Чехословацкая “новая волна” и ее лидеры: освободительное движение в Чехословакии и судьба художников после советского вторжения 1968 года. “Маргаритки”, культовый фильм Веры Хитиловой: как красиво стать нехорошими девочками в нехорошем мире? Политическая сатира, утопия, фантастика, социальная антропология, критика общества потребления, абсурдизм и черный детектив в наследии Веры Хитиловой. “Турбаза “Волчья” как подростковый фильм ужасов. Героини Хитиловой как стихийные феминистки в социалистическом патриархальном мире: убить мужчину или перехитрить? Документальное кино Хитиловой: Прага в потоке времени, от панельных районов до наводнения в Трое. “Хитилова против Формана”: нужна ли эмиграция для свободы творчества, какое кино можно снимать в тоталитарной системе? Овладеть мировым киноязыком или остаться национальным художником?
Ретроспектива Веры Хитиловой в кинотеатре “Пионер” подготовлена Наумом Клейманом, легендарным экс-директором Музея кино.
Максим Павлов, историк, заместитель Наума Клеймана; Ян Махонин, программный координатор Чешского культурного центра; Андрей Плахов, кинокритик; Дмитрий Волчек, обозреватель Радио Свобода; Катя Казбек, исследователь феминизма; Нина Фальковская, переводчик; Денис Ларионов, критик.
В видеотрансляции в воскресенье и понедельник в 18 часов. Ведет программу Елена Фанайлова.
Елена Фанайлова: В Москве – ретроспектива великого чешского режиссера, женщины, которая всегда жила по собственным правилам и оставила замечательное наследие свободы, эскапизма, артистического отношения к миру, невероятное собственное представление о том, что это такое. К организации фестиваля имеет прямое отношение Чешский культурный центр, и за нашим столом его программный координатор Ян Махонин; историк Максим Павлов, ныне безработный, в недавнем прошлом заместитель директора Музея кино, которого больше не существует в формате, к которому привыкли москвичи, Ян и Максим работали с программой фестиваля Хитиловой. Нина Фальковская, замечательный переводчик, чешский синхронист; и Денис Ларионов, поэт и критик.
Мы поговорим об истории создания этой ретроспективы, но сначала – о Музее кино. Есть ролик немецкого режиссера Татьяны Брандруп к документальному фильму об истории Музея кино. Фильма пока в Москве нет, но премьера его прошла в Германии, сейчас его должны показать в Израиле, надеемся, что он будет показан и здесь.
Видеоролик
Елена Фанайлова: Итак, Музея кино нет, Центр Эйзенштейна есть, фестиваль есть… Как все было придумано?
Максим Павлов: Мы с Чешским центром дружим давно, но регулярные программы с ним начались после того, как Музей кино покинул Пресню. Есть сложившаяся мифологема, что после того, как музей уехал с Пресни, все интересные программы прекратились, но объективно это не так. Более того, наши международные контакты только расширились, когда мы остались без дома. С 2007 по 2015 год, если считать с Хитиловой, это у нас 12-я чешская программа.
Ян Махонин: Мы, конечно, не могли не сделать эту ретроспективу. Идея зародилась сразу после кончины Хитиловой год назад. Мы встретились в "Мемориале", вспомнили Хитилову, показали "Маргаритки", и стало понятно, что сделать это надо обязательно. Тем более что до ретроспективы Хитиловой мы сделали ретроспективы Карла Кахини и Франтишека Влачила, причем они обе прошли довольно удачно. Значит, остается Хитилова, остается Форман. Вот мы взялись, и это был такой пассионарный поступок.
Максим Павлов: Мы планировали, что это будет осенью, но осенью разгорелся кризис, трагедия исхода из Музея кино его основателя и большей части его команды, и ретроспектива перенеслась на полгода. Сейчас уже год, как Хитиловой нет с нами, поэтому, с одной стороны, это ретроспектива памяти Веры Хитиловой, а с другой – ретроспектива того, что дело Наума Клеймана живо, и мы будем его продолжать, пока у нас есть силы и возможности. И уж то, что было задумано в прошлом году, мы точно выполним. В этом смысле это уже не первая программа, а третья из больших программ, которую мы делаем вне Музея кино, уже как группа граждан.
