В деревне Кучино, где с середины сороковых годов по конец восьмидесятых была политзона "Пермь-36", открылась выставка "Переломаны буреломами". Тогда политические заключенные занимались здесь лесозаготовками, поэтому тема экспозиции оказалась весьма неожиданной – работа советской лесной промышленности во время Великой Отечественной войны. Историки и правозащитники сетуют: нынешние хозяева музея в бывшем лагере ГУЛАГа фактически переписывают его историю, утверждая, что политзэки жили в заключении весьма неплохо и изо всех сил помогали своей советской родине.
Полтора года назад контроль над музеем в бывшем лагере перешел от некоммерческой организации "Пермь-36" к министерству культуры Пермского края, а потому посетителям теперь предлагают смотреть на политические репрессии с "государственной" точки зрения. "Надо еще разобраться, кто и как именно здесь сидел", – такой была общая тональность речей, произнесенных перед членами Ассоциации жертв политических репрессий краевого общества "Мемориал", которых пригласили на открытие экспозиции.
– Что меня удивляет, и чего я не вижу ни в печати, ни в журналистике – это как жили заключенные, – говорил учившийся в свое время в Высшей партийной школе КПСС местный историк Михаил Суслов. – Они ведь выступали с концертами, ставили спектакли. За годы войны более ста тысяч спектаклей было поставлено в местах заключения. Работали библиотеки – то есть культурная жизнь в лагерях была, а сегодня нам представляют картину несколько иной. Я полагаю, что нам, историкам, надо еще поработать, чтобы была взвешенная, объективная картина того, что происходило.
Суслов также говорит, что нормы питания осужденных в некоторых случаях были выше, чем у свободных рабочих. Еще один вопрос, в котором этот историк хочет разобраться, – почему в войну лесная промышленность наконец-то стала справляться с государственным планом.
Потому что "за его выполнение боролись все", ответил Суслову министр культуры Пермского края Игорь Гладнев:
– В периоды великих изломов, в периоды великих перепутий страны и судеб народа никто не оставался в стороне. И именно это является самым главным фактором, благодаря которому мы одержали главную победу в истории человечества. Сегодня мы испытываем дефицит веры, дефицит единства. И это не красивые слова – они должны облекаться в какую-то практическую форму. Поэтому – слава героям, слава тем, кто старался, кто отдал свои жизни во имя великой большой Победы и сохранения нашей страны.
– Зона справилась с планом лишь однажды – в 1947 году,– уточняет отстраненный от руководства музеем его основатель Виктор Шмыров, которого на открытие выставки не позвали. – План был выполнен лишь потому, что в 1947 году в лагерь поступила новая техника и прислали заключенных из других мест. Что касается норм питания, то, по архивным данным, в 1943 году в исправительно-трудовой колонии, на месте которой после войны появилась "Пермь-36", было 394 заключенных. Из них в первые полгода умер 41 человек. Всего за год умерло более 20 процентов осужденных. Разве это говорит о хорошем питании?
Всерьез рассуждать о художественной самодеятельности в ГУЛАГе тоже не стоит, уверен основатель музея. По его сведениям, сто тысяч концертов в год, о которых говорил Суслов, – это надо разложить на огромное количество лагерей и осужденных в стране: "А те "культурные" программы, которые были, – это выступления насильственно созданных агитбригад. Об этом говорят архивные документы.
– Такие историки, как Суслов, оправдывают ГУЛАГ – одно из самых страшных преступлений в мире. И это чудовищно. В этом можно очень далеко зайти. Что говорить – портреты Сталина уже появляются на улицах города, – подытожил Виктор Шмыров.
С ним не согласен выступивший на открытии выставки в музее "Пермь-36" ветеран труда Михаил Плеханов, который заявил, что "условия жизни осужденных были приемлемыми". Кроме того, по его мнению, "государство имело право использовать заключенных в производстве":
– Об этой необычной экспозиции я могу сказать только одно: лес – это такое достояние нашей Родины, которое ценилось особенно в войну. Во-первых, для оборонки: делали траншеи, блиндажи. Второе – для восстановления. Мне было очень интересно посетить это место, посмотреть, как жили люди, которые давали нам древесину…
Видимо, Михаил Плеханов не читал исследование историка Виталия Мингалева о соседнем Понышском исправительно-трудовом лагере, где описываются "приемлемые условия жизни заключенных":
"На 1 июля 1943 года лагерь имел 6729 заключенных. Из них 3487 человек со сроком выше 5 лет. На "Створе" была невероятная скученность – до 0,6 квадратных метра на человека при норме в 2 квадратных метра. Нары из круглых неотесанных жердей, постельных принадлежностей – 8-10 процентов. В результате количество больных: июнь – 195 человек, август – 1192. Смертность: июнь – 42, июль – 139, 25 дней августа – 321. Диагноз – в основном истощение. Смертность в 1944 году: июль – 139, август – 309, сентябрь – 276".
