Тамара Ляленкова: Тема сегодняшнего обсуждения – школа и Русская православная церковь – впервые возникла несколько лет назад, когда появился новый предмет "Основы религиозных культур и светской этики". Тогда было предложено, чтобы уроки по истории православия, дабы случайно не исказить суть, вели священники. Потом возникла инициатива – устроить в школах молельные комнаты. А совсем недавно РПЦ в Москве получила право бесплатно арендовать для воскресных школ помещения общеобразовательных учреждений.
Впрочем, Русская православная церковь и так влияет на школьный процесс довольно сильно, особенно в некоторых регионах. Как именно – расскажут мама ученика московской школы Ольга Розенберг, завуч школы номер 3 города Хвалынска Татьяна Коцерова и бывший директор этой школы Сергей Коцеров. В обсуждении также примут участие доцент кафедры теоретических основ социальной психологии Московского психолого-педагогического университета Сергей Соловьев, он сейчас в Магаданской области, и научный руководитель Института проблем образовательной политики "Эврика" Александр Адамский. Православную точку зрения представит протодьякон Андрей Кураев.
Хочу начать с Ольги. История московская, недавняя, и очень многие родители сейчас выбирают как раз один из модулей в рамках этого относительно нового предмета, он уже пять лет, даже больше, поскольку был пилотный проект и в российских школах, и региональных.
Ольга Розенберг: Да, мой сын сейчас заканчивает третий класс. Соответственно, на будущий год у него начинается программа обучения религиозной культуре и светской этике. И по этому поводу у нас в школе было собрание, на котором мы должны были выбрать тот модуль, который нас устраивает. Каждый родитель вправе выбрать любой из шести модулей.
Тамара Ляленкова: Ну, у вас хорошая школа – позвали родителей, предложили родителям выбрать. Наверное, они хотели как-то аргументировать, помочь вам с выбором. Потому что, как правило, несколько лет назад обычно просто ребенок приходил и говорил: "А у нас там такой предмет, надо что-то выбрать". И родители между кухней и телевизором…
Александр Адамский: Положено родителей звать и спрашивать, норма такая.
Ольга Розенберг: Да, у нас, конечно, хорошая школа, но, действительно, положено приглашать родителей, родители должна написать заявление, в котором укажут выбранный ими модуль. На самом деле, когда нас приглашали на собрание, тему собрания нам никто не озвучил, просто назвали время, час, когда мы должны там быть. И когда я пришла, всех родителей детей, которые учатся в третьем классе, собрали в актовом зале и сказали, что сейчас будет видеопрезентация учебников по всем этим модулям, и затем мы должны будем выбрать. Первым сложным моментом стало для меня то, что я увидела, как в актовый зал входит православный священник. Потому что представители никаких иных конфессий приглашены не были. И мне кажется, это уже само по себе немножко неправильно. Особенно с учетом того, что у нас, например, немало детей из мусульманских семей в школе.
Тамара Ляленкова: Но школа у вас не мусульманская, а обычная, да?
Ольга Розенберг: Абсолютно, общеобразовательная.
Александр Адамский: Православных школ, муниципальных, нет. Есть воскресные.
Тамара Ляленкова: Но их все равно поддерживает государство, они получают достаточно серьезную поддержку. Но это отдельная тема православных школ, а мы говорим сегодня об обычных.
Ольга Розенберг: Все началось с видеопрезентации, где нам должны были показать учебники. На самом деле, показали нам только три – учебник по основам светской этики, мировым религиям и непосредственно православие. При этом это было очень интересно, поскольку нам показывали только оглавления, и когда показывали учебник по светской этике, внизу красным цветом было написано: "Не освещает заявленные темы". Затем нам показали учебник мировых религий, где было написано: "Слишком сложен для четвертого класса". А потом показали учебник православия, где не было никаких пометок, то есть он, видимо, признан идеальным.
Тамара Ляленкова: А кто авторы учебников?
Ольга Розенберг: Конкретно участник православия – это дьякон Кураев. После того, как нам это показали, на экране была большая надпись: "Родители, выбор за вами", после этих ремарок красным цветом это было особенно смешно. Не был указан ни учебник иудаизма, ни ислама, ни буддизма, это мы прошли мимо.
Тамара Ляленкова: То есть реально выбор состоял из трех модулей, а не из шести, как это заявлено?
Ольга Розенберг: Формально да. После чего встал непосредственно священник, отец Виктор, который сам бывший директор общеобразовательной школы, и на протяжении часа нам рассказывал, что вся мировая мораль построена исключительно на христианстве, что для знания своих корней необходимо выбрать именно модуль православной культуры. Нам говорили, что только уроки православия в школе способны воспитать в детях мораль. Что для меня было особенно обидно – почему родителям говорят, что они не могут воспитать своих детей? Немножко коснулись этики и психологии семейной жизни почему-то. Все это было на протяжении часа, и нам говорили: "Вы должны выбрать именно этот модуль, даже если вы из атеистической семьи, даже если вы из мусульманской семьи, вам нужно выбрать именно это".