Елена Фанайлова: Давайте посмотрим фрагмент из фильма "Маргаритки". Как мы помним, девушки там бесконечно едят, обманывают мужчин, наслаждаются жизнью и всячески развлекаются…
В финале фильма есть еще одна великая сцена абсурдного обжорства, которая превращается в какой-то пир разрушения, это одна из лучших сцен в мировом кинематографе о еде. И эти эпизоды вызвали страшный гнев чешских чиновников советских. Кто-то из них сказал, что "у нас нечего есть, а эти девицы ходят там на шпильках по столу…" И фильм на какое-то время был запрещен, как и деятельность Хитиловой и ее коллег в целом.
Давайте послушаем кинокритика Андрея Плахова, который был лично знаком с Хитиловой, он говорит о фильме "Маргаритки", культовом, если мы рассуждаем о творчестве Хитиловой.
Андрей Плахов: Фактически первый ее фильм, знаменитый, "Маргаритки" стал ее визитной карточкой. Кого ни спроси, почти любой, кто знает творчество Хитиловой хоть в какой-то степени, даже если очень хорошо знает, почти наверняка назовет "Маргаритки". В этой картине есть не просто свежесть и не просто изыск, невероятная элегантность режиссерская и огромное мастерство, удивительное для начинающего, молодого режиссера, но самое главное – есть ощущение времени, есть ощущение того подъема духовного, той внутренней свободы, той раскованности, которая была свойственна началу и середине 60-х годов, именно когда начиналась чешская “новая волна”, когда начинала Хитилова.
Чешское кино до этого было очень зажатыми этими всеми официальными догмами, и режиссерскими открытыми оно тоже не блистало особенно в тот период, и вдруг появляется сразу столько блестящих режиссеров: Форман, Менцель, Хитилова, Шорм, Юрачек и так далее. Но Хитилова, конечно, и на этом фоне выделялась. Во-первых, она была единственной женщиной в этой плеяде, и во-вторых, она была какой-то особенной. У нее свобода была во всем. Фильм "Маргаритки" очень лирический и чрезвычайно обаятельный, в других ее фильмах другая тональность, они более едкие, сатирические чаще всего. Может быть, так нехорошо говорить, но иногда было впечатление, что так снять может только настоящая стерва. Она так понимает всю мерзость буржуазии, обывательства, показывает это так остро, так смешно, так гротескно, но в своем роде с любовью, она любуется этим как артефактом, художественным явлением, но в то же время это ненавидит, и мы это чувствуем, и вот это ее качество меня тоже всегда поражало, уже после "Маргариток". Тем не менее, "Маргаритки" остаются, наверное, самым сильным и самым лирическим впечатлением от ее кинематографа.
Елена Фанайлова: У вас есть любимые фильмы Хитиловой, которые продолжают линию "Маргариток" или, наоборот, противоречат, являются совсем другими?
Денис Ларионов: Я хотел бы сказать о первом ее полнометражном фильме "О чем-то ином". Мне кажется, он содержит в свернутом виде все темы, которые волновали ее на протяжении всей большой творческой жизни. Там и судьба женщины в социалистическом обществе, и в обществе переходного периода, и в капиталистическом обществе, и особое хореографическое построение движений в кадре, что отработано в "Маргаритках" просто до виртуозности и блеска, и не бросается в глаза в фильме "О чем-то ином", но там присутствует. Там две героини, две женских судьбы, с одной стороны – спортсменка, которая делает серьезный жизненный выбор, с другой стороны – простая женщина, домохозяйка, которая замужем, но влюблена в другого человека. В фильме есть в свернутом виде, в гомеопатических дозах как бы все темы и все эстетические решения ее будущих картин. При этом есть и критическая нота, и при этом он невероятно ровный и холодный в хорошем смысле, это такая помогающая незаинтересованность антрополога. Это антропологическое кино, которое затем уже переходит в ассамбляжное кино, как "Маргаритки", "Вкушая плоды райского сада", и затем уже переходит в социально-критические, культур-критические фильмы 80-х, 90-х и 2000-х.
