Верните «Тангейзер»! Твой номер – 44-й. Куда бегут собаки?
В субботу вечером на вручении «Золотых масок» состоялось явление истины театральному сообществу.
Как именно было дело, можно прочитать, например, в фейсбуке Мани Мильграм:
Я сидела в бельэтаже, и мне было все прекрасно видно и слышно. Действительно, когда объявили, что выйдут на сцену Владимир Мединский и Дарья Мороз, по залу пошел шепоток. Были еле слышны аплодисменты. И я склонна думать, что они были обращены к Мороз. Она более чем достойна их слышать.
Мединский был каким-то растерянным, как мне показалось, не знающим, что он должен говорить, путающим какие-то факты, уже не помню точно, какие. Так продолжалось пару минут (они показались вечностью), в течение которых я думала, неужели, неужели мы все будем вот так сидеть и ничего не делать, будем дальше слушать его и молчать. И вот я уже собралась крикнуть что-нибудь, как кто-то в партере меня опередил и прокричал «верните "Тангейзер"». В бельэтаже начался свист, крики «браво», «позор» (автором последнего была я). А овации, друзья мои, о которых все так спорят и которые все так бурно обсуждают, были обращены не к Мединскому, они звучали в знак согласия и солидарности с той, у кого хватило духа и смелости крикнуть то, что крикнуть хотели если уж не все, так по крайней мере многие. Аплодисменты звучали очень и очень долго, им не было конца и края.
Мединский действительно попытался отшутиться (благо, времени подумать у него было много), сказав, что он всегда мечтал, чтобы министра встречали такими овациями, на что зал заржал в голос, не потому что он изящно пошутил, а потому что овации были адресованы не ему. Ему были адресованы шиканье и свист.
Мечта министра не сбылась. <…>
Я говорю спасибо и выражаю свое уважение той, кто посмел, (хотела бы я знать, кто это был) и всем тем, кто ее поддержал.
Пусть это капля в море, но как раз это и называется свободой слова, свободой высказывания. И вчера мы все воспользовались нашим правом. Это большая радость и большое достижение в наши дни, когда с выражением свобод и солидарностей в стране такие проблемы.
С девушкой, которая кричала про «Тангейзера», удалось связаться сайту ТеатрAll – имя ее мы так и не узнали, но зато получили полное разъяснение позиции:
Я верующий, воцерквленный человек, к тому же патриот (совсем как писатель Ивлин Во — наркоман, п****ас и фашист). Думаю, каждому в зале было что сказать. Верните Мездрича, сверните Кехмана, прекратите ликвидацию «Открытой сцены». Мое состояние угнетенности и ужаса от всего происходящего давно зашкаливает — причем в большей степени от того, что я, студентка театрального вуза и сотрудник репертуарного театра, ничего не могу сделать. Я могу следить за новостной лентой на фейсбуке и подписывать петиции — но это бесполезно. Мне неспокойно. Мне тошно. И вот я оказываюсь на церемонии «Золотой Маски», где шикарные женщины и красивые мужчины делают вид, что в театре все благополучно. Как не могут предсказать очередного цунами, так и я не знала, что к моменту появления министра культуры внутреннее мое отвращение к происходящему извергнет эти столь важные, наболевшие два слова. Пусть все еще раз подумают — голос у меня громкий, я всегда рада напомнить.
Приглашать на сцену господина Мединского — последнее, что стоило сделать при нынешнем положении вещей. А уж если звать, то только чтобы вручить ему еще одну «Золотую Маску», а лучше каску — за не сходящие с репертуара абсурдные водевили в духе телепрограммы «Маски-шоу». Вникните во все сумасшествие слов — «человека судили за спектакль». Не за убийство или коррупцию, а за спектакль. Как совсем недавно сажали за романы и стихи. Как уничтожали карьеры лучших театроведов прошлого столетия, заклеймив их как «одну антипатриотическую группу театральных критиков», «последышей буржуазного эстетства», пропагандирующих «развратную» комедию дель арте.
Здоровая ситуация для театра — когда он чутко откликается на все, что происходит в стране и в мире. Российское общество дало трещину. Это трещина между «мы» и «они». Каждый россиянин — только по одну из сторон. Как бы не хотелось избежать этого противопоставления, невозможно ассоциировать себя с «ними». Я чувствую потребность ходить в церковь, но мне трудно это делать, пока священники пишут доносы и борются с искусством. Обязанность художника — заглядывать в такие трещины и показывать нам, сколько там грязи скопилось. Но власти нужен не художник, а маляр, который сможет эту трещину заштукатурить — вот только она от этого разойдется еще шире. Если нейтрализовать одного деятеля культуры, двух, это навредит не только конкретным людям, но и всему социуму, который будет лишен способности к саморефлексии. Удивительно, что приходится повторять такие очевидные вещи.