Тамара Ляленкова: А как родители на это реагировали?
Ольга Розенберг: Непосредственно в актовом зале никто же не будет вскакивать и перебивать. Не говоря о том, что это был будний день, середина недели, 8 вечера, и всем очень хотелось домой. И вступать в религиозные диспуты, мне кажется, не хотел никто. Мы выслушали, похлопали и разошлись по классам. В классе некоторые родители сказали, что это все замечательно, но давайте мы все напишем заявления на светскую этику, потому что те, кто хочет изучать православие, есть воскресная школа, и наверняка у других конфессий, при синагогах, при мечетях тоже есть аналогичные заведения. Но нам было сказано, что преподавать выбранную дисциплину будет наш классный руководитель, которая прошла обучение по данному модулю, и что она рекомендует нам выбрать православие.
Тамара Ляленкова: Сложная история… В свое время, когда еще обсуждалось, как этот предмет будет вводиться, говорили, что нет преподавателей, и что если мы предложим все шесть модулей, наверняка один какой-то выпадет, потому что нет специалиста в этой сфере.
Александр Адамский: Я прекрасно помню эту историю, была огромная дискуссия, и допускались даже личные выпады в мой адрес, например, в адрес Андрея Александровича Фурсенко, в адрес Калины, который тогда был заместителем министра. И я помню эти собрания в кабинете Калины, куда приходили представители разных конфессий, и бурно это обсуждалось. И надо сказать, если углубиться немножко в историю, это нормальная такая эволюция, когда нам аукается вот этот воинствующий атеизм советской власти, вот он так возвращается – предельным вариантом другой стороны. И вообще говоря, обсуждалось обязательное преподавание основ православной культуры.
Тамара Ляленкова: Изначально, да, 1999 год, Алексий Второй, и история начиналась с обязательного преподавания основ православной культуры. И от этого уже пошли остальные модули. То есть решили, что не очень корректно преподавать что-то одно, и был разработан такой сложный предмет.
Александр Адамский: Да, и этот сложный предмет, такой компромисс, но это альтернатива обязательному преподаванию одной конфессии. Причем лозунг был такой, что в стандарт ввести. Там возникало много разных на эту тему вопросов и проблем. Например, как аттестовывать тогда, как итоговую аттестацию проводить, если это в стандарте. Так что это была очень серьезная история, и я думаю, что здесь ключевую роль сыграл Андрей Александрович Фурсенко, честь ему и хвала, который между этой Сциллой и Харибдой провел этот корабль. Мне кажется, вышли на достаточно мирный, я бы сказал, экологический вариант формально. Во-первых, это не преподавание религии, что существенно важно, а это преподавание религиозной культуры плюс светская этика. И есть выбор – это ключевой и очень важный момент.
Тамара Ляленкова: Вот Оля готова выбрать модуль, и я так понимаю, вы готовы отстаивать свое право.
Александр Адамский: А в анкете были все шесть вариантов?
Ольга Розенберг: В анкете были все шесть, но когда я выбрала единственная, как я понимаю, из класса модуль по мировым культурам, мне сказали, что, возможно, не будет учителя по этому модулю.
Александр Адамский: Вот это уже манипуляции, и вот тут уже начинаются манипуляции. Не говоря о том, что никакого давления быть не может, это выходит за рамки нормы, во-вторых, по закону Российской Федерации по образованию родитель является главным воспитателем, и в этом смысле за ним право.
Тамара Ляленкова: Было много препирательств вначале, стали считать количество тех, кто записался на тот или другой курс…
Александр Адамский: Да, началась статистика и отчетность. В этом смысле я очень далек от любой цифры, я могу себя причислить к агностикам, скорее, а не к атеистам, но я думаю, что любая церковь – такая же бюрократическая система, как и другие институты. В этом смысле у них тоже есть отчетность. Но когда отчетность такого рода начинает довлеть надо судьбой ребенка и над выбором родителей, мне кажется, это уже не нормально.
Тамара Ляленкова: На тот момент, да, были всякие странные истории, региональные в том числе. Я посмотрела – разнится статистика, и где-то говорится о том, что большая часть выбирает православную религию. На самом деле, часть выбирает светскую этику. Понятно, что родители сами еще не очень ориентируются в религиозных всяких вещах, и они с осторожностью относятся к этому вопросу.