Нина Фальковская: Мое любимое кино – социально-культурное. Слышишь "Хитилова" – сразу "Маргаритки". Они, конечно, великолепны. Но надо представить себе, что человек уже после того, как снял "Маргаритки", ему уже вроде бы нечего делать, и вроде бы все уже сказал там про мужчин, про женщин, про общество потребления, про философию, про все, а ей всю жизнь было про что снимать. Это была действительно умная, злобная, язвительная женщина, которая реагировала на вызовы времени. Честно скажу, я не все фильмы видела, но мне довелось на одной конференции феминисток переводить фильм "Ловушечки" или "Силочки", переводится по-разному. Это даже для меня, недоброй женщины, было слишком по сценарию: там богатые начальники обесчестили девушку-ветеринара, а они их кастрировала. Но я видела, как с энтузиазмом феминистки на это смотрели, – не так, как я. Это такая совершенно безумная трагикомедия, но она для меня немножко слишком.
Мой любимой фильм – "Панел-стори", это история огромного микрорайона, как рождается спальный район. И там не только район рождается, там и героини рожают, и это наболевшее, потому что я помню, как рожают в недостроенном микрорайоне, где не работает ни один телефон. Это снято в конце 70-х. И это огромный опыт 70-х, как полный развал традиционного уклада, когда все переселяются вот в эти пятиэтажки.
Елена Фанайлова: И это происходило, видимо, на всем социалистическом пространстве Восточного блока?
Максим Павлов: И не только социалистическом. Например, в итальянском кино это тема чуть более раннего времени.
Нина Фальковская: Да. И там соблюдена мера жесткого антропологического исследования всеобщего развала эпохи развитого социализма и совершенно неуемная, искрометная комедия положений. То, что она, будучи вот такой умной, злобной и наблюдательной, сумела этот баланс соблюсти, это, конечно, шедевр. И музыка. И всегда есть еще какая-то надежда, что появится африканский врач, или дедушка из деревни, или мальчик, который мечтает встретить своего отца, которого он никогда не видел, и подарить ему прекрасный подарок – рога. Все как бы в лоб, на грани, но грань не переходится. Мне этот фильм в свое время очень понравился, и я заинтересовалась всем остальным, что снимала Хитилова. Но, честно говорю, видела не все. И с огромным нетерпением жду, что мне удастся переводить фильмы, которые я не видела. В некоторых фильмах использованы прекрасные переводы, сделанные раньше, например, "Маргаритки" – то, что Скорвид с Безруковой великолепно переводили. "Жемчужинки на дне" по рассказам Грабала – это опирается на их прекрасные переводы этих рассказов. Есть фильмы, которых в оцифрованном виде нет, там будет живой синхронный перевод, и это тоже какие-то новые впечатления, новые переживания.
Максим Павлов: Конечно, "Маргаритки" – это был первый фильм Хитиловой, который я увидел. Это было где-то во второй половине 80-х годов, когда я начал уже более-менее систематически смотреть кино. Точно помню, что это было в "Иллюзионе", была жуткая копия. Потом я несколько раз видел те же самые "Маргаритки" в Музее кино. И только лет 10 назад из чешского киноархива привезли отреставрированную копию, напечатанную с негатива "Маргариток", я понял, что я впервые увидел этот фильм. Потому что цвет в этом фильме – одна из важнейших составляющих не только эстетического, но и этического восприятия этого фильма. Что, кстати говоря, продолжается и во "Вкушая плоды райских деревьев". Это два фильма, которые они сделали с Крумбаховой, и мне кажется, это можно рассматривать как своеобразную дилогию – и по темам, и по эстетическим приемам, которые там применяются. И оба эти фильма мы покажем в нашей программе.
Еще два фильма, которые тоже у нас будут, я не могу сказать, что они прямо любимые, и вообще Хитилова тяжело… Андрей сказал очень хорошо: тяжело полюбить стерву, и ощущение, что ты смотришь фильмы, которые делает стерва, оно часто меня преследует. Кстати говоря, этого ощущения нет, когда ты смотришь "О чем-то ином".
Елена Фанайлова: Ну, это все равно что сравнивать ранние фильмы Муратовой и ее поздние фильмы. Время же еще влияет.
Максим Павлов: Конечно! Неслучайно говорят, что есть минимум три Хитиловых… Но будут два фильма с Болеславом Поливкой, потрясающим клоуном чешским. Мне кажется, что вначале здесь, в Советском Союзе, появился фильм, он вряд ли до 1989 года приезжал с гастролями. У нас был фильм "Занос", это его прокатное название, "Стихийное бедствие", этот фильм появился в 1990 году в прокате. У нас было всего три фильма Хитиловой в прокате, все они вышли в 1989-90 годах, первой вышла "Турбаза Волчья" в 1989 году, а потом появилось "Стихийное бедствие" под названием "Занос", который мы тоже будем показывать в нашей программе, и "Копытом туда, копытом сюда".
