Девушки из оренбургской школы танцев изображали на сцене пчел, собирающих мед для Винни-Пуха. Номер был поставлен в стилистике одного из модных направлений танцевального фитнеса. Любительский видеоролик, выложенный в YouTube, обрывается на восторженных овациях зрителей. Следственный комитет по Оренбургской области, уполномоченный по правам ребенка в России Павел Астахов и значительная часть обитателей соцсетей Рунета увидели в танце тинейджеров нелепость, безнравственность, пошлость, оскорбление, совращение, растление, разврат, насилие, и... намек на пришедшие с украинской войны "колорадские" ассоциации с георгиевской лентой.

Существует весьма известный в цивилизованном мире иранский черно-белый комикс "Персеполис", по которому поставлен одноименный французский анимационный фильм. Рассказ там ведется от имени девушки, которая за время своего взросления в мире аятолл и войны с Ираком переживает и времена относительной свободы, когда ее родители носят европейские платья, слушают американскую музыку и танцуют под нее на вечеринках с алкоголем, и времена закручивания духовных скреп с обязательной чадрой и школьными молитвами. Свободолюбивая на грани анархизма героиня, она же автор комикса, не выдерживает давления ортодоксов и мракобесов и в конце рассказа эмигрирует из страны.

Если рассматривать российскую историю последнего года в виде комикса, то можно найти прямые аналогии. Социальное безумие, охватившее оскорбленных граждан при власти, не ограничивается лакомыми фрагментами "Левиафана" и "Тангейзера". Разворачивающаяся в сетях и прокуратуре печальная история танцевального ролика "Пчелки и Винни-Пух" указывает на то, что российское общество прямой дорогой движется по иранскому пути.

Есть в культурологии такое понятие, как экономика погрома. Оно подразумевает, что всегда найдутся люди, готовые сколотить символический и даже вполне реальный капитал на том, чтобы затравить ближнего, от еврея до гея, от известного режиссера до провинциальной девчонки в трусах. К таким людям относятся не только Милонов и Астахов, давно получающие свои пиар-выгоды на неоконсервативной волне, но и неизвестный герой, который выложил в сеть видео с оренбургскими тинейджерками. Он явно рассчитывал на могучий эффект ютьюба, который вырывает концертный номер из контекста, и на не менее могучий эффект социальных сетей, в которых провокация ненависти стала обычной технологией со времен Майдана.

Люди верят в безумную фейковую продукцию троллей и судят по сомнительным видеоотрывкам о военных действиях на востоке Украины, они уже достаточно раздражены, погружены при помощи медиа в состояние психологической неопределенности и немотивированной злобы. Так почему бы не направить это раздражение не на бандеровцев и воображаемый западный мир, а, к примеру, на раскованных девиц из Оренбурга? Жизнь в соцсетях весьма способствует подобным аберрациям сознания. Публика перестает отделять реальность от сконструированного вымысла или, в рассматриваемом случае, от полуправды. И разумеется, в воспаленном воображении обывателя полосатые купальники девочек немедленно проассоциировались с черно-желтой ленточкой патриотов. Бедный художник по костюмам, он думал о пчелках.

Если смотреть нашумевший номер из отчетного полугодового концерта оренбургской школы танца непредвзято, то в нем обнаруживается скорее много забавного, чем порнографического. Старательные и слегка неуклюжие половозрелые старшеклассницы подражают американским кумирам тверка, модной ветви хип-хопа, разновидности танцевального фитнеса. Направление это основали латиноамериканские музыканты и танцоры, известные своим буйным темпераментом и эротической провокативностью. На англоязычном сайте, который обучает основам тверка, даже есть предупреждение: если вы не хотите выглядеть слишком раскованно, вы должны держать корпус определенным образом. В Оренбурге создали русскую версию танца, а русские версии поп-культуры обычно отличает некоторый вкусовой перебор. Хотя для зрителя, знакомого с танцами американских чирлидерш (девушки-подростки, которые сопровождают выступления любимых спортивных команд), нет ничего неожиданного. И кстати, незамысловатый ход мысли постановщика понятен: кто в животном мире активно действует нижней частью корпуса? Правильно, пчелы.

Родители девочек взрослели в веселые девяностые, когда эстрадные видеоклипы формировали эстетические пристрастия населения, и даже не подумали высказать недовольство номером (записанным еще в январе). Напротив, зал оренбургского ДК "Молодежный", судя по оборванной записи, взорвался восторженной овацией. Россия не без травматизма пережила сексуальную революцию, быстро осваивая практики буржуазного мира, в том числе поведенческие и визуальные: конкурсы красоты, кастинги, провокационные музыкальные клипы местных поп-звезд. Негодующее сетевое смакование оренбургского танца сообщает, что реакция является как минимум ханжеской, а как максимум – психотической. Неоконсервативный тренд вообще подразумевает защитные и обвинительные формы реагирования. В данном случае это еще и антизападный тренд.