Александр Адамский: Смотрите, вот как бы я поступал на месте директора школы или классного руководителя? Я бы, конечно, заранее, за много времени до этого попросил бы родителей познакомиться с теми вариантами, которые есть, и что это предлагается, для того чтобы семьи посмотрели учебники, может быть, даже и программу, а может быть, некоторые из них пошли бы еще немножко шире. Что такое светская этика? Это такой нетривиальный вопрос.
Тамара Ляленкова: По большому счету, в предисловии к учебнику должно быть что-то про это написано. И совсем небольшой труд - классным руководителям разослать это в одном пакете по электронке.
Александр Адамский: Совершенно верно. Приведу еще пример. Кроме этого выбора, почти в каждой школе есть профильное обучение.
Тамара Ляленкова: Но четвертый класс, это же очень рано…
Александр Адамский: Неизвестно, рано или не рано. Это же не профориентация, это вид деятельности. Но то, что точно профиль не выбирается на собрании, которое объявляется за три дня… Родители же задолго выясняют, к чему предрасположен их ребенок, более того, в школе есть специальный кабинет, куда приходят родители, приходят дети, с ними выясняют их наклонности, их способности, что им ближе и так далее. Это огромная, колоссальная работа. Проводить ее по отношению к выбору курса вот так непрофессионально, я бы так сказал.
Тамара Ляленкова: Да, это правда.
Я знаю, что Сергей Соловьев занимался этой темой как психолог. Может быть, вы участвовала в обсуждении этой темы на каком-то из этапов?
Сергей Соловьев: Совершенно верно. Но я хотел бы вернуться к началу этой истории и сказать, что подобного рода эпизодов, как тот, что был рассказан сейчас в эфире, их происходит весьма много. В частности, я еще редактор журнала "Скепсис", и мы публиковали статью одного из родителей, которая называлась буквально "Что делать, если вашего ребенка принуждают изучать "Основы православной культуры". Там рассказывался эпизод в мытищинской школе в 2012 году, который во многих деталях повторяет только что рассказанную историю. Где не было тоже никакого свободного выбора модулей, там был еще более жуткий вариант, где заранее выбор "Основ православной культуры" был спущен администрацией школы, а ей, по мнению родителя, это было спущено местными образовательными инстанциями. Когда эта статья была опубликована и разошлась по сети, то по отзывам можно было судить, что с подобными ситуациями родители сталкиваются и в других частях страны.
И это ровным счетом то, о чем предупреждают противники введения этого курса, что здесь будет включаться административный ресурс, и для того, чтобы обсуждать этот вопрос, по моему убеждению, нужно прежде всего вернуться к вопросу: а зачем вообще нужен этот предмет. По моему глубочайшему убеждению, это абсолютно бессмысленный предмет, который отвлекает учеников от изучения тех самых предметов, которые могут помогать формированию патриотизма, если хотите, этики и так далее. Это прежде всего предметы гуманитарного цикла, это литература и история.
Тамара Ляленкова: Как правило, речь шла и сейчас идет об установках на патриотизм, на духовные скрепы через представителей Православной церкви, какие-то семейные ценности. Возможно, это связано как раз с недостатком каких-то светских ориентиров, вы не думали об этом?
Сергей Соловьев: Поясню, что я преподаю на факультете социальной психологии, и не только на нем, но сам я по роду своей деятельности имеют отношение больше к исторической науке, занимаюсь новейшей историей. Если говорить о воспитании и об этике, называя вещи своими именами, то, о чем вы говорите, это разговор об идеологии и об идеологическом воспитании, а это все-таки немножко другая вещь и другая история. Как раз протесты против введения "Основ православной культуры" были связаны с вполне резонными и оправдавшимися опасениями, что этот предмет послужит просто заменой прежней идеологической модели, "атеистической", а это спорный вопрос – насколько она была по-настоящему атеистической, на новую идеологическую модель. Не думаю, что открою Америку, если скажу, что Русская православная церковь в значительной степени является идеологическим аппаратом современного российского государства. Можно оценивать положительно или отрицательно, но это факт. Так вот, именно в этом контексте мы рассматриваем введение православной культуры.
Потребность в воспитании в школе, безусловно, есть. Когда воспитательная проблематика из школы изымалась, для школы это ни к чему хорошему не привело. Другое дело, что есть масса не религиозных, не имеющих никакого отношения ни к какой религии методов формирования нравственной личности в школе. И когда нам пытаются сказать, что проблему воспитания, а тем более этики связывается в обязательном порядке с религией, на самом деле, это очень опасная вещь. На самом деле, это возвращение к тезису о том, что если Бога нет, то все позволено, и тогда получается, что все люди неверующие или иной конфессии по определению оказываются аморальными, а это, на самом деле, путь к конфликтам, как конфессиональным, так и этическим.