С Поливкой два фильма – "Занос" и "Шут и королева". Причем "Шут и королева" – там больше Поливки, как его представляют как клоуна, как чехи к нему привыкли. И это такие фильмы, которые в определенном смысле рождают дилогию. Как мне кажется, из того, что я читал из Хитиловой, ее какие-то высказывания, она человек, который не всегда приветствует актерскую импровизацию. Но для Поливки в силу того, что это человек импровизации сам по себе, было сделано в определенном смысле исключение. И поэтому эти фильмы, мне кажется, немножко по-другому организованы. Не могу сказать, что это мои любимые фильмы, но это одни из самых интересных фильмов, которые я видел у Хитиловой. В общей сложности я видел, наверное, фильмов 12-13.
Елена Фанайлова: Ян, поговорим о контексте времени, когда Хитилова появляется, в 60-е, о чехословацкой "новой волне", о том, как эти режиссеры возникали и что с ними было потом.
Ян Махонин: Cначала все же отвечу на вопрос о любимом фильме. Когда я знакомился с творчеством Хитиловой, это было в таких миниатюрных музеях кино в Чехии, у нас есть сеть киноклубов. Должен сознаться, когда я видел ее фильмы 60-х, вообще фильмы “новой волны” во второй половине 80-х, мне это казалось надуманным, слишком схематичным, мне это не нравилось. Это была такая естественная реакция, потому что мы тогда жили боевиками, фильмами ужасов, которые сложно добирались до социалистической Чехословакии. Мы "стреляли" у друзей недоступные совершенно фильмы "Рэмбо" и прочие. “Новая волна” в том возрасте и в тех условиях просто не могла меня заинтересоваться. Я посмотрел, подумал: ну, очень сложный монтаж, много цвета... ладно. И на этом закончил бы свое знакомство с Хитиловой на долгое время, если бы не фильм "Турбаза Волчья". Он вышел в прокат в 1987 году, и мы, зная, конечно, что это фильм "той" Хитиловой, пошли как-то безразлично его посмотреть. Оказалось, что это первоклассный фильм ужасов, после которого мы просто боялись возвращаться домой! (смеются) Фильм был сделан очень профессионально с точки зрения ремесла, если сравнить его с западным кино, американскими фильмами. С нашей стороны это создало позитивное отношение к фильму "Турбаза Волчья", и уже позже я начал возвращаться к 60-м. И тогда наткнулся на интересное высказывание сценариста "Маргариток" Павла Юрачека, который сказал, что все, что творилось в 60-е, в этот момент взрыва, когда появилось вдруг несколько режиссеров, которые пошли в полный авангард, невероятно талантливых, смелых, для которых не существовало табу. И он заявил, что это все красиво, таланта там много, таланта везде и всегда много, это реально взрыв, о котором будут много писать, но настоящий, хороший чешский фильм возникнет в тот момент, когда чешские режиссеры освоят ремесло, освоят его настолько, чтобы весь этот необузданный талант вошел в рейтинг мирового кино.
Если посмотреть уже с сегодняшний перспективы, Юрачек говорил о том, что режиссеры, как Хитилова или Форман, обязательно пойдут в сторону мирового мейнстрима, их фильмы будут очень профессиональны уже с технической стороны, и они смогут стать элементами невероятного взрыва талантов 60-х. Так и случилось на сто процентов с Форманом, его голливудские фильмы пропитаны этими 60-ми, хотя это иногда малозаметно. "Вальмон", например, если смотреть, там где-то "Маргаритки" есть.
Нина Фальковская: Точно!
Ян Махонин: А вот не до конца осознанно почувствовал это в случае "Турбазы Волчьей". Там и свобода, и это наплевательство на всякие типы организации, комсомол, пионерию, это все просто-напросто уничтожается с такой злобой замечательной. При этом это увлекательный фильм-приключение, фильм ужасов.
Максим Павлов: Когда я смотрел "Турбаза Волчья", я подумал, почему еще не создана голливудская версия этого фильма? Это же был бы просто улет!
Елена Фанайлова: Это, насколько я понимаю, такой хоррор для подростков. Там подростки оказываются в страшной-страшной ситуации, а их преподаватели оказываются инопланетянами.