Если закрыли «Тангейзер» — будут закрывать дальше. В том числе это может грозить и нескольким столичным номинантам на «Маску». Вот только что придет им на смену? Сколько бы чиновники от культуры не клялись именами русских классиков, в реальности их политика апеллирует не к вольнодумцу Пушкину, а к некоторым его современникам, не бог весть каким гениальным, зато весьма патриотичным — Нестору Кукольнику и Николаю Полевому, авторам шедевров «Рука всевышнего отечество спасла» и «Параша Сибирячка». Сегодня созданы все условия, чтобы у них появились последователи. Вот только художник, обслуживающий власть, должен помнить, что неприкосновенность в авторитарном государстве нельзя купить — это привилегия, которую собственники власти делят только с избранными. Ведь услуги придворного поэта — вовсе не предмет первой необходимости.
И результат не заставил себя ждать:
Доводы у министра как всегда весомые:
«Это решение (снять оперу с репертуара) — решение директора театра, который не может договориться с режиссёром и не может разобраться с оплатой участникам. Это решение временное. Я его лично как министр культуры не поддерживаю», — отметил Мединский на встрече с журналистами.
По его словам, постановка подвергнется корректировке и появится на сцене в следующем театральном сезоне. В «Тангейзере» изменят некоторые сцены, которые оскорбили общественность. «Потрачены большие государственные деньги — это должно возвращаться. Поэтому я думаю, что, скорее всего, эта постановка вернется в измененном виде, а, может быть, в концертном варианте, как в Германии, где она была запрещена властями, а не директором театра. Скорее всего, она у нас вернется», — цитирует агентство министра культуры.
«Тангейзер», может, и вернут, но вот «Номеру 44», который был снят с проката с формулировкой Мединского «в самый канун 70-летия Великой Победы нам как само собой разумеющееся суют, иного слова не подберу, нечто “вот этакое”» возвращения не светит. Поэтому вот сразу два текста, посвященные запрету этого невеликого, судя по отзывам, произведения Даниэля Эспинозы и кинокомпании Lionsgate.
Олег Кашин на «Кольте» объясняет, почему фильм уже вошел в канон русского современного искусства: Невероятная истерика в связи с, в общем, рядовым фильмом по факту стала сама арт-жестом, произведением искусства, в котором фильм Эспиносы — только один из элементов. Если отнестись к выступлению Мединского не как к демаршу одиозного чиновника, а как к жесту соавтора произведения, то «Номер 44» становится чем-то вроде банки томатного супа (а сам Мединский — нашим советским Уорхолом). Да, без срежиссированного Минкультом скандала фильм был бы никому не нужен, но скандал состоялся, и фильм поэтому уже занял эксклюзивное место в современной отечественной культуре.
По состоянию на середину апреля «Номер 44» — самый совершенный эпизод той игры, в которую Мединский зачем-то играет с аудиторией, заставляя ее выстраивать свою систему ценностей то относительно «Левиафана», то относительно «Тангейзера». «Ты за “Левиафан” или против?» — этот вопрос, в той или иной формулировке звучавший всю зиму, мало кому казался диким, все отвечали всерьез. А если вместо «Левиафана» «Номер 44»?
Аргументы «за» найти несложно. Западная клюква об СССР — это уже давно самостоятельный жанр, без которого невозможно представить себе отношения российской аудитории с Голливудом. <…> «Номер 44» лишен исторической достоверности — вот уж кошмар по сравнению с нашими «Ленинградом-46», или «Ликвидацией», или «Мы из будущего». Смешно.
Выбирая между лубком постсоветского массового кино и штампами американского кинокомикса, пожалуй, стоит выбрать как раз комикс — жанр более давний, более уважаемый, более конвертируемый. Другое дело, что этого выбора нам никто и не предоставляет: фильмы такого рода в Голливуде редки, а, успешно опробовав новую форму цензуры по согласованию с прокатчиком, Мединский не остановится и в следующий раз запретит уже что-то точно стоящее. Так что «Номер 44» — и в этом смысле эпохальное кино.