Тамара Ляленкова: По моей просьбе в группе Фейсбука в защиту образования была опубликована такая информация, и там было обсуждение, народ делился своими впечатлениями. Вот одна из мам серьезно написала: "Ну, что, граждане, свершилось. Внучке в школе сообщили, что земля плоская. Преподавательница истории, 5-ый класс. А внутри этой плоской земли живут динозавры, которые всех покарают за грехи. Одна радость – если не выучил урок, надо сказать, что был в церкви, и "двойку" не поставят". И она крупными буквами выделяет: "Я НЕ ШУЧУ". И дальше вот народ уже делится своими впечатлениями по поводу того, как и что происходит. Наверное, зависит от преподавателя, от директора школы от школы. В вашем случае, Оля, кто, как вам кажется, эту всю историю инициировал таким образом.
Ольга Розенберг: Конкретно про нашу школу я не могу, конечно, точно знать. Но когда я вернулась домой после этого собрания, я на эмоциях написала такой очень гневный пост на своей странице в Фейсбуке, только для своих друзей, но неожиданно он стал очень популярен, набрал огромное количество комментариев и перепостов, и ко мне приходило очень много людей, которые столкнулись с тем же, и они писали о своем опыте. Мне написала женщина, у которой мама работает директором школы, что ее маме звонили из департамента и очень настойчиво рекомендовали как-то повлиять на родителей, чтобы выбрали именно этот модуль.
Тамара Ляленкова: А вот что бывает с директорами школ, которые не подчиняются этим настоятельным рекомендациями. По телефону с нами – бывший теперь уже директор школы Сергей Коцеров, Хвалынск, школа номер 3, Саратовская область.
Сергей, расскажите вашу историю. Я так понимаю, что вы тоже в какой-то момент предложили родителям выбрать модули, вы были относительно новый человек в этой школе, и что было дальше?
Сергей Коцеров: Да, мы предложили шесть модулей, все правильно, но большая часть родителей выбрала православие. Мы проводили классные собрания, проводили серьезную работу. Маленький процент родителей выбрали мусульманство, и совсем незначительная часть – светскую этику. Со стороны родителей претензий к администрации школы не было, а у нас возникла проблема с местным батюшкой, который объявил меня и часть учителей в школе глубокими атеистами. Хотя я сам православный человек, живу в православной стране, и я не против этого. Началось гонение на всех уровнях, подключили даже епархию, управление образования, началось давление страшное, которое продолжалось год.
Тамара Ляленкова: А что послужило поводом тому, что вас, хотя это странно звучит, обвинили в атеизме?
Сергей Коцеров: До батюшки донесли это, потому что он контролирует этот вопрос через своих родителей, своих агентов. Он пытается влиять на школу, и даже если маленький процент не выбирает православие, он пытается оказывать давление – и сам приходит, и через управление образования, и через епархию Саратовскую. То есть он ведет такую политику, чтобы было 100 процентов православия. Хотя в школе есть определенный процент людей, которые хотят изучать мусульманство, часть людей, которые хотят изучать различные культуры. И мы родителям предложили выбор, но столкнулись с такой историей, что начали оказывать давление. Причем приходили в школу, приезжал батюшка с епархии, и проводились очень серьезные беседы со мной.
Тамара Ляленкова: А о чем вас спрашивали? Это похоже на то, как это было в партийные времена, советские?
Александр Адамский: Это не то что похоже, а просто один к одному! Поэтому я и говорю, что возвращается обратно все. В православии есть замечательный принцип: невольник не богомольник. И когда такими способами рьяно заставляют выбрать, возникает видение, что выбирают люди не предмет, а выбирают религию, а это уже миссионерство. И второй момент, который я хотел бы подчеркнуть, здесь есть одна методологическая ошибка, и мне удивительно, что этого не понимают в современной школе. Добавление того или иного предмета к учебному плану не решает проблемы. И даже наоборот, о чем, собственно, и была дискуссия. Вот это привычка из 19-го века: чуть возникла проблема – давайте введем предмет и ее решим. На эту уловку попались, кто хотел, чтобы изучали религии. Я тоже считаю, что религии надо изучать, и вклад религии в общекультурное развитие колоссален, но вопрос тогда – зачем?
Тамара Ляленкова: Надо помнить еще, что чтение сократили. Тут тоже есть такие качели.
Александр Адамский: Да, и это следствие этой ошибки. Есть ряд устоявшихся предметов, и тонкая настройка позволяет дать в них всякие материалы, которые позволяли бы ребенку понять, что такое христианская религия, в чем смысл ислама, в чем смысл буддизма, иудаизма, что такое светская этика. Я не думаю, что, например, моему поколению "Мастер и Маргарита" дала меньше в понимании религии, чем если бы мы присутствовали на этих уроках. В литературе, в истории, в физике, в математике есть устоявшиеся вещи, но это тонкая вещь. А есть более политизированная вещь: мы добились, что религию изучают в школе, нам галочку поставьте.
