К открывшемуся сегодня в Уфе очередному саммиту БРИКС страны-участницы завершили первый этап выполнения двух главных своих решений прошлогоднего саммита – о создании “Нового банка развития” и пула валютных резервов. Тогда о них много говорили как о прямой альтернативе Всемирному банку и Международному валютному фонду соответственно. Прошел год. И теперь один из этих проектов может оказаться в тени гораздо более масштабного, а другой – останется пока виртуальным. Но уже предлагаются новые, еще более громкие.
Новый банк развития БРИКС сможет предоставить первые свои кредиты уже в апреле 2016 года, пояснил в среду в Уфе первый президент банка Ваман Каматх, повторив фактически планы, заявленные еще на саммите прошлого года в Бразилии. А в феврале заместитель министра финансов России Сергей Сторчак говорил о том, что новый банк заработает на полную мощность через 4-5 лет, так как для него еще предстоит разработать правила и процедуры. В повестке нынешнего саммита – первое заседание совета банка.
Накануне руководители центральных банков стран БРИКС подписали “операционное” соглашение об условиях взаимной поддержки в рамках пула валютных резервов, учредить который также было решено на прошлогодней встрече лидеров этих стран. В этом фонде взнос Китая – 41%, по 18% – у России, Бразилии и Индии, 5% – взнос Южной Африки.
Фонд создается как страховочный механизм против рисков, связанных с ситуацией на мировых финансовых рынках, заявила во вторник журналистам председатель Центрального банка России Эльвира Набиуллина. Поэтому, по ее мнению, в создании уже реального пула таких резервов стран БРИКС сегодня необходимости нет.
И в экономически, и политически это – совершенно разнородные страны. Поэтому некоторые мои коллеги нередко шутят: единственное, что их объединяет, так это сам акроним – БРИКС
Однако за минувший год в мире возник еще один крупный проект, первоначальный объем которого, по любопытному совпадению, оценивается ровно в ту же сумму, что и каждый из новых проектов стран БРИКС, – 100 млрд долларов. Под эгидой Китая создается Азиатский банк инфраструктурных инвестиций (АБИИ), пайщиками которого решили стать уже не пять, как в случае БРИКС, а сразу 57 стран мира, включая все пять крупнейших экономик Европы. Как и о проектах БРИКС год назад, о нем также заговорили как о конкуренте и Всемирному банку, и даже Международному валютному фонду. Но так ли это?
Штефан Коотс, руководитель центра прогнозов Института мировой экономики в Киле, Германия:
– Конкуренция всегда оживляет бизнес… Поэтому не стоит видеть в новом банке некую угрозу как МВФ, так и Всемирному банку. Он, скорее, станет некой оживляющей альтернативой. Ведь почему возникает Азиатский банк инфраструктурных инвестиций именно теперь? Дело в том, что страны Запада, которые по-прежнему доминируют в МВФ или Всемирном банке, слишком медлительны в том, что касается реакции на нужды и запросы ведущих развивающихся стран, в том числе и Китая, учитывая их все возрастающее влияние в мировой экономике.
А в этом контексте новая инициатива не только не удивительна, но и весьма логична, она пойдет только на пользу всем. Развивающиеся страны получат более широкий выбор, куда именно обратиться за финансовой поддержкой. И тому кредитору, который предложит наиболее выгодные условия, и будет отдано предпочтение. Так что конкуренция лишь способствует бизнесу…
Возникающий Азиатский банк инфраструктурных инвестиций многие эксперты почти сразу назвали неким ответом Китая на продвигаемый Соединенными Штатами региональный проект “Транс-Тихоокеанского партнерства” (ТТП), заявленный еще в 2006 году. Ведь Китай в этом проекте не участвует, так же как и Соединенные Штаты, вместе с Японией, не участвуют в проекте АБИИ.
С другой стороны, они, вроде, и не совсем конкуренты: цель проекта ТТП – создание в регионе зоны свободной торговли, тогда как проект АБИИ нацелен прежде всего на финансирование развития инфраструктуры в развивающихся странах…
Михаил Бернштам, профессор, научный сотрудник Гуверовского центра Стэнфордского университета в США:
– Можно лишь догадываться, что же произошло на самом деле… Но только догадываться – доказательств у нас нет. Дело в том, что создаваемый Азиатский банк инфраструктурных инвестиций выступает конкурентом не Транс-Тихоокеанскому партнерству, а совсем другому учреждению. Это – Азиатский банк развития, входящий в общую структуру Всемирного банка. И в этом региональном банке главенствует в основном Япония. А как раз Япония не входит в группу стран – учредителей АБИИ. То есть возникает некая конкуренция между Китаем и Японией.
Так вот поводом, хотя доказательств нет, могло послужить следующее. Еще в 2010 году Азиатский банк развития подсчитал: для развития всего Азиатского региона, и прежде всего – инфраструктуры в нем, в течение 10 лет, с 2010 по 2020 год, необходимо инвестировать 8 триллионов долларов!..
Для существования зоны единой валюты необходимо выполнение четырех главных условий, причем – всех четырех сразу
Для сравнения, 8 трлн долларов – это примерно в шесть раз больше всего ВВП России в 2014 году (1,3 трлн долларов), если считать по текущему обменному курсу. А объем экономики самого Китая, второй в мире после американской, в 2014 году составил 10,2 трлн долларов. То есть речь идет об огромных инвестициях…
Михаил Бернштам:
– Вот именно! И таких денег у самого Азиатского банка развития нет. Япония также не в состоянии вложиться по-крупному: государственный долг страны и без того составляет 230% объема ВВП. Соединенные Штаты – возможно, но не факт, захотят ли. И в этой ситуации Китай открыл для себя огромную нишу – создать новый банк, именно для инфраструктурного развития, и таким образом как бы создать новую экономическую сверхструктуру.