Андрей Плахов неплохо знал Веру Хитилову лично, и я его спросила, насколько ее эксцентричность, которая видна в ее кино, проявлялась в жизни?
Андрей Плахов: До того, как я встретился с Верой, я о ней очень много слышал. Она была легендой. Еще когда мы учились во ВГИКе, ее фильмы уже гремели по всему миру, хотя в нашей стране были запрещены, поскольку это было после разгрома "пражской весны", и все связи между опальной диссидентской группой чешских кинематографистов и нашими кинематографистами прервались. Фильмы эти были запрещены, посмотреть их было абсолютно невозможно, и я увидел большинство этих фильмов, уже когда поехал первый раз в Чехословакию. И там же я встретился с Галиной Копаневой, кинокритиком, которая того же поколения, что Вера Хитилова, чуть моложе, она хорошо знала Веру и много мне о ней рассказывала. Вот один из этих рассказов я хочу привести, потому что он очень характеризует поведение Веры Хитиловой в тот период, когда она была в абсолютной опале, все ее проекты рубились на корню, партийное руководство не позволяло ей работать, а она страстно хотела работать и снимать именно на родине. В отличие от Милоша Формана, который уехал, и некоторых других чешских режиссеров, она осталась в стране и продолжала в этих абсолютно невыносимых условиях все-таки работать. Как это удавалось и благодаря чему? В значительной степени благодаря как раз эксцентричности ее натуры.
Вот рассказываю такой эпизод. Какой-то крупный чиновник, председатель Госкино их или кто-то, запрещает ее очередной проект. Что делает Хитилова? Она узнает его адрес, а он живет в хорошем доме на окраине Праги, в элитном районе. Она приходит к нему домой, звонит в дверь и говорит: "Я хочу с вами встретиться и обсудить проблему, которая меня волнует". Он, конечно, страшно пугается, этот начальник, пытается ее как-то выгнать, не пустить, говорит ей: "Знаете, я не могу сейчас с вами разговаривать, я один дома, моя жена уехала..." – "Ваша жена уехала? Прекрасно! Тем лучше". Она заходит, невзирая на сопротивление хозяина, и говорит: "Что-то, я смотрю, у вас тут грязновато в квартире как-то, сейчас мы здесь наведем порядок". Берет тряпку, начинает там мыть пол, в буквальном смысле слова. И слово за слово, и тот от неожиданности, растерявшись от такого странного, непредсказуемого поведения знаменитой режиссерши, начинает вступать с ней в контакт. И дальше этот контакт приводит к тому, что она добивается того, чего хочет, то есть эта картина, может быть, с какими-то купюрами, цензурными препонами, но все-таки запускается и потом появляется на экране.
И таких случаев было много. Вера Хитилова – человек невероятной энергии, пробивной силы и фантазии. Вот кому бы в голову пришло так себя повести? Именно она отличалась таким удивительным свойством.
Елена Фанайлова: Далее Андрей Плахов вспоминает о том, как они познакомились лично, это конец 80-х годов. В Союзе началась перестройка, а в Чехословакии еще нет, делегация Союза кинематографистов поехала в Прагу под руководством Элема Климова, который тогда Союзом руководил. И Вера опять все поменяла, как она поменяла правила игры.
Андрей Плахов: Приехали мы в тот момент, когда в Праге перестройка еще не произошла, еще не было "бархатной революции", и там партийное начальство определяло ситуацию на протяжении всего периода после 1968 года. Вера Хитилова и другие режиссеры-диссиденты были в опале, их даже не пригласили на эту встречу. Пришла именно Вера. Она появилась под конец встречи, которая происходила в довольно нервной обстановке, потому что мы понимали, что, с одной стороны, должны как-то донести идеи перестройки до чешских коллег, с другой стороны, все-таки грубо вмешиваться в их дела тоже было негоже, и Климов нервничал, и мы не очень понимали, какой выбрать правильный тон в общении с этим официозным руководством. Кое-как мы эту встречу провели, и в самом ее конце появились Вера Хитилова, с ней еще была Нелли Павласкова, тоже наша коллега, кинокритик, которая дружила с Верой. Они нас отвели в сторону и говорят: "Мы хотим устроить другую встречу, не эту официозную, а встречу с теми режиссерами, кинематографистами, которые на самом деле очень заинтересованы в приезде Климова и всех вас, которые хотят поговорить о том, что же у вас происходит. Для нас это страшно важно! Давайте встретимся вечером".
