В день смерти композитора Сергея Курехина в Московской консерватории состоится концерт его произведений, подготовленный для большого оркестра Алексеем Айги, композитором, скрипачом, руководителем группы "4.33". Концерт "Курехин и Айги в консерватории" – продолжение проекта под названием "Курехин NEXT". Его задача – представить наследие создателя "Поп-механики" силами выступавших с ним музыкантов. О противоречивой творческой природе Сергея Курехина и вечной теме "музыка и политика" рассказывает Алексей Айги.
– Почему композитор Айги занялся композитором Курехиным?
– Это была не моя идея изначально, а Насти Курехиной – для вручения Премии имени Курехина сделать музыкальное оформление и использовать музыку Курехина. Я сделал первый вариант, и потом как-то пошло и завертелось, и все выросло до такого огромного, почти двухчасового концерта из музыки Курехина.
– Что вам нравится в Курехине, из-за чего вы работаете с его наследием? Можно, конечно, со стороны сказать, что, наверное, вы оба минималисты, что-нибудь в этом техническом смысле...
– Нет. А что может не нравиться в Курехине? Такой блестящий ум и блестящий музыкант, что странно, что никто этого до сих пор не сделал! Это музыка, которая должна звучать, ее можно и нужно играть. После его смерти уже прошло 19 лет, эта музыка просто медленно, как "Титаник", погружалась на дно, она звучала, выходили диски, но...
– В концертном исполнении ее не было.
– Ну, это, конечно, нельзя сделать, как делал Сергей, но… Много прекрасной музыки невозможно было найти. Она звучала в фильмах и так далее, но ее, к сожалению, нельзя было расслышать. Были записи "Поп-механики", записи каких-то саундтреков в достаточно ограниченном виде, но, грубо говоря, это наследие было не очень ясно представлено.
– То есть музыки на каких-то носителях фактически не осталось, вам ее пришлось собирать ?
– Ну да. Если говорить о саундтреках Курехина, это музыка, которая писалась непосредственно перед записью, используя что-то из старых наработок, все перемешивалось, записывалось и забывалось очень часто после фильма. А музыка шикарная. Утеряно все: и ноты, и записи. Прекрасная такая судьба человека-метеорита. Самая странная вещь, конечно, что мне позвонили из Консерватории первый раз в жизни. Мне не звонят из Консерватории, я как бы...
– Композитор, который не входит в обязательную программу...
– ...Конкурса Чайковского. Поэтому я очень удивился и пришел к ним. Они говорят: "Вот, хотим сделать что-нибудь с вами, какой-нибудь проект, какие у вас есть идеи?" Я говорю: "Ну вот, про кино, и есть программа с Курехиным, которую хотелось бы очень показать". Они говорят: "Это нам, в принципе, интересно, и у нас есть только одна дата, которую можем предложить, – 9 июля". А это день смерти Курехина. У меня просто потом мурашки пошли, думаю: ничего себе... И отступать уже было некуда.
– Расскажите о музыкантах, которые участвуют в проекте.
– Изначально идея была – сделать аранжировку музыки Курехина для симфонического камерного оркестра, в итоге это разрослось до симфонического оркестра. Естественно, когда разговор об этом, что есть у нас основа – оркестр, вторая часть – это мой ансамбль "4.33" с которым я давно работаю, который может делать всю эту техническую работу, ритм-секцию, собрать все вместе. И мы подумали о тех людях, которые работали с Сергеем, участвовали в "Поп-механиках", прекрасно помнят и его, и как это должно звучать, такие носители информации. Я сразу вспомнил про Сергея Летова, к которому я отношусь с большим уважением, это был первый музыкант в Москве, который на меня обратил внимание. Это было в 1992 году, еще у меня не было группы, ничего не было. Я занимался импровизационной музыкой, прислал свою запись, кассету. Он на следующий день перезвонил, что вообще чудо, так не бывает, особенно в наше время. Сказал: "Мне очень понравилось, давайте я что-нибудь сделаю". И сделал мне концерт. То есть это абсолютный бессребреник, фанат новой музыки, и в нем, мне кажется, такой дух и остался.
