В Нью-Йорке начался показ кинематографической редкости. Ею оказался чудный исландский фильм "О конях и людях" Бенедикта Ерлингссона, известного по работе с Ларсом фон Триером. В отличие от других северных картин, которые привели к взрыву интереса к триллерам нордического "нуара", этот фильм, снятый в лаконичной манере с сухим юмором на фоне дивной красоты пленэра, посвящен лишь тому, что обещает его название: коням и людям. Дело, однако, в том, что и те, и другие, живя в самой необычной стране, из всех, где мне довелось побывать, отличаются от всех себе подобных.
Когда делишь триста тысяч островитян на число симфонических оркестров, шахматных гроссмейстеров или королев красоты, исландцы всегда оказываются на первом месте. С фауной – то же самое. Исландию населяют птицы, тролли, недомашние животные и эльфы. С последними, кстати сказать, никто не ссорится. Каждый раз, когда дорога делает неоправданный изгиб, это значит, что не хотели беспокоить семью эльфов, живущую под холмом. Конечно, современные исландцы не верят в суеверную чепуху. Они просто следуют примеру Нильса Бора, который прибил подкову на дверях лаборатории, ибо она приносит удачу и тем, кто в нее не верит.
Из видимых существ важнее всех овцы. Исландский баран ведет завидный образ жизни и ни в чем себе не отказывает. Зимой его холят под крышей, летом он уходит в горы, где ест ягоды, обильно покрывающие подогретые горячими источниками склоны. Привыкнув к свободе, он независим и горд. Собаки в Исландии не кусаются, об овцах этого не скажешь, и я сам видал барана с четырьмя рогами. Но ближе всего я познакомился с исландскими лошадьми, отношению с которыми посвящена кинопоэма Бенедикта Ерлингссона.
Коней, как и людей, в Исландию привезли тесные суда викингов. В дорогу отбирали самых мелких – коренастых и живучих, тех, в ком сосредоточилась эссенция породы. С тех пор их расовую чистоту блюли тысячу лет. Чужих коней сюда не пускали, а своим, уезжавшим, скажем, на скачки, не разрешали возвращаться. Отсюда происходит уникальный характер исландской лошади, самобытной, словно йетти: мохнатая, свирепая, невысокая, но назвать ее пони – все равно что сказать про Наполеона "метр с кепкой".
До пяти лет лошади не знают узды и живут привольно, как мустанги. Свобода, считают коневоды, нужна, чтобы у каждой развился самостоятельный характер. Об этом я узнал, зимой, что важно, когда решил прокатиться верхом по живописной исландской долине.
– Какой темперамент предпочитаете? – спросил меня грум.
– Medium rare, – ответил я наугад, стесняясь признаться, что когда я в последний раз сидел на лошади, она была деревянной.
– Тогда – Звездочку, в меру резва.
Мы молча посмотрели друг на друга, и я заметил белое пятно на лбу. Точно такое, некстати всплыло в памяти, было у жеребца-убийцы из рассказа Конан-Дойля "Серебряный". Я вывел кобылу из стойла и тут же об этом пожалел. К дождю прибавился снег и острый, прямо-таки кинжальный ветер. С великим трудом я влез на спину мокрого животного и сказал спасибо – takk – за то, что оно не сбросило меня сразу.
Сверху открывалась свежая картина. Горы стали доступнее, дорога не имела значения, до земли было далеко и падать – больно. Отпустив поводья, я решил не вмешиваться в процесс. Кавалькада тронулась шагом, но путь вел к реке, и лошади не собирались сворачивать. Въехав в стремнину, Звездочка пустилась вскачь, не разбирая броду. Как настоящая исландка, она была счастливой мазохисткой и радовалась ледяной воде, словно средиземноморскому пляжу.
Освежив нас купанием, Звездочка пустилась во все тяжкие. Забыв про меня, она флиртовала с жеребцами и дралась с подругами. На крутом склоне ей нравилось менять галсы, в долине – внезапно останавливаться в надежде на то, что я вылечу из седла и рассмешу товарок. Я ей не мешал, потому что не знал, как это делается. Когда Звездочке надоел скучный наездник, она отправилась домой – галопом. Раньше я не знал, что это значит, теперь – боюсь вспоминать. Окрестности уносились вдаль, и мне казалось, что навсегда. Добравшись до конюшни, она насмешливо фыркнула и стряхнула меня в сено.
– Takk, – вновь сказал я ей, чтобы не ссориться, но про себя решил, что исландскими лошадьми лучше любоваться с киноэкрана.