Алексей Гусев эпохальным «Номер 44» не считает, зато признает, что идиотизм российского культурного ведомства уже достиг эпохальных масштабов: В заявлении «Централ Партнершип» значится пункт, который уже пора называть обязательным: об «искажении исторических фактов». Позвольте. Даниэля Эспиносу можно считать бездарем, профаном, глупцом, — видимо, он таков и есть, — но лгать ему, по меньшей мере, контракт бы не позволил. Ни он, ни автор экранизированного им романа Том Роб Смит нигде и никогда не указывали, что фильм основан на исторических фактах. Их там и в помине нет — ни искажённых, ни каких-либо иных.
Как говорил Хичкок, «это просто киношка». Ну алё. Вымысел это. В нём специально обученные люди произносят специально написанный текст, находясь в специально выстроенных декорациях, а потом публика смотрит на то, как их плоское бесплотное изображение снуёт по экрану. О каких фактах, если только мы не имеем дела с документальной реальностью, здесь вообще может идти речь? откуда им тут взяться? как им сюда проникнуть? <…>
Пункт об «искажениях» в заявлении ЦПШ, впрочем, даже расширен и уточнён — «а также образов и характеров советских граждан той исторической эпохи». Прекрасный перечень того, что кино ещё менее способно исказить, нежели факты. Невозможно исказить «образы» — ибо любой образ создаётся, мысленно или на бумаге, кем-то конкретным, и каждый из них при этом, заметим вскользь, искажает факты. У образа есть авторство, а значит — нет канона, обязательного и незыблемого. <…>
Ну и так далее. Чем больше ЦПШ и Мединский в своих заявлениях пытаются прояснить свою позицию, тем бредовее она выглядит. И в том, что касается Победы, которая здесь ни при чём, или ветеранов, на которых Мединский ссылается для того, чтобы заявить, что ссылаться он на них не хочет. <…> И всё-таки всё это косноязычие меркнет рядом со сквозящей через весь текст детской верой нашего министра в то, что кино непосредственно отражает представления автора о реальных фактах и столь же непосредственно навязывает их зрителям.
Значит, так. Хотите осудить искажение отечественной истории — начните не с Эспиносы, начните с Эйзенштейна; в отличие от своего американского «коллеги», он декларировал, что основывается на историческом материале — что в «Потёмкине», что в «Октябре», — и «исказил» его так, что никакому Эспиносе и не снилось. Вплоть до того, что фальсифицированный штурм Зимнего, с перелезанием через решётку Главного штаба и пробегом сквозь Дворцовую площадь, входил в советские учебники с фотографиями из фильма Эйзенштейна, выдававшимися за исторический документ. Хотя это была в чистом виде образная мизансцена, ибо Эйзенштейн — просто в силу профессии — творил образы, интерпретируя дух исторических событий — как лично он его понимал — и во имя его отметая букву фактов.
В узком смысле «искажение» — слово, неприменимое к кино; в широком же — неотменимое в искусстве вообще. Любая фотография министра Мединского есть, выражаясь в его лексике, «ложь и клевета»: он на самом деле не плоский, не из пикселей и не в рамочке. Эту условность он отчего-то допускает. А условность сюжета, декораций и актёров, стало быть, принимает на веру, — прямо как ребёнок. Для таких вот в Америке принято писать на костюмах бэтмена, что продаются в супермаркетах: «Даже в этом вы не сможете летать».
В связи с чем появляются робкие попытки отмежеваться от Мединского. «Кольта» публикует обращение номинантов премии «Инновация» к художественному сообществу:
Целый ряд событий последних лет привел к такому состоянию в обществе, когда само понимание современности оказывается криминализированным. Современность криминализируется не действиями псевдорелигиозных групп, а, прежде всего, самой политикой Министерства культуры и его главы Владимира Мединского. Любое современное высказывание в искусстве, основанное на принципах независимости, эксперимента или критики, считается не нужным и даже вредным, лишается поддержки и финансирования или даже запрещается. Обратной стороной такого подхода стало активное превращение культуры в инструмент пропаганды псевдотрадиционных ценностей, формирующих политическую конъюнктуру. Лишь идеологически выверенное и соответствующее данной конъюнктуре искусство получает поддержку государства. В любом случае художники лишаются права на критическое независимое высказывание. У нас нет иллюзий: позиция Министерства культуры — лишь часть современной политики России, и наши возможности повлиять на нее очень ограничены. Именно поэтому мы должны любым способом привлечь внимание к этой проблеме и сделать все возможное для того, чтобы, по крайней мере, сфера культуры не становилась «авангардом» ретроградных процессов, происходящих в обществе.