Тамара Ляленкова: Об особенностях религиозных нам расскажет протодьякон Андрей Кураев.
Андрей Кураев: Я помню начало истории этой, а началась она с того, что Министерство образования стало мухлевать. В 2009 году, когда пошли первые выборные собрания, потом в 2010 году, достаточно ясно в телефонных переговорах федеральное министерство давало понять на местах, в этих экспериментальных регионах: знаете что, выбирайте основы светской этики или мировые религии, а ОПК не надо. И, например, в Пензенском регионе никому, ни одному ребенку не разрешили выбрать ОПК на десятый год обучения. Причем я по этому поводу прихожу к губернатору говорю: "Что у вас происходит? Что вы такое делаете? У вас кончается срок второй на днях, через месяц. Представьте себе – президент встречается с патриархом, они обсуждают взаимодействие церкви и государства, и для патриарха это лично значимый проект – взаимодействие со школой. Естественно, патриарх поведет речь об этом с президентом, президент спросит, как все идет, а патриарх скажет: "Да, вы знаете, всюду нормально, а вот в Пензенской области даже детям священников не разрешили выбрать этот курс". Вы хотите, чтобы патриарх такое про вас сказал?" – "Да что же вы сразу не сказали! Нет. Вы скажите, сколько процентов вам надо, и я прикажу!"
То есть началось с того, что по всей стране, в том числе и Краснодарском крае, на Кубани, местные министерства образования жестко давили на директоров школ, чтобы не делить классы, чтобы все были, и в лучшем случае первая школа выбирает светскую этику, а вторая – мировые религии. И все. Мотивы были самые серьезные. Приезжаю в Кабардино-Балкарию, и там мне говорят в министерстве: "Мы решили никому не разрешать выбирать ислам или православие, чтобы не было конфликтов. У нас сложное население, две конфессии, и поэтому так вот". Где-то говорят, что проблема была в финансах, потому что бюджеты не предполагали оплату дополнительных часов. Если в классе возникает четыре группы, значит, для педагога четыре урока – и его зарплата должна быть увеличена. Это тоже был важный аргумент для директоров школ и завучей, чтобы не допустить выбора реального.
Какие бы ни были мотивы, включая элементарную педагогическую осторожность: мы не знаем, что это, поэтому будем потихонечку входить, по щиколотку и не больше, - тем не менее, сначала мухлеж с голосованием начался в пользу светской этики. Потом уже на Кубани потребовал местный митрополит: "Что вы делаете? В нашем казачьем крае – и 5 процентов избрали основы православной культуры?" Переголосование прошло – процент оказался в разы больше. То есть давление администрации епархии уравновесило давление аппарата министерства, и в итоге два давления создали какую-то возможность свободного более-менее выбора, сбалансированного для родителей в той ситуации.
Тамара Ляленкова: Хочу вернуться в город Хвалынск. Татьяна Михайловна Коцерова – жена Сергея Алексеевича, они вместе пришли в эту школу, она математик и завуч, и она тоже в этой истории участвовала непосредственно.
Татьяна Коцерова: Основная моя должность – завуч этой школы, и как завуч в феврале я начинают формирование учебного плана на новый учебный год. И, естественно, начинается опрос родителей, чтобы сформировать социальный заказ. Сюда относится и этот курс, так как он включает в себя несколько модулей, мы обязаны провести работу с родителями, и они должны написать заявления, какой курс они изучают. И в феврале месяце я начала эту работу. Был звонок отцу Виталию, отец Виталий позвонил в администрацию, позвонил в область, в регион, и дошло это до Общественной палаты, что моей работой по определению этих вот курсов я как бы в школе отменяю православие. И со стороны администрации, со стороны управления образования началось давление. Мне запретили вести эту работу.
Эта ситуация у нас повторяется, потому что формировать учебный план нужно, и управление образования проводит мониторинг по вопросу, сколько детей у нас будут изучать тот или иной курс. И вот в апреле месяце я опять возобновляю эту работу, пока через мониторинг классных руководителей четвертых классов, мне классные руководители подают информацию. В одном классе 3 или 4 процента – ислам, столько-то процентов – православие, и вот один из двух четвертых классов, мне подает информацию классный руководитель, что сто процентов – православие. В мае мне нужно собрать заявления с родителей, я их собираю, и оказывается, что те родители, которые подали 100-процентное православие, пишут заявления 50 процентов на "Основы религиозных культур и светской этики". И тут снова началось! Эта информация доходит до священнослужителей, до управления образования, до всех инстанций, и опять – я вела неправильную работу, я отменяю православие, я против нравственного воспитания детей, против патриотического воспитания детей, что такие качества, как порядочность, честность, гражданская позиция детей, уже сформированы не будут, и так далее.