Опасность заключается в переводе дела в юридическую плоскость. Опасна начатая кампания травли на местном уровне: включилась областная администрация. Прокуратура планирует выяснить личности учениц, а это уже грозит нарушением их приватности. Девушки явно чувствовали себя раскованными и крутыми, а теперь им придется стать фигурантками дела о растлении, если в ближайшее время кто-то из взрослых не одумается. Ничего удивительного, если со временем кто-то из юных танцовщиц создаст комикс "Русский мир".

О казусе “оренбургских пчелок” мы поговорили с писателем Линор Горалик, теоретиком массовой культуры, моды и социального поведения.

– В этой истории важен разговор о границах подростковой свободы и подростковой сексуальности, о представлениях общества о норме, когда речь идет о несовершеннолетних особах (в том, что они половозрелы, сомнений нет). Справедливы ли комментарии, что это радости педофила, и так далее? Как современная культурология, сексология, антропология, какая-то наука, которая изучает девочек, это описывает?

– Девочкология... Важно помнить следующее: понятие социальной зрелости – это понятие плавающее и с юридической точки зрения, и с социальной. Это видно, если прослеживать историю вопроса о том, что такое, например, “возраст согласия”, то есть возраст, когда молодые женщина или мужчина могут сознательно принимать решение о вступлении в половой контакт с человеком старше себя, и таким образом не могут быть маркированы как жертва педофила. Этот вопрос очень сложный, он бесконечно дебатируется, в том числе на юридическом уровне. Все стороны приводят какие-то доводы. Одни говорят, что в 14 лет человек сегодня не только сексуально состоятелен как биологическая особь, но и социально состоятелен. Другие приводят доводы того, что, наоборот, человек инфантилен. Мы говорим сейчас о двух реальностях, одна объективная, другая субъективная. Объективная реальность: есть человек, есть его тело, есть его свобода распоряжаться этим телом. Субъективная реальность: мы, как общество, пытаемся понять, начиная с какого возраста человек в состоянии принимать решения, касающиеся своего тела, и считаться в этом смысле взрослым. Первое - ответ сложный, но он есть. А второе - результат ряда конвенций и договоренностей. И пытаться говорить о них как об абсолюте глупо и унизительно для всех. Поэтому попытки решить юридическим путем, что подростки должны танцевать и как должны выражать свою сексуальность, всегда выглядят идиотскими. Другое дело, что мы далеко не уверены, что каждый человек на этой сцене полностью отдает себе отчет в том, в чем он участвует. И еще больше мы не уверены в том, что каждый человек на этой сцене, например, сознательно принимал решение без давления со стороны... я не говорю - взрослых, а скорее, наоборот, своих сверстниц, других участниц. Социальная динамика в подростковых группах очень сложная. Полагаю, что если кто-нибудь из этих девочек выступал под давлением, это было, в том числе, как минимум, давление со стороны сверстниц, других участниц. И оно иногда важнее, сильнее и тяжелее, чем давление взрослых. Нет возможности сугубо юридическим способом решать вопросы, что человек делает со своим телом. И остановить это тоже невозможно, потому что общество, пытаясь то защитить одних своих членов, то наказать других, пытается формализовать вещи, которые формализации не поддаются. Никто не выиграл, все проиграли.

– А это давление сверстниц не называется простым словосочетанием – подростковая мода?

– Тут я была бы очень осторожна. Подростковая мода и вообще мода – это понятие, захватывающее все общество. Она в микросообществах существует как некоторое ответвление, но в целом все-таки понятие широкое. Когда мы говорим про давление сверстников, имеется в виду крайне непосредственная, немедленная вещь: в танце участвуют, например, 12 человек, из них не знаю, сколько чувствуют себя неудобно в этом костюме, совершая эти движения, а остальные объясняют им, что они... и дальше в ход идет большое количество эпитетов, от предательниц и лахудр, и так далее. Формы социального давления очень сильны как раз в ближайшем кругу.

– Под модой имелась в виду возможность вообще появления такого направления школы танца, или фитнеса.

– Тверк как танец – это не подростковое. Вся эта история с демонстративной сексуальностью и подражанием половому акту (тверк – довольно сложный стиль, это лишь одна из его черт) вообще связана с тем, как устроена презентация тела в культуре, в том числе презентация тела на сцене. Понятно, что границы того, что считается приемлемым на сцене, в последние годы раздвигаются, и этот процесс гораздо шире, чем бедные пчелки. И они берут за объекты подражания то, что культура сейчас им предлагает в качестве объекта подражания, это безусловно. Но наделяют ли они эти образы теми же самыми смыслами, этого мы совершенно не знаем. Мы вообще не можем заглянуть в голову никому из этих девочек и сказать, считала она в этот момент, что она подражает половому акту, находясь в полной культурной репрезентации, как культуролог, который анализирует явление, или чувствовала что-то совершенно другое, нашему уму недоступное. Ровно поэтому формализация таких вещей – это ситуация, когда все проигрывают, никто не выигрывает.