– Песня Розенбаума "Переломаны буреломами" идеально ложится под концепцию нашей выставки, – считает заведующая экспозиционно-фондовым отделом Елена Мамаева. – Он поет о лесосплаве, баланде, телогрейках – как раз об этой атмосфере. Переломаны не только буреломами, но и войной. Переломаны и заключенные, и спецпереселенцы, и вольнонаемные. Могу рассказать личную историю. У меня прабабушка была из категории спецпереселенцев. В сороковые-пятидесятые годы, когда у нее на плечах были двое маленьких детей (муж ушел на фронт), она совершила кражу. Вынесла зерно в сапогах. Ее осудили на десять лет, которые она отбывала на лесоповале. Мы сами, когда монтировали выставку и таскали бревна, почувствовали, как это тяжело, – продолжает Елена, и тут же пытается смягчить рассказ. – Но важно, что леспромхозы нанимали рабочих не только среди вольного населения, а могли подписать соглашение с исправительно-трудовым лагерем: нанять заключенных. Платить должны были и тем, и другим. Поэтому говорить, что это был рабский труд, – необоснованно. При этом тяжесть труда – и там, и там, конечно, не компенсируется, но это, – неожиданно завершила она, – вклад нашего края в Победу.
Елена Мамаева, видимо, не читала докладную записку начальника оперативно-чекистского отдела Понышлага, написанную весной 1944 года:
"Почти наполовину постельные принадлежности ничем не набиты, и заключенные вынуждены спать почти на голых нарах, такие заключенные, как Бочкарев, Метдурог, Семенов почти всю зиму спят на голых нарах прямо в бушлатах, не раздеваясь. Обувь у примерно 50 процентов заключенных износилась до предела, некоторые совсем раздеты и разуты. 2 марта с.г. по разутости не вышло на работу 11 чел., 6 марта с.г. – 20 чел. и т.д. Начальник лагерного отделения Голубев, не считаясь с теми заключенными, которые разуты и раздеты, направляет их на работы. И при вынужденном их отказе водворяет таких заключенных в штрафизолятор".
Экскурсовод на выставке интересно рассказывает о тех, кто здесь сидел. Она начинает с уголовников, далее переходит к "диссидентам, тем, кто занимался антисоветской деятельностью". Что такое антисоветская деятельность, ведущая поясняет только после моего вопроса, и то скупо, но все же рассказывает, что здесь сидел Балис Гаяскаус за то, что перевел на литовский язык книгу Александра Солженицына "Архипелаг ГУЛАГ".
Мы выходим из мрака и холода выставки на свежий воздух. "Весь упор делается не на политических заключенных, а на уголовников и тех, кто во время войны занимался диверсионной деятельностью, – сетует одна из женщин. – Я только услышала, что уголовники могли сделать себе антисоветские наколки, – тогда они становились политическими, которым вроде как было здесь попроще".
Когда мы еще ехали в Кучино на автобусе, историк Михаил Суслов поделился воспоминаниями. В восьмидесятых годах он приезжал в эту зону выступать с лекцией, и у него завязался спор с одним из заключенных – марксистом. Тот сказал, что попал сюда из-за борьбы с местным руководителем. В пылу борьбы он приехал в Москву, созвал иностранных журналистов и рассказал им о своем оппоненте. То есть – "оклеветал советскую власть". За это и сел. Справедливо с ним поступили или нет, Михаил Суслов сказать затруднился, но считает, что любая система себя защищает. А ошибки, по его мнению, есть и в США.
Его коллега добавил, что "прежние хозяева устроили в музее антисоветский шабаш". Несколько лет назад на фестивале "Пилорама" они сожгли два стога сена. Над одним из них была надпись "ГУЛАГ", над другим – "СССР". Он не против сжигания "ГУЛАГа", но против сжигания "СССР", потому что "Россия – наследник Советского Союза", а Владимир Путин сказал о распаде Союза как о крупнейшей геополитической катастрофе".
У барака особого режима я разговорился с женщиной из Ассоциации жертв политрепрессий. "Мое мнение, что музей должен быть государственным, – сказала она. – Хочется думать, что в этом случае ему будет больше внимания. Но как получится на самом деле – посмотрим". И добавила: "Не знать о прошлом нельзя. История идет по кругу. Кто его знает, может, снова все повторится?"