Тамара Ляленкова: Татьяна Михайловна делала ровно то, что должна была делать как завуч. Она как раз пыталась объяснить родителям, какой у них есть выбор, и более того, родители подумали, в какой-то момент, возможно, передумали, то есть это ровно те шаги, которые любой директор или завуч должен предпринять.
Александр Адамский: Да, она выполняла именно свои служебные обязанности.
Татьяна Коцерова: Да, и работа продолжалась, и те показатели, которые я давала в апреле, и которые в конце мая на начало сентября идут, не сравнимы с тем, что было ранее, то есть уже не 98 процентов – православие, а там 89 процентов – православие. И это вызвало тоже некоторое недовольство. Работу начал вести уже регион, в школу приехал отец Дионисий, представитель Общественной палаты области, чтобы понять, действительно ли, как нас называли, "господа Коцеровы-атеисты" абсолютно отвергают это и направляют учебный процесс не в том направлении. Я не участвовала в этом общении, но отец Виталий и Сергей Алексеевич помирились как бы, нашли общую дорогу, наверное, к решению этой проблемы. И был какой-то негласный договор о том, что модуль "Основы светской этики", который выбрали около 10 процентов родителей, не стоит вообще преподавать в школе. Нам это было объяснено, было сделано напутствие дальнейшее, и с этим мы остались, каждый со своим.
Работа продолжалась, со мной начали вести разговоры представители администрации, в частности, зам главы администрации по социальным вопросам. Он в частной беседе говорил мне, что нужно дружить с отцом Виталием, надо приглашать его в школу, это политические вопросы. Задавались вопрос, с одной стороны, смешные, а с другой стороны, на мой взгляд, серьезные и оскорбительные: "Почему вы не ходите в церковь? Может, вы староверы, может быть, мусульмане?" На что я ответила, что это мое личное, и даже если я атеистка, это тоже мои личные убеждения. Хотя я к этой спокойно отношусь, я сама крещеная, и ребенок у меня крещеный, но все-таки я считаю, что у нас школа светская, и государство тоже. Есть рекомендации и правительства Российской Федерации, и Министерства образования, и я, как завуч, обязана в школе выполнять эти рекомендации, и я считаю должным это делать.
Тамара Ляленкова: Вот такая замечательная история, школа в городе Хвалынск, и принимают участие во всем этом и депутаты местного собрания, и представители Православной церкви, и чиновники… Это какая-то запредельная история, мне кажется, чтобы там все включались по поводу того, кто какой модуль выберет.
Александр Адамский: Вообще говоря, по описанию такое ощущение, что мы в шаге от мракобесия, просто в шаге! Обскурантизм в самом неприглядном виде. И с другой стороны, беззащитность учителя. Получается, что учитель, который выполняет свои обязанности… Министерство молчит, и никакой надежды на то, что министерство будет проводить какую-то линию, которая обеспечила бы учителям выполнение своих обязанностей, тут надежды никакой нет. И меня больше всего огорчают вот эти двойные стандарты. Если уж считается, что у нас православное государство, что церковь должна влиять на работу школы, что батюшка должен приходить, и зам главы по социальным вопросам считает, что это политика, тогда надо менять конституцию, менять законы, делать это явным, правовым, юридическим, законодательным. А то получается странная вещь: человек, которых хочет соблюсти конституцию, законы, он светскость школы будет отстаивать и невмешательство в дела, но тогда он попадает под жернова тех, кто считает, что это большая политика, нравственность воспитывается только религиозно. Я даже не стал бы сейчас делить – христианство как основа морали или ислам как основа морали, или иудаизм как основа морали. Речь идет о том, что якобы религия – основа морали. Исторически это так, но в современной ситуации… ну, все уже было сказано. Поэтому тут либо надо сделать это правовым и явным, сказать: да, у нас так, - и тогда мы меняем конституцию и законы, либо защитить тех, кто хочет выполнить нормы закона и конституции.
Тамара Ляленкова: Сергей, а как вы рассматриваете эту ситуацию?
Сергей Соловьев: Мне кажется, вопрос здесь, если формально подходить к делу, не только в соблюдении прав учителя, который выполнял свои профессиональные обязанности в соответствии с законодательством и конституцией, а в наказании тех, кто самым грубым образом нарушал конституцию и законодательство. И описанная история, хочу подчеркнуть, далеко не единственная, такие истории просто довольно редко доходят до центральных СМИ. И такие истории в нормальной ситуации должны вызывать реакцию прокуратуры. Это же нарушение конституции, нарушение закона – увольнение, возможно уголовное расследование. Но мы этого не видим и не увидим. Мы прекрасно понимаем, что эта ситуация подчеркивает идеологическую функцию Русской православной церкви, которую сильнее выполняет в государстве.