– У вас еще Волков и Гайворонский из звездных имен.
– Да. Труба Вячеслава Гайворонского украшает массу саундтреков, записей Курехина. Тут же и Владимир Волков, который участвовал в концертах, много видео "Поп-механики" с ним. Вообще, это два таких монстра, базовых музыканта для нового джаза, связанных с Курехиным. Дальше уже, конечно, было сложнее, потому что Курехин использовал всех подряд, намешивал: "Вон Цой мимо проходит! Так, иди сюда и игра на гитаре..." У нас вот на премьере играл (не в Москве, в Питере) Юрий Каспарян из группы "Кино", который записывал, собственно, почти все гитарные партии, в "Донне Анне" из "Господина оформителя" его гитара, еще много чего. Позвали Алексея Круглова, это саксофонист, который был нужен для группы саксофонов. Стали думать, кто может спеть "Донну Анну", которая неспеваемая совершенно, очень трудная для сопрано. Есть Екатерина Кичигина, она много поет современную музыку, специалист по авангарду, и я ей написал: "Здравствуйте, Катя! Это Алексей, хотелось бы с вами поработать. Что вы на это скажете?" Она сказал: "Ладно, Курехина я люблю, давайте!" Не так много певиц, которые могут это спеть. Мы счастливы, что нашли Екатерину. Поэтому мы можем быть спокойны, что "Донну Анну" исполним.
– Понятно, что креативность вашего героя находилась на грани безумия, я бы сказала. Как вам с этим всем работается? Это безумие не зашкаливает в материале? Можно ли эту стихию поставить в какие-то жесткие производственные рамки?
– В общем-то, это и была моя задача. Попытаться повторить перформанс Курехина, во-первых, невозможно, во-вторых, довольно глупо, но есть музыка, которую хочется показать, и которая напрашивается на то, чтобы она зазвучала каким-то большим составом, оркестром. Тут как раз легко, отталкиваясь от чисто музыкальных идей Сергея, на первый план поставить музыку, а все остальное уже прикладывается. Там такие музыканты играют, Гайворонский, Волков, что они не дадут тебе ни уйти в какой-то академизм, ни расслабиться. Гайворонский живет своей жизнью на сцене. Что-то у него, я помню, случилось на концерте с трубой, она то ли сломалась, то ли еще что-то, и он стал играть, используя то, что она сломана, какие-то странные звуки издавать. За ними стоит такая большая жизнь и целая эпоха, эти люди настолько профессиональны, что они найдут выход из любой ситуации.
– Что вам приходилось делать конкретно с музыкой Курехина?
– Я взял музыку, слушал ее, как радио, через помехи, там люди разговаривают, какие-то безумные тексты 80-х годов...
– И это все приходилось записывать, переводить в ноты самому?
– Ну да, диктант музыкальный. Я мало этим занимался, когда учился, поэтому мне было тяжело. Я все это записал, а потом уже придумывал, как это будет звучать, какие инструменты. Естественно, я не хотел, чтобы это был композитор Айги, я хотел, чтобы это был Курехин.
– Разговор о Курехине невозможен без обсуждения последних лет его жизни и его увлечения политикой. Я знаю, что вы не очень рады этому повороту разговора, но тем не менее таков наш герой. Это человек, который заявлял, что "единственной формой актуального искусства является теперь политика", увлекался вместе с Дугиным и Лимоновым определенными эзотерическими практиками, и так далее. Это стремление уйти в политику, вам, Алексей, не близко?