Обращение подписали художественные группы «Куда бегут собаки», «Что делать» и другие номинанты «Инновации» - художники, кураторы, критики.
Очень созвучно этому обращению интервью Александра Сокурова Екатерине Сергацковой – разве что Сокуров убежден: солидаризация в современной российской культуре невозможна:
— В современной России объединение невозможно. Назревает жесточайший конфликт внутри общества. Должно пройти много времени и должна случиться трагедия, чтобы появились люди, способные собрать из этих кусочков целое. Лидеров в художественном мире нет — во‑первых, из‑за драматичного, острейшего политического кризиса, во‑вторых, многие просто сбежали с тонущего корабля.
Сегодня в России нет российской культуры как таковой. Единственной полноценной развитой областью является Москва — все собралось, скучковалось в одном городе, а остальная культура провинциальна и слаборазвита.
— Вы выступили в поддержку режиссера оперы Тангейзер. О чем, по‑вашему, говорит то, что постановкой занималась прокуратура?
— Это означает, что конституция моей страны терпит поражение. Религиозный экстремизм может разрушить Россию. Это даже опаснее, чем действия политиков или бездарей-экономистов. Если здесь вспыхнет религиозное противодействие, Россия погибнет в считаные недели — людей с радикальными мусульманскими настроениями становится все больше, а они, как правило, неврастеничные, гиперактивные и безжалостные. Мы с большой тревогой следим за экспансией религиозных военизированных настроений в “чеченском секторе” России. Оттуда нам грозит, мне кажется, огромная опасность.
Заигрывание российских политиков с церковью, объявление России православной страной нарушило конфессиональный баланс, который существовал при Борисе Ельцине. Мы не сможем этому противодействовать гражданским обществом. Не все понимают, что родина, отечество — выше всякого религиозного самоощущения. Православными или мусульманами мы можем быть где угодно, а родина только там, где она есть.
Герой войны Виталий Мутко. Истерика директора Госархива. Парад без Лукашенко.
До Дня Победы еще три недели, но обсуждать в России все равно больше нечего – поэтому обсуждается он. В Москве особо отличился Музей спорта:
Николай Левшиц: Великая Олимпиадная
В Вологде в связи с Днем Победы объявили фестиваль исторической реконструкции:
В День Победы в городе пройдет фестиваль исторической реконструкции, стать участниками действия предлагают всем жителям. Представить свои наряды вологжане могут в нескольких номинациях: мужской, женский или детский костюм 40-х годов XX века, ансамбль костюмов этого же периода и творческий номер 40-х годов XX века.
На что получили логичный ответ от активистов РосЯмы – и реконструировать-то, в общем, ничего не надо:
Сергей Пархоменко – один из немногих, кто вспоминает о реальных ветеранах:
В Лондоне виделся с одним старым другом, бывшим москвичом, а теперь лицом с паспортом политического беженца, много лет уже живущим там с женой и стареньким тестем.
Этот его тесть пять лет назад, когда было 65-летие Победы, вдруг сказал, что это последний юбилей, до которого он дожил, и поэтому хочет в Москву. Купил билет, надел китель, весь увешанный орденами, и поехал. Было ему 88 лет.
В Москве пришел в районный Совет ветеранов. Там ему сообщили, что Красная площадь не резиновая, и пропуск на парад ему не полагается. А полагается только председателю районного Совета (ему было 48 - и чего именно он был "ветеран", можно себе вообразить), а также еще таким же его заместителям.
Друг мой, узнав про это, поднял все свои старые московские связи, и в конце концов уговорил одного своего знакомого - большого начальника из медийного мира, которому полагался билет на гостевую трибуну,- чтоб тот отдал его старику. Пропуск был именной, так что ветерану пришлось выдумывать какую-то фантастическую историю про забытый дома паспорт, и со слезами на глазах умолять фсошников из оцепления иметь уважение к его орденам и к возрасту... В конце концов - умолил. Пропустили.
В этом году ему уже 93. Дожил и до этого юбилея. Но в Москву он больше не поехал. Хватит, говорит, и одного унижения на одну победу. Да и Красная площадь, как ему только что напомнили, не резиновая.
Тем временем передовая столичная пресса с жаром обсуждает начало войны:
«Коммерсант» публикует интервью Виктора Хамраева с Сергеем Мироненко. Общий тон разговора до боли напоминает первые перестроечные публикации в «Огоньке». Вот, к примеру, о пакте Молотова-Риббентропа:
Что это такое?