И тут нужно подчеркнуть еще одну очень важную вещь. Прозвучало, что религия является основой морали, и исторически это, конечно, не так. Мораль долгое время существовала в религиозной форме, но возникла она отнюдь не благодаря религии, но это, в общем, отдельный исторический момент. Принципиальный вопрос в том, что если мы начинаем выводить мораль и гражданственность из религии, то я, как преподаватель истории, и я преподавал историю в школе в конце 90-х – начале 2000-х годов, преподаю ее в институте, должен сказать, что мы должны закрывать глаза на нелицеприятные аспекты в истории той же Русской православной церкви, во время Гражданской войны, к примеру, раскол в Русской православной церкви во время Великой Отечественной войны, когда известную профашистскую позицию заняла РПЦ за рубежом, и так далее. То есть это переписывание истории, и с этим многие мои коллеги уже сталкивались, когда к ним приходили ученики с подобным образом сформированным мировоззрением.
Мне кажется, что реакция на подобные эпизоды и со стороны СМИ, и со стороны наших коллег прежде всего из Москвы должна быть намного более резкой. Потому что учителю, директору школы в провинции намного тяжелее существовать в плохих взаимоотношениях с местной администрацией, нежели чем в куда более свободной в информационной плане столице. Солидарность – это очень важный фактор.
Тамара Ляленкова: Тут еще такой тонкий момент по поводу того, что обращаться в суд, восстанавливаться. Сергей Алексеевич не может обратиться в суд, потому что его уволили с поста директора школы, есть такая возможность, без объяснения причин. Татьяна Михайловна сейчас в школе. Я так понимаю, что эта ситуация расколола коллектив школы. Большая ли у вас школа?
Татьяна Коцерова: В нашей школе 555 учащихся, педагогический коллектив – 41 человек. В нашем коллективе, действительно, с приходом нас как администрации, Сергея Алексеевича и меня, коллектив был расколот, сформировалось как бы две коалиции: одна – человек 7, вторая – большая часть коллектива. У нас много было трений в коллективе, и изначально эта ситуация дала повод говорить о том, что Сергея Алексеевича могут уволить из школы без объяснения причин. В нашей школе проходили мероприятия, когда Сергей Алексеевич вместе с отцом Виталием организовали беседу отца Виталия с педагогическим коллективом по инициативе отца Виталия. В результате было каникулярное время, пришли отец Виталий, Сергей Алексеевич, я, еще 3-4 учителя, больше никто не пришел. После этого отец Виталий не приходил в школу, эта ситуация его обидела. И еще один момент – это отношение родительской общественности к этому вопросу. В ноябре или в конце октября в администрацию школы обратилась родительская общественность, было большое письмо, было немало подписей родителей, и в этом письме родители очень просили директора, когда приходит отец Виталий в школу на беседы с детьми, чтобы разрешение родителей имело место. И эта ситуация тоже нашла отражение в политическом аспекте нашей школы, и было обвинение в наш адрес, что мы подстрекаем родителей опять-таки против православия.
Хвалынский район очень маленький, практически работать, кроме как образовательных учреждений и медицины, в принципе, негде. Естественно, когда пошли увольнения, и я думаю, что я в этой школе долго не задержусь, сейчас многие учителя, которые даже выступали за Сергея Алексеевича, писали письмо в администрацию… Кстати, была интересная реакция на это письмо – организовали для директора публичный суд, когда Сергея Алексеевича пригласили в администрацию по другому вопросу, якобы этот вопрос был связан с изменением названия улицы, но когда он пришел, он оказался на суде. Там были представители всех уровней властей, главы администраций всех уровней, директора городских школ, заместители директоров, были два учителя нашей школы из числа оппозиции, и были два учителя, которые приносили письмо в защиту Сергея Алексеевича. И вот это был публичный суд, где разрешено было бросить камень в Сергея Алексеевича каждому сидящему на этом суде, в том числе и учителям.
Александр Адамский: Это просто жутко! Я не согласен с Сергеем, что надо сразу силовыми способами все решать, сейчас время дискуссии, диалога, разговора. Но когда оппонента ставят в статус врага: враг православия – значит, враг государства, - и дальше мы понимаем, к чему это ведет. Значит, враг народа и так далее. Эта ожесточенность, я думаю, вредит самой Православной церкви. Как и любой церкви, которая так себя ведет. А во-вторых, слишком рифмуется с теми временами, которые мы очень хорошо знаем.