– Мне вообще это неинтересно. Мало ли чем человек интересовался. Мне интересна его музыка. Наверное, это была игра, ну, может быть, частично не игра, но у меня ощущение, что он просто хотел в этот омут таким грязным веслом сунуть, взбаламутить тину и посмотреть, какая рыба выплывет и будет клевать. Я думаю, в то время политика еще была все-таки игрой, и для него это было достаточно логично. Сейчас уже это все не игрушки и не веселые пирушки, поэтому сейчас бы, думаю, все было по-другому. Мы не знаем, что произошло, не хочется гадать, но был такой эпизод, да. Он оставил всех с этой загадкой – зачем это было сделано. Его последний диск был с Кешаваном Маслаком, Dear John Cage, то есть "Дорогой Джон Кейдж", это очень красивая, тихая музыка, в кейджевском духе, ничего политического. Но мне кажется, что он cъездил в Америку и оттуда вернулся с большим разочарованием. Наверное, это был во многом кризис музыкальный, в какой-то момент идея "Поп-механики" себя исчерпала. Можно еще один оркестр пожарников засунуть, 25 балерин, но дальше надо было как-то перерождаться и делать что-то новое.
– О политике. На какой стороне музыкант ни выступит, к нему предъявляются общественные претензии. Земфира подняла украинский флаг, теперь ее делают врагом народа. Это неизбежная часть профессии музыканта, человека, который выходит на сцену? Вы человек, который живет между тремя странами, и наверное, вы неизбежно сталкиваетесь с тем, что какие-то проекции политического порядка, претензии, вопросы к вам имеются. Как вы реагируете?
– Ну, история с Земфирой – это вообще какая-то тотальная глупость, она вообще не укладывается в голове. Люди с цепи сорвались. К сожалению, люди, которые должны за это давать по башке прессе, блогерам, кто там это все раздувает, заняты совершенно другими проблемами. Просто тотальная глупость, даже говорить об этом – все равно что ломиться в открытую дверь. Так быть не должно! Вообще, музыка и политика – сложная история. Сейчас европейские левые интеллектуалы пытаются бойкотировать музыкантов, которые едут в Израиль, есть такая пропалестинская позиция, типа музыканты не должны выступать в Израиле. Тоже мне это кажется абсолютной глупостью. Каких бы люди ни были политических взглядов, но музыканты – это музыканты. Я не говорю, что надо ездить в какие-то места... ну, как была старая история – апартеид в ЮАР, и была знаменитая песня "Я не поеду выступать в Сан-Сити", все артисты ее спели. Но это была все-таки жесткая и понятная история, ЮАР была жестокая страна по отношению к чернокожим. Все остальные истории какие-то высосанные из пальца. Понятно, что куча музыкантов в той же Франции левых взглядов, и как только кто-то что-то скажет, начинают между собой говорить: а вот артист такой-то за Саркози, вы представляете... К сожалению, есть такое давление, и это безумие политическое мне не нравится.
– К вам нет вопросов как к человеку из России? Вас ответственным за политику Путина не делают собеседники?
– Вы знаете, вообще не интересна Россия! Это нам кажется, что весь мир обсуждает Россию и что все знают, "что там у хохлов". В Европе понятия не имеют! В тот день, когда у нас что-то тут важное совершилось в политической жизни, две-три недели назад, я включил телевизор во Франции, и главная новость дня – Жюли Гайе, актриса, тайная любовница мсье Олланда, была замечена толкающей тележку с дедушкой Олланда на каком-то торжественном мероприятии, но не рядом с Франсуа Олландом. И они обсуждали, что это – первый шаг к статусу первой дамы? Вот что их интересовало. Они обсуждали Россию несколько раз: когда начались боевые действия на Украине, когда сбили "Боинг", конечно, это было главной новостью дня. Два-три дня это длилось, и потом они занялись своими проблемами. Мы на периферии общественного внимания, что в Европе, что в Америке.
Говорят, что вот, плохо к русским относятся. Не плохо относятся к русским, нормально относятся к русским. Есть любопытство, да, в какой-то момент могут спросить что-то. А могут ничего не спросить. Но такого, что изменилось отношение к русским... Ну, может быть, на тех курортах, где русские куролесят, наверное, там особое отношение к русским.