И вот мы ускользнули от какой-то официальной встречи и пошли на встречу с Хитиловой в ее очень красивом, романтичном доме. Это вообще была романтическая встреча под покровом ночи, мы добирались туда чуть ли не полулегально, и в конце концов, попали в дом, где нас встречала Вера, и не только она, но и Эвальд Шорм, Павел Юрачек и еще кто-то из режиссеров той формации, той чешской знаменитой новой волны, которая принесла славу чешскому кино в 60-е годы и которая была потом похерена при разгроме "пражской весны". Пришел Элем Климов, были некоторые другие наши кинематографисты, но основное внимание было устремлено на Климова. Мы встретились с Верой впервые после многих лет, все эти годы встречи были невозможны, потому что Вере был запрещен въезд в Советский Союз.
Это была очень трогательная встреча: эти люди знали друг друга с юности и тут увидели друг друга уже в другой возрастной категории, после столько пережитого, после всех ужасных трагедий, пережитых нашими странами в 1968 году. Встреча была очень теплой и очень важной, на ней как-то восстановлены были контакты, и потом я с Верой уже никогда этого контакта не терял, мы ее приглашали на фестивали, на московский и другие фестивали в нашей стране, она приезжала. Мы встречались и на Карловарском фестивале, у нас возникли уже какие-то прочные дружеские взаимоотношения.
Елена Фанайлова: Обозреватель Радио Свобода Дмитрий Волчек рассказывает о своих встречах с Хитиловой, это тоже картинка “памяти эксцентрика”, можно сказать. На ретроспективе Хитиловой будет показан фильм "Троя в метаморфозах времени". Троя – это один из районов Праги, где Хитилова жила, в том романтическом доме, о котором Андрей Плахов говорил, и Дмитрий Волчек там тоже живет и продолжает жить. И о своих странных встречах с Верой Хитиловой он рассказывает…
Дмитрий Волчек: Мы соседями были в течение многих лет, в 200 метрах друг от друга жили. Район очень красивый, славится зоопарком, ботаническим садом и Тройским замком с картинной галереей. Рядом с этим замком – виноградник, который переходит в ботанический сад, а напротив – вилла Веры Хитиловой. Мы постоянно встречались, но не как кинокритик и кинорежиссер, а как соседи, которые здороваются друг с другом.
Но главное, мы встречались как владельцы собак, потому что Вера Хитилова была собачницей. Самый знаменитый ее пес, боксер по имени Пупи, наводил страх на всю округу. Было даже несколько судов, потому что этот боксер очень не любил детей, и когда видел маленьких детей, он стаскивал с них ботинки, и возмущенные мамаши подали на Веру Хитилову в суд. И вынесли приговор, запрещающий выпускать боксера Пупи на улицу.
Тройский замок стоит на берегу Влтавы, тут тренируются байдарочники, проходят чемпионаты по водному слалому. В фильме Веры Хитиловой "Троя в метаморфозах времени" история этого района изложена. Этот район во времена Первой республики славился своими ресторанами, "пивными садами". Даже президент Масарик приезжал, у него был любимый ресторан. Потом, с приходом к власти коммунистов, вся эта пивная культура была уничтожена. Как и исчезла, но уже не по их вине, а из-за дурной экологии, культура рыбной ловли, это был район, который славился своей рыбой. Сейчас рыбы практически нет. Хотя, когда было наводнение, а фильм Веры Хитиловой снимался во время наводнения 2002 года, рыбу выбрасывало на берег, иногда совершенно гигантские экземпляры. В фильме вы увидите опустошение, которое наводнение принесло в Трою.
Этот район не раз упоминается в художественной литературе. Сейчас я прочитал роман немецкоязычного пражского писателя Германа Унгара "Искалеченные", знаменитый экспрессионистский роман 20-х годов. Там одна из самых драматических сцен происходит в Трое, в месте народных гуляний. Тогда все приезжали в Трою выпивать, а сейчас приезжают в зоологический сад, который пользуется большим успехом, и там выстраиваются гигантские очереди машин.
