оно абсолютно адекватное с точки зрения здравого смысла и здравости позиции. В двух словах – это чистый пиар, это политтехнология, это никакого отношения к журналистике не имеет. Это рассматривать с этой точки зрения нельзя. Есть коллегия, есть эксперты по еде, они не разбираются в говне и не обязаны разбираться в говне.
Кристина Горелик: И еще один интересный комментарий – от адвоката Саркиса Дарбиняна из “Ассоциации пользователей интернета”. Я беседую с ним о новых законодательных инициативах власти в области регулирования интернета.
Саркис Дарбинян: Мы делали доклад недавно для журналистов, назывался "Двенадцать шагов свободы от Москвы до Пхеньяна". Мы насчитали 12 наиболее острых радикальных инициатив в области ограничения распространения информации. По нашему мониторингу таких за последние два года вышло порядка ста различных законов, подзаконных актов, постановлений правительства, так или иначе устанавливающих новые обязанности для информационных посредников, ограничений для пользователей, для владельцев сайтов, оснований для блокировки сайтов. Начала подниматься, и это было видно на глазах, уголовная ответственность за публикацию материалов. Собственно, такой запретительный тренд наблюдается последние два года. Ни одну из инициатив нельзя назвать хвалебными словами, это был и антипиратский закон, против которого возмущалось огромное количество граждан, была и петиция соответствующая, что нельзя вводить закон в таком виде, который может заблокировать любой сайт за нарушение авторских прав. Тем не менее, закон будет только ужесточаться, тренд будет продолжаться. Это и закон о блогерах, закон о публичном Wi-Fi, законы, так или иначе расширяющие основания для блокировки сайтов, много других инициатив, которые мы всегда публично размещаем, делаем подборку, у нас на РосКомСвободе есть радар, этот радар раз в квартал обновляется и показывает, что нового происходит. На этом фоне самое печальное, что слово "запрет" употребляется намного чаще, чем слово "предоставление прав", потому что прав предоставляется мало и каких-то позитивных правовых явлений в этой сфере наблюдается крайне мало. Очевидно, сегодня власть хочет контролировать все коммуникации граждан. Три оппозиционных СМИ, которые были по закону Лугового заблокированы, до сих пор не разблокированы и ответ никто не дал, что надо удалить конкретного с сайта, чтобы быит разблокированным. Когда писали закон, в закон не заложили возможности разблокировки сайтов, этот механизм вообще не был расписан. Поэтому прокуратура ссылалась на Роскомнадзор, Роскомнадзор на прокуратуру. Поэтому до сих пор сайты не разблокированы. Мы обращались с Павлом Рассудовым, председателем Пиратской партии, в суд. Он как гражданин не мог получить доступ к информации, жаловался на то, почему по решению по блокировке какого-то материала он не может получить доступ ко всему сайту. За права свои надо бороться. У нас граждане довольно пассивные и никто не хочет ничего делать, хотя все видят, что в области интернета происходит беспредел. При этом по всей стране шагает практика по привлечению пользователей к ответственности за размещение каких-то "экстремистских" материалов или "педофилии", когда японскую анимацию признавали педофилией, чиновники каким-то образом определили возраст анимационных японских большеглазых персонажей и начали привлекать за перепосты. А так как в законодательстве нет такого понятия как перепост, ретвит, происходит так, что иногда за просто копирование материала лицо подвергается уголовной ответственности как за распространение. Местные прокуратуры полюбили социальную сесть "ВКонтакте", потому что можно быстро зайти туда, наковырять ряд уголовных дел и закрыться по этим статьям. При этом печально то, что в основном это обвинительные приговоры, там, конечно, условный срок, никого реально не сажают. Но сейчас происходит такой тренд, чтобы показать пользователям, что они могут нести серьезную ответственность за те действия, которые они совершают в социальных сетях, в электронной почте, и никто не может скрыться от всевидящего ока Большого брата.
Кристина Горелик: А что касается электронной почты, помните, недавно было несколько скандалов по поводу спецслужб...
Саркис Дарбинян: Да, "Шалтай-Болтай", все помнят, сливал информацию. У них было несколько проектов, которые назывались "Анатомия страсти Роберта Шлегеля", переписка Дворковича, Медведева, все это помнят. Это были такие шуточные проекты. Тем не менее, сейчас мы видим много провокаций, это был слив паролей от электронных ящиков "Мейла", "Яндекса", "Джимейла". В Гугле сообщили, что это очевидно провокация со стороны IP-адресов, подконтрольных государственной власти. Тем не менее, проблема с перепиской и приватностью становится серьезной. Не все так плохо. Мы всегда рекомендуем журналистам менять подход к он-лайн общению, пользоваться защищенными протоколами для защиты своей электронной почты, для защиты переписки. К радости, сегодня таких возможностей много. Строить запреты в интернете – это то же самое, что строить дамбы в океане, они не помогают, технологии постоянно усовершенствуются. И получается, что когда пользователи не могут при помощи права решить вопросы, они прибегают к технологиям. Если это браузер – это Tor, если это защита соединения – этоVPN, если безопасные месседжеры – это Cryptocat. Конечно, оперативные службы могут сказать: вот вы, Кристина, в какой-то момент соединялись с абонентом таким-то, но содержание переписки, разговора будет недоступно, если использовать криптографию. Это борьба с ветряными мельницами. Если мы хотим привлекать экстремистов или педофилов, то оперативно-розыскным службам надо не блокировать информацию, а по этой информации вычислять, где сидит реальный преступник. Реальный преступник, я подчеркну. Не девочка 19 лет, которая перепостила какую-то публикацию "Правого сектора", а реальный преступник. Но этого не происходит, потому что легче бороться с последствиями, чем с причиной.
