Политолог Николай Петров, следивший за сегодняшней пресс-конференцией, называет ее "психотерапией для внутреннего потребления", отмечая, впрочем, сделанное президентом предостережение россиянам – о том, что экономический кризис продлится около двух лет:
– Честно говоря, кроме каких-то заготовок и его ответов, скажем, на достаточно жестко поставленный вопрос украинского журналиста, я не увидел каких-то серьезных инноваций, того, что отличало бы эту пресс-конференцию от предыдущих. Чего-то, что можно было бы считать ответом на те вызовы, которые сейчас стоят перед страной.
– Как вы полагаете, Путин в принципе контролирует ситуацию в стране, он понимает, что на самом деле происходит с экономикой России?
– Мне кажется, он достаточно хорошо понимает, что происходит в экономикой России, он и политическая элита достаточно хорошо понимают, что наложение динамики цен на нефть, на санкции дает очень тяжелый эффект для российской экономики. Но надо понимать, что Путин находится в очень сложной ситуации, когда он, с одной стороны, не может продемонстрировать какого-то резкого движения в сторону Запада, чтобы не быть обвиненным в предательстве русских национальных интересов, а с другой стороны, он не может продолжать линию на конфронтацию, поскольку очевидно, что она уже очень серьезно негативно сказывается на состоянии экономики и грозит негативными эффектами в плане отношения граждан к власти.
– Может ли сегодняшняя пресс-конференция Путина и какие-то его заявления усугубить ситуацию в экономике и политике России?
– Думаю, пока нет. То, что я вижу, это, скорее, психотерапия, рассчитанная на внутреннее потребление, на российскую аудиторию.
– Путин сегодня пообещал, что экономический кризис в России закончится через два года. Что это означает?
– Мне кажется, это некоторая новая нота в заявлениях президента, который стоит твердо на том, что те экономические проблемы, с которыми сейчас сталкивается не просто страна, но уже и ощущают их рядовые граждане, это не плата за Крым, а это некое негативное отношение к России со стороны Запада, которое наблюдалось чуть ли не веками. И то, что он сказал о двухлетнем периоде выхода из кризиса, это тоже, мне кажется, достаточно новая вещь, которая призвана готовить граждан к тому, что нынешняя ситуация не изменится скоро, как об этом тот же Путин говорил раньше, а нужно готовиться к тому, что это всерьез и надолго.
– Если бы у вас была возможность задать вопрос Владимиру Путину, какой бы это был вопрос?
– Путин большой мастер проведения таких сеансов общения, и мы видим, что целый ряд вопросов, если и подготовлены, то, по крайней мере, не обязательно в той редакции, в которой они задаются. То есть он, что называется, собаку съел на таком вот "элегантном общении". Мне кажется, что одним вопросом поставить его в сложное положение невозможно. Я бы напомнил, как в прошлый раз была целая серия вопросов по поводу запрета на усыновление российских детей иностранцами, и вот тогда, мне кажется, в конце концов, в пятый или в шестой раз отвечая на похожий вопрос, Путин стал как-то выходить из себя. Мне кажется, что здесь проблема не в том, чтобы задать ему какой-то заковыристый вопрос, он легко может его или отбрить или использовать какую-то заготовку, а в том, чтобы додавить его и заставить его отвечать на неудобные для него вопросы. А неудобные для него вопросы – это, мне кажется, вопросы, связанные с его ближайшим окружением, с тем, как ведут себя олигархи, которые стали таковыми во время правления Путина, и с тем, как и чем Россия будет платить за те шаги, которые еще недавно представлялись как бесплатное и приятное взятие Крыма или действия в Украине.
Корреспондент украинского агентства "Униан" Роман Цымбалюк пришел на пресс-конференцию Путина в футболке с надписью "Укроп" и спросил президента: "Сколько российских военных участвуют в карательной операции, которую вы устроили на востоке Украины, и сколько из них погибли?". Этот момент стал, пожалуй, одним из самых запомнившихся за все 3 часа общения Путина с прессой. В интервью Радио Свобода Роман Цымбалюк рассказал о том, как ему удалось задать вопрос Путину:
– Очевидно на фоне этих событий, если бы они не дали слово вообще украинским журналистам, это выглядело бы еще гораздо хуже, чем предоставить такую возможность украинской прессе. Но я считаю, мне просто повезло. Я сделал такой большой плакат с надписью "Украина" и пытался смотреть на Путина и махать им, чтобы он увидел. Видимо, на это он и среагировал.
– На ваш взгляд, почему по поводу Украины было немного вопросов?
– Знаете, как это ни странно, тренд в России понемногу меняется. После этой страшной девальвации россиянам про украинских карателей и Бандеру уже не рассказывают. Хотя да, мы очень плохие, мы едим русскоязычных детей. Это все осталось. Но градус напряжения изменился, снизился.
– Вы, наверное, и сами обратили внимание на то, что вас заметил сам Путин, а не его пресс-секретарь Дмитрий Песков. Он вас запомнил после того, как вы в прошлый раз задавали неудобный вопрос (в 2012 году во время пресс-конференции Путина Цымбалюк предположил, что скидка на газ для Украины – плата за ее невступление в Европейский союз. – РС)?
– Знаете, я довольно долго здесь работаю, много лет, и когда у нас были хоть какие-то отношения межгосударственные, то я очень часто, почти всегда, когда приезжали украинские президенты или премьеры, всегда освещал эти мероприятия. И очевидно, что Дмитрий Песков в лицо меня идентифицирует. Он, видимо, не знает, где я работаю, но он знает, что я украинский журналист. А Владимир Владимирович вряд ли знает, кто я. Он большой человек, зачем ему каждого журналиста запоминать. Мы видимся с ним в последнее время не так часто (смеется).
Роман Цымбалюк задает вопрос Владимиру Путину:
– Если говорить об атмосфере в кулуарах сегодняшней встречи, какое отношение к вам как к украинскому журналисту было со стороны российских коллег?
– Знаете, на самом деле никакой агрессии со стороны российских коллег я не почувствовал. Они нас журят: "Вот видишь, ты надел майку "Укроп" и можешь тут спокойно ходить. А вот как нам работается у вас в Украине". Я все это выслушиваю и просто объясняю: "Друзья, ну не мы же на вас напали. И согласитесь, что ваша работа в освещении событий очень и очень далека от правды". Поэтому агрессии я не испытывал.
– Ваш вопрос заметно разозлил президента Путина. Вы заметили это?
– Откровенно говоря, не заметил, потому что я, во-первых, очень волновался сам, пытался не растеряться и задать вопрос так, как я хотел. А во-вторых, я работаю в информационном агентстве, и после того, как он ответил, я просто начал писать новость. Мне уже было не до этого. Это телевизионные журналисты могут лучше почувствовать. Мне кажется, что для Украины этот вопрос важный. Я его задавал так, как считал нужным. И многие говорят, что это было очень неосторожно. Но мне кажется, что на фоне событий, которые происходят сейчас в нашем государстве с участием России, тут не до политкорректности уже.