Надо сказать, что мои прогулки по Трое с Верой Хитиловой связаны с одной страшной историей, может быть, самой страшной в моей жизни. Однажды, это было зимой, Вера Хитилова вышла со своим Пупиком, а я вышел со своим Тузиком, а мой Тузик риджбек, и у него тоже норов, и хотя на детей он не нападает, но таких собак, как Пупик, не переносит. И вот Вера Хитилова со своей внучкой и с этим Пупиком вышла из-за угла, это было в моем дворе, двор выложен бетонным плитами. Было очень скользко. Я не заметил их, Тузик рванул на Пупика, Вера Хитилова держала поводок в руке, и Пупик рванул на Тузика, они сцепились. И Пупик уронил Веру Хитилову, она упала на спину, прямо на эти бетонные плиты.
Это была одна из самых страшных секунд в моей жизни, потому что я подумал: я убил знаменитого чешского кинорежиссера! Я уже представил в эту секунду заголовки завтрашних таблоидов: "Русский…" – и так далее. (Смеется.) В общем, это был шок! Закричала внучка, собаки сцепились в схватке. Но Вера Хитилова, как ни в чем не бывало, поднялась, улыбнулась и пошла дальше. И я шел за ней, сдувая пылинки, и спрашивал: "Пани Вера, не ушиблись ли вы?" – "Нет, ничего…" Вот такая страшная история.
Елена Фанайлова: Дмитрий Волчек, кажется, представил зарисовку абсолютно в духе Хитиловой, в духе ее эстетических представлений о том, каким может быть кинематограф. Я хотела бы еще обсудить линию социального протеста у Хитиловой, но не в каком-то прямодушном смысле. Довольно очевидно, что ее женская линия связана, оценивая сейчас ретроспективно ее фильмы, с феминистским представлением об отношениях мужчины и женщины, равенстве полов, о сложности положения женщины. Я попросила выступить по скайпу Катю Казбек, она феминистский критик, учится и работает в Нью-Йорке, и рассказать о том фильме, в том числе, Нина, который вас шокировал.
Нина Фальковская: Меня, в общем, трудно шокировать, я говорила о том, как он был хорошо принят нашей феминистской общественностью.
Катя Казбек: Мне кажется, что у Хитиловой нет традиционного феминизма, как, например, он есть в картинах американских или европейских, где женщины начинают бороться за свои права, исходя из того, что есть какая-то историческая картина феминистской борьбы. У Хитиловой получается так, что никакого бэкграунда нет, и женщины, исходя из своих не всегда удачных обстоятельств, приходят к тому, что нужно что-то с этим делать. Мне кажется, самый удачный пример – это ее картина "Капканы, капканы, капканчики". Там женщина становится довольно агрессивной, радикальной феминисткой, после того, как ее совершенно мерзким образом насилуют в лесу двое мужчин. Реагировать на это, когда нет никакого исторического примера, можно просто затаившись, убаюкивая свою травму, а она вместо этого решает, что нужно как-то мужчинам, которые нанесли ей столько вреда, тоже нанести вред, и кастрирует их. Здесь нельзя, наверное, найти никакого идеологического высказывания, которое могло бы быть одобрено со стороны феминисток, не стихийных, а уже устоявшихся в традиции. Но при этом все происходит действительно так, как должно быть, когда женщина освобождается, как это было в США, в Европе какое-то более давнее время назад, просто, к сожалению, не типичное для постсоветского пространства, в которое входят Чехия и Словакия, где снимала свои фильмы Вера Хитилова, и в которое входит Россия. Мне кажется, что фильмы Хитиловой и этот стихийный феминизм как никогда актуальны в наших сегодняшних обстоятельствах.
Елена Фанайлова: Денис, вы писали о социальном протесте в фильмах Хитиловой. Можно сказать, что этот протест был политическим, или она просто такой цельный человек, образ которого выстраивается на протяжении нашего разговора, и этот протест был чисто эстетическим?
Денис Ларионов: Я думаю, что эстетический протест имел место, естественно, и в этом смысле мне кажется, что это правда, что она в некотором смысле наследует международному авангарду, сюрреализму. Ведь в Чехии же был сюрреализм, и отношение к слову было...
Нина Фальковская: Был сюрреализм, есть и продолжается.
