Иерархические организационные системы существуют и активно используются человечеством уже несколько тысячелетий. Иерархическая социальная организация существует и в животном мире. Наглядно феномен социальной иерархии можно проследить на примере эксперимента, проведенного французским исследователем Дидье Дезором. Дезор поместил крыс в своеобразные условия: для того чтобы получить еду, животным нужно было преодолеть серию препятствий. Для решения этой задачи крысы после некоторого периода "установления отношений" (если говорить политическим языком, то можно сказать, поведения "праймериз") определились в социальной иерархии и разобрались с ролями. Крысы-работники плавали за едой, крысы-эксплуататоры отбирали эту еду; были независимые крысы, которые сами добывали еду и сами ее поедали; были "отверженные", которые подбирали крошки за другими. Самое интересное вот что: если собрать в одной клетке одних только эксплуататоров или только одних работников, то после серии боев социальная иерархия приводила их к точно такому же сценарию распределения ролей.

В человеческом обществе переход от родоплеменных отношений к функционально-иерархическим мы можем наблюдать на примере становления империй. И Римская империя, и Золотая орда – примеры построения таких вот социально-ролевых иерархий, которые позволяли поднять производительность труда, строить неведомые до того дня по сложности и трудозатратам сооружения. Не нужно думать, что эти социальные лестницы – какое-то зло или эксплуатация, ведь каждая ступенька в данной иерархии имеет свои плюсы и минусы.

Одна из потребностей человека (особенно часто она выражена у мужчин) – потребность во власти. Это – просто мотив жизни, такой же, как потребность питаться или размножаться, и сей мотив заставляет участвовать в "социальном соревновании" за место в иерархической лестнице. При этом тот, кто находится на самой верхушке этой пирамиды, получает максимально возможное удовлетворение своих потребностей в лидерстве, но при этом наделен и максимальной степенью ответственности. Самые выгодные с точки зрения баланса доступа к ресурсам, удовлетворения властных амбиций и уровня ответственности получает тот, кто находится где-то посередине этой цепочки. Обратите внимание на ситуации в своей организации: начальник среднего уровня фактически ни за что не отвечает, но имеет в своем распоряжении более чем достаточные полномочия и ресурсы.

Такая социальная организация существует уже тысячелетия. А что происходит с бунтарями, которые атакуют систему? Они задают необходимый уровень напряжения и конкуренции, при этом система по максимуму пытается интегрировать этих бунтарей в себя. Если бунтарю находится место в иерархической системе – то с большой вероятностью он через некоторое время найдет свою зону комфорта.

Мы уже подзабыли об этом за ворохом последних событий – но и десять, и пятнадцать лет назад в России были свои Навальные, которые жестко критиковали власть, коррупцию и прочие социальные язвы. Мне на ум приходит пример с Александром Хинштейном, хорошо помню его яркие обличающие статьи в "МК". Можно даже провести некую черту – политические бунтари эпохи до 2008 года и после: едва ли не все российские оппозиционеры начала 2000-х более или менее успешно интегрировались в систему, а вот поколению конца 2000-х не повезло. Почему?

Доктор психологических наук Михаил Кондратьев в молодости отбывал наказание в колонии для несовершеннолетних, куда попал за уличную драку. Впоследствии, исследуя феномен тюремных иерархий, он как-то заметил: в одних тюрьмах доля "авторитетов" относительно небольшая (где-то три человека на сотню осужденных), а в других тюрьмах этот показатель доходил до 10 процентов. Объяснение простое: в колониях, где основная работа заключенных состояла в штамповке алюминиевых ложек на прессах, можно было легко высвободить до 10 процентов работников – оставшиеся все равно выполняли план. А в литейном цехе можно было высвободить только трех работников на сотню. Вот и вся разгадка: до кризиса 2008 года в России был достаточный экономический рост, который позволял интегрировать в систему власти всех сколько-нибудь значимых оппозиционеров, а когда вакантных мест в номенклатуре не осталось – тогда и началась современная политическая история страны.

Вернусь к историческому примеру бытования разных государств. Все они – как пепси и кока-кола: природа одна, разница в деталях. Эта разница в том, как происходит замена действующих участников социальной иерархии на вчерашних бунтарей. В Советском Союзе члены Политбюро ЦК КПСС менялись только после того, как прежних выносили вперед ногами. В западных странах, замечу, механика иная: после серии атак оппозиционеров тот, кого атакуют, уходит на временный отдых, но после паузы еще может вернуться. В России, к сожалению, традиционный сценарий смены политических элит более жестокий: трансформация иерархической структуры происходит путем частичной замены выбывших по естественным причинам или после смерти всей структуры, как это наблюдалось в 1917 году и в начале 1990-х. Не нужно быть провидцем, чтобы предсказать: смена политической власти в современной России произойдет после полного разрушения существующих институтов.

Ну и в завершение еще один эксперимент из этологии. Норвежский ученый Торлейт Сьелдеруп-Эббе заметил, что у куриц очень простая и линейная иерархия: они рассаживаются на насесте в соответствии со своим "табелем о рангах". Если в курятнике добавилось много новых особей или произошло новое формирование стаи, то – пока заново не установится социальная иерархия – яйценосность сильно падает. Так и в политике: перемены в устройстве России более чем назрели, давно пришла пора переходить к цивилизованным механизмам бескровной смены власти, но это возможно только ценой очень серьезного кризиса. И не обольщайтесь: падение курса рубля к доллару за год почти вдвое, сокращения работников на предприятиях и в организациях, бесконечная серия идиотских инициатив депутатов – это еще далеко не кризис. Настоящий кризис начнется, когда петухи в политическом курятнике снова начнут биться за видное место на насесте.

Алексей Готсданкер – бизнес-психолог, эксперт по управлению изменениями, живет в Израиле

Helder, R., Desor, D., & Toniolo, A.-M. (1995). Potential stock differences in the social behavior of rats in a situation of restricted access to food. Behavior Genetics, 25(5), 483-487. doi: 10.1007/BF02253377

Schjelderup-Ebbe, T. (1922). Beiträge zur sozialpsychologie des haushuhns. Zeitschrift für Psychologie und Physiologie der Sinnesorgane. Abt. 1. Zeitschrift für Psychologie.