— Советско-германский договор о ненападении, который позволил СССР оттянуть начало войны, чтобы провести перевооружение армии.
— Таким он в обществе и воспринимался, когда подписывался в августе 1939 года. А позже, во времена перестройки, общество узнало, что вместе с пактом был подписан протокол о фактическом разделе территории Польши между Германией и Советским Союзом. СССР присоединил также три прибалтийские республики, другие территории.
— Такие были времена. Чехословакию тоже разделили без ее ведома мюнхенскими соглашениями в 1938 году.
— И что? Если "все замазаны", значит, все правы? Это не снимает вопроса, был ли тот пакт ошибкой или нет.
— По одной из версий — пакт безупречный. Если бы СССР в 1940 году не продвинулся на территорию Польши и Прибалтики, то, не исключено, Москву бомбили бы в первые же дни войны.
— Авторы этой версии упускают из виду, что, подписав договор с Германией, мы получили общую с ней границу, которой не имели до 1939 года. Латвия, Литва, Эстония, Польша — они были для нас фактически буферными государствами. Какими бы слабыми ни были у них армии, но они в случае агрессии обеспечили бы нам неделю, а то и две, и не было бы этого "внезапного нападения". Советско-германский пакт 1939 года — ошибочный, как и вся политика умиротворения агрессора, которой следовали в 1938 году и Эдуар Даладье (премьер-министр Франции.— "Ъ"), и Невилл Чемберлен (премьер-министр Великобритании.— "Ъ").
— Советский Союз умиротворял Гитлера?
— А как же? Германия создавала "армию вторжения": под штыки поставили несколько миллионов немцев. Армию надо кормить. Вот и поставлял Советский Союз в Германию зерно, мясо, молоко и прочую сельхозпродукцию. Поставляли нефть, благодаря чему Германия обеспечивала горючим танки. До 22 июня включительно из СССР шли эшелоны с редкоземельными элементами. Все это вело к эскалации войны. Пакт Молотова--Риббентропа — это стратегическая ошибка, если не сказать преступление советского руководства и лично товарища Сталина.
— Прямо-таки преступление?
Глеб Морев: Потрясающее интервью. Крупный госчиновник спустя 70 (семьдесят) лет после окончания войны дает интервью журналисту крупнейшей газеты. И оба - в состоянии скрытой истерики! Все, что говорится очень интересно и более или менее известно, но вот этот эмоциональный фон - главное свидетельство полного раскардаша в государстве-победителе.
После того, как в субботу стало известно, что на параде Победы в Москве не будет присутствовать даже Александр Лукашенко, ничего не остается, как заново обсуждать пакт Молотова-Риббентропа:
Вот, собственно, все, что можно сказать про Лукашенко:
Виталий Портников пишет о предательстве Победы Росссией:
Именно это осознание исторического парадокса — воевали вместе с ведущими демократиями мира со злом, но сами‑то тоже несли рабство и себе, и другим — внушало надежду, что миллионы жертв, отдавших жизни за родину в годы Второй мировой, были не зря. Что новая Россия не будет похожа на нацистскую Германию, как был похож на нее сталинский рейх, что русский второй раз после встречи на Эльбе обнимется с американцем уже не просто как с ситуативным союзником, а как с представителем страны, на которую РФ будет равняться в своем путешествии в цивилизованный мир.
Этого не случилось. Российское общество сделало другой выбор, а установленный в стране режим с каждым днем напоминает классический фашизм даже больше, чем коммунизм. <…>
Именно поэтому приезды на 9 Мая вновь превратились в идеологическую присягу. Собственно, это началось не сегодня. Уже несколько юбилеев подряд при Путине многие руководители государств мира задумывались, нужно ли им стоять рядом с человеком, считающим гибель “империи зла” не праздником, а катастрофой, не признающим оккупацию стран Балтии и угрожающим соседним странам.
Нынешний юбилей отличается тем, что Путин перешел даже не от слов к делу — к делу в Москве перешли, когда воевали с Грузией, — а к прямому нарушению международного права. <…>
Именно поэтому день, который должен был стать днем памяти и мира, превращен российским руководством в праздник осажденной крепости, повод для бряцания оружием и отвратительных лживых призывов. И к самой победе во Второй мировой войне празднование в Москве не имеет никакого отношения.