Ольга Розенберг: Да, мне тоже хотелось бы сказать, что мне непонятен знак равенства здесь между православием и патриотизмом. А те республики, где преобладает ислам или буддизм, там не патриоты? Атеисты – это не патриоты. При этом изначально говорилось, что эти уроки должны способствовать укреплению понимания между детьми из разных конфессий. Но моя приятельница, например, рассказывала, что когда в их школе было подобное собрание, на собрании между мамой из православной семьи и мамой из мусульманской семьи чуть ли не до драк дошло со словами: "А мой ребенок не будет общаться с вашим!" То есть предмет, который должен был служить одной цели, приводит к совершенно противоположным результатам.
Тамара Ляленкова: Так ли это – спросим у протодьякона Андрея Кураева…
Андрей Кураев: Я только что пришел к вам с записи эфира на Общественном телевидении России, в котором была дискуссия по поводя новосибирского скандала с театром. И там я узнал нечто очень интересное. Я сидел между господином Федотом, главой президентского Совета по правам человека, и депутатом Госдумы Евгением Федоровым. Оказалось, что на митинге в Новосибирске, который требовал снятия спектакля с репертуара, главное и итоговое требование было – референдум по изменению конституции. Эта организация вполне скинхедского свойства "Национально-освободительное движение России", которая организовала этот митинга. Я зашел к ним на сайт, и там главное их требование – отменить колониальную конституцию России. А что именно отменить? Оказывается, ту статью, которая запрещает устанавливать единую государственную идеологию. Когда Федотов об этом услышал, он возмутился: это невозможно, что конституция защищена, ее парламент не может изменить, только референдум! И депутат Федоров тут же говорит: "Да, поэтому мы на митинге требовали референдума".
То есть речь идет об очень серьезной игре, и театр тут даже, и ОПК – не более чем часть этой игры. После того, как справились с олигархами, и все деньги в стране стали кремлевскими, следующий аппетит, естественно, на мозги. Для этого нужна государственная идеология. И тот же депутат Федоров в ходе нашей дискуссии сказал, что, да, уже принята и подписана президентом концепция культурной политики Российской Федерации. И вот тут возник вопрос: простите, а в чем отличие от идеологии? Если у Министерства культуры есть политика, в которой есть определенные идеи, тезисы, которые нужно проповедовать средствами культуры, подчиненными федеральному и муниципальному бюджетам, значит, уже идеология появляется. И надо отдать должное честной позиции Федорова, который говорит: да, мы на это и идем, чтобы признать, что в России должна быть государственная идеология.
А вот дальше начинается борьба между разными кремлевскими башнями и окружением за то, а что именно будет объявлено этой идеологией. Грубо говоря, интересы Спорткомитета или патриархии, например, или Министерства обороны? И совершенно ясно, что в этой ситуации позиция патриарха – чтобы именно его ведомство стало бы корневым, стержневым здесь. И отсюда настойчиво высказываемые предложения, которые не находят понимания у педагогов, и он об этом знает, тем не менее, говорит, - сделать "Основы православной культуры" стержневым курсом всей школы со 2-го по 9-ый класс. Как, скажем, русский язык в таком объеме или меньше преподается. Это не означает просто взять и написать учебнички для 3-го класса, для 7-го и так далее. Это означает – переписать все остальные учебники. Потому что, если этот курс берет на себя столько часов, то это означает, что другие курсы должны похудеть и ряд своих тем отдать сюда, и часы и темы отдать. И именно этот курс, а не курс литературы или истории, например, теперь станет, если это предложение будет принято, воспитующим, созидающим единую гражданскую нацию, надевающим на всех детей одни и те же очки. Вот это вот очень серьезно. Цена вопроса именно в этом.
Если бы мы исходили из вопросов чисто педагогических… Я, конечно, считаю, и в 2009 году я с патриархом Кириллом об этом говорил, он с этим соглашался, тогда он поддерживал этот вариант, чтобы этот курс был спиральным, по одному году в каждой школе – начальной, средней и старшей. То есть, скажем, 4-ый класс, 7-ой и 10-ый. Ребенок взрослеет, вопросы у него копятся на тему религиозной жизни, и давай с тобой обсудим. Но не так, что это важнее математики, важнее всего и вся. Вот то, что даже патриарх теперь пересмотрел свою позицию, и слыша глухое, несогласное молчание министерства, продолжает об этом говорить, значит, понятно, что он надеется на то, что на самом верху этот вопрос будет все-таки решен, и президентская воля продавит блокаду министерства.
Тамара Ляленкова: Похоже, что, действительно, религиозное воспитание входит в светскую школу, и религиозное воспитание – имеется в виду именно православное. Во всяком случае в тех регионах, о которых сегодня шла речь.
Посмотреть программу можно также на You Tube