Денис Ларионов: Прежде всего, это отношение к слову, которое, как в русском авангарде, вещь, с помощью которой можно изменить мир. В ее фильмах слово – это то, что должно быть уничтожено и разъято. То есть коммуникация в ее фильмах – это не взаимодействие людей, а такое самопожирание и пожирание другого. И вот здесь уже начинаются политические и моральные компоненты ее фильмов. Она еще, мне кажется, режиссер-моралист. И политический смысл считывать нужно из ее фильмов, но он тоже такой, как бы по краям. Вот как Катя Казбек сказала по поводу ее феминизма, что она не режиссер-теоретик, как Годар, например, или не режиссер-концептуалист, но это не мешает нам считывать ее месседж. С другой стороны, ее моральный и политический месседж в ретроспективе в кинотеатре "Пионер", я так понимаю, что это будет увидено молодыми зрителями уже через другие образцы, через другую оптику – протестного искусства, документального кино, современного русского, зарубежного. С другой стороны, таких режиссеров, как Ульрих Зайдль, который обращался к похожим проблемам повседневного ада, но уже полностью отказывался от “художественности-художественности”, или делал ее максимально проблематичной, сближая ее с документальным кино. Или, прошу прощения, может быть, это довольно банальный пример – Ларс фон Триер, который выставлял моральные суждения, невероятно сложные, когда зритель, критик, кто угодно, уже не может находиться в стороне и думать: как вот он прекрасно все это... Эти три сложных оптики, позднейшие, пришедшие уже после Хитиловой, неизбежно бросают тень, а может быть, и других режиссеров, на восприятие ее фильмов сегодня. В этом смысле в этом есть некоторая сложность ее восприятия сегодня.
Елена Фанайлова: Хочу спросить об интриге этой ретроспективы, имею в виду фильм Хитиловой о Формане. "Хитилова против Формана" – он так называется. Основная история о том, что Форман уехал, а она осталась?
Ян Махонин: Сначала хочу отреагировать на предыдущие реплики. Во-первых, политический протест Хитиловой, конечно, существует, и в очень конкретных очертаниях. Не надо забывать, что в момент, когда ей запретили снимать, запретили снимать еще десятке лучших чешских режиссеров, ей дальше был поставлен вопрос: можете снимать, но кастрированные фильмы, или не снимать. Тогда все было очень остро разграничено. Хитилова сказала: я снимать не буду. Этим в критический момент она не только отстояла свои принципы, но и поддержала остальных, которые оказались в той же ситуации. Это не случай ни Карла Кахини, ни после уже Иржи Менцеля, он некоторое время был тоже под запретом. Ее молчание было очень сильным политическим акцентом. И если о таких позициях в критические времена говорить, то и дальше она не снимала никогда фильмы, в которых как-то серьезно шла бы на компромиссы, что делали многие режиссеры. Она начала снова снимать, когда она добилась того, что ей разрешили снимать свободно. В ее фильмах, может быть, не вырисовываются прямо какие-то протестные схемы, ноты, но очень четко вырисовывается абсолютная свобода художественного принципа поведения. Это важно.
А теперь к фильму "Хитилова против Формана". Фильм для всех нас немного загадка, он был снят в 1981 году в Бельгии, продюсер – бельгиец. Это небольшая продюсерская компания, продюсера зовут Пер Друо. Фильм тогда был показан на нескольких фестивалях, я не читал о том, что он был каким-то хитом, но, тем не менее, это встреча двух известнейших на мировом уровне режиссеров. Форман тогда снял "Регтайм", он уже был маститым голливудским режиссером. Это возвращение в поколенческие споры 60-х, и это спор о модели поведения в критических ситуациях. Потому что есть внутренняя цензура, к которой некоторые обращались, есть запретная диссидентская позиция, есть эмиграция. Там идет речь о том, что Хитилова, скорее, с таких возрожденческих позиций смотрит, патриотических, она не хотела уезжать из Чехословакии, пыталась создавать что-то качественное дома, а Форман ее убеждает, что режиссура – дело глобальное, мировое, можно работать со всем нашим багажом в Голливуде, так же, как и в Праге, без проблем. Вот примерно такая там интрига. И я очень рад, что мы добились того, что этот фильм будет показан в Москве, потому что это вторая мировая премьера до некоторой степени после 30 лет, когда его не показывали. Там большая история, пошел навстречу сам продюсер Пер Друо, сделал для нас копию почти бесплатно, очень дешево. И вообще это такая радующая в наши сложные времена история.