Пожалуй, что так оно и есть. Тем более что:
Наталия Пелевина и судья Карпов. «До черта эмигрантов. Россия ничего не потеряла»
17 апреля Пелевину вызвали на допрос, после чего взяли с нее подписку о невыезде. Ее обвиняют в «финансировании беспорядков» на Болотной площади 6 мая 2012 года. На вопрос «почему сейчас?» Наталья Пелевина отвечает в интервью корреспонденту «Открытой России» Кириллу Петрову:
— Что, на ваш взгляд, стало поводом для уголовного преследования?
— Причины политические, так как никакой привязки к «болотному делу» быть не может: я там не была физически, не занималась организацией марша, не открывала никаких кошельков и ничего не финансировала. Ни одного фигуранта этого дела я никогда не знала и не знаю по сей день, никогда с ними не контактировала, и, более того, уверена, что они даже не знают моего имени. Я не понимаю, как они собираются объяснять, что я организовывала и финансировала событие 6 мая.
— Как вы думаете, почему для обыска и допроса был выбран именно этот момент? Это к чему-то приурочено?
— Я думаю, что созрел ко мне какой-то политический повод, раз они решили прессануть меня таким образом. Плюс, может быть, они хотят реанимировать и дальше вести «болотное дело». Я не знаю, что здесь было в первую очередь; возможно, просто желание привлечь меня по какому угодно процессу, — и лучше, чем 6 мая, они просто придумать не смогли. В любом случае, теперь у них есть возможность влезть во все мои носители информации. Возможно, это и было целью. Наверное, у них есть желание держать меня в таком подвешенном состоянии либо посадить. Правда, я не знаю, зачем и почему; надо ждать, пока что-то произойдет, — тогда их план и станет понятен лучше.
— Недавно вы заявили о желании участвовать в выборах в Калужской области, которые пройдут осенью. Буквально через несколько дней вы становитесь фигурантом уголовного дела. Вы видите в этом какую-то связь?
— Я действительно планировала выдвинуть свою кандидатуру на выборах в Законодательное собрание Калужской области, мы уже начали продумывать кампанию в Калуге. Я не знаю, насколько это связано, возможно, они уже давно вели меня и прослушивали. По крайней мере вчера они сказали, что знали, во сколько у меня будет первая встреча, знали, сколько им ждать, пока я не выйду из дома. То есть они в живом режиме прослушивали мой телефон, потому что я организовывала встречу за буквально пару часов до выхода. Мероприятия по мне проводились, но я думаю, что они проводятся по многим.
Объяснение внезапной новой вспышки интересов к «беспорядкам» оказалось простым:
Сама Наталья Пелевина ограничилась таким сообщением в фб: Привет. Это снова я. Спасибо всем огромное за поддержку! Она сейчас очень важна. Техники никакой нет, так как все изъято. Завтра первый допрос в качестве подозреваемой. Еще раз спасибо! Постараюсь быть на связи. Чем больше прессуют, тем прямее должна быть спина.
Евгения Чирикова высказывает другую версию:
Сама Чирикова обсуждалась в сети все выходные в связи с объявлением о переезде в Эстонию:
Наша семья приняла решение о переезде в Эстонию. Всем наверное страшно интересно узнать почему. Причин несколько.
Первая причина. Я убрала из России свою основную точку уязвимости - детей. Однажды у меня уже пытались отнять детей из-за борьбы за Химкинский лес и я не хочу повторения этой вполне вероятной ситуации, поскольку общественной работой заниматься продолжаю, а как мы все знаем, ни одно благое дело в России не остается безнаказанным.
Вторая причина по номеру, но не по значению - новые перспективы для продвижения экологической тематики, которую я считаю самой важной. <…>
В России я сильно страдала из-за того, что своими налогами оплачиваю военную агрессию против Украины и зомбирующую пропаганду российского ТВ. Сейчас я плачу налоги Эстонии и вижу, что здесь они идут на бесплатный общественный транспорт и качественное образование.
Впервые я побывала в Эстонии прошлым летом по приглашению фонда «Открытая Эстония». Страна поразила меня своей красотой: потрясающие светлые сосновые леса, море и, конечно же, сказочный Таллинн. Мне очень импонирует бережное отношение эстонцев к своей природе и старине. Хорошо, когда ради сиюминутной прибыли не уничтожаются леса и исторические здания, как это пока что происходит в России. Нам есть чему поучиться у эстонцев.
В общем да. Просто осталась с обсуждением педофилии по главному телеканалу:
И перепечаткой фейковых новостей крупнейшим информационным агентством:
Других новостей сегодня как бы и нет.