Сразу пригласили туда и европейские страны, и Австралию, и Новую Зеландию… И все крупнейшие страны Европы присоединились к учредителям. В результате Китай выигрывает и политически, и экономически. Азиатский регион, безусловно, выигрывает, потому что никто больше, кроме подобного банка, столь крупных инфраструктурных инвестиций “поднять” не сможет. Да плюс еще этот проект взаимовыгодно дополняется проектом Транс-Тихоокеанского партнерства, который направлен на глобализацию торговли в этом районе мира. То есть абсолютно все – в выигрыше. И, как мне представляется, институциональная связь здесь именно такая, хотя, повторю, все это – только догадки.
На фоне столь масштабного проекта, как АБИИ, да еще с таким охватом участников, не утрачивает ли смысл, на ваш взгляд, сама идея создания “Нового банка развития” БРИКС, коль скоро пайщиками этого проекта уже стали и все пять стран БРИКС?
Михаил Бернштам:
– В нынешней ситуации банк стран БРИКС вполне может существовать. Он может не играть большой роли, но – тут опять можно догадываться – всегда существуют непредвиденные последствия. Причем совсем в другой сфере, но не менее важной, за пределами экономики. Он может сыграть весьма значимую геополитическую роль в политически очень сложном регионе мира.
Если уже существует работающая глобальная система банковских платежей, то появление какой-то дополнительной к ней структуры лишь увеличит транзакционные издержки и в целом осложнит ее функционирование
Дело в том, что одним из крупнейших пайщиков и учредителей АБИИ является Индия, у которой – многолетний конфликт с Пакистаном. Он особенно опасен тем, что обе страны являются ядерными державами. Пакистан самостоятельно развиваться не может, ему остро необходимы кредиты. И если допустить, что новый банк БРИКС, пайщиком которого является и Индия, станет помогать Пакистану, это может хотя бы отчасти смягчить тот затяжной, многолетний конфликт, существующий между двумя странами со времен распада Британской империи, – конфликт территориальный, религиозный, политический. Разумеется, это не задача такого учреждения, как банк, но это, на мой взгляд, – естественный такой экономический процесс.
Для начала и Пакистан, и Индия намереваются вступить в Шанхайскую организацию сотрудничества (ШОС), очередной саммит которой также пройдет в эти дни в Уфе. На нем предполагается рассмотреть заявки этих стран, которые пока пребывают в ШОС в статусе наблюдателей…
В рамках БРИКС довольно активно обсуждается в последние месяцы и идея создания собственной системы межбанковских расчетов – аналогичной международной системе SWIFT, которой для проведения взаимных платежей пользуется сегодня большинство банков мира. Чисто технически, видимо, эта задача решаема. Другое дело, сколь эффективной такая новая система может быть в принципе?
Штефан Коотс:
– Пока трудно сказать… Ведь эффективность новой системы в рамках БРИКС будет прежде всего зависеть от того, насколько успешно она сможет интегрироваться в другие платежные системы мира. В принципе, она может стать новым элементом мировой финансовой архитектуры. На мой взгляд, новшество было бы также и в интересах стран Запада. Они должны открываться для развивающихся экономик, рассматривать их не как угрозу, а как перспективных партнеров. Ведь мы зачастую слишком однобоко понимаем интересы собственной политики экспорта. Во главу угла следует ставить интересы потребителя.
Михаил Бернштам:
– Она не нужна… Дело в том, что если уже существует работающая глобальная система, то появление какой-то дополнительной структуры лишь увеличит транзакционные издержки и в целом осложнит функционирование системы платежей. И маловероятно, что кто-либо будет ею пользоваться, кроме разве что каких-то чрезвычайных ситуаций. Скажем, еще недавно было много разговоров о том, что, мол, по политическим причинам Россию могут отключить от системы SWIFT. И что, мол, в такой ситуации она могла бы воспользоваться новой системой.
В нынешней ситуации банк стран БРИКС может сыграть весьма значимую геополитическую роль в политически очень сложном регионе мира
Но даже если она появится, объем ее платежей через нее будет очень незначительным. В мире сегодня при помощи всех видов электронных платежей совершается такое огромное количество транзакций, что некая централизация и регулирование этого процесса просто необходимы.
Но, собственно, для использования в неких экстренных ситуациях эта новая система, сколь можно судить по многочисленным заявлениям, и предлагается…
Михаил Бернштам:
– Даже в условиях чрезвычайных ситуаций необходимо, чтобы все остальные страны пошли навстречу той стране, которой это нужно. Кроме того, такая система позволит осуществлять транзакции только между этими странами – больше ни с кем. То есть это не решает проблемы в глобальном смысле. Поэтому где-то “на обочине” отдельная система и может существовать, но она не будет востребована.
Еще одна идея в рамках БРИКС, о которой часто вспоминают политики этих стран (гораздо реже – экономисты), – создание некой единой для них валюты, наподобие евро для стран еврозоны. Этот вопрос уже неоднократно обсуждался при самых разных обстоятельствах, заявил, в частности, полторы недели назад в интервью РИА Новости посол Бразилии в России Антонио Геррейро. На ваш взгляд, сколь реальными могут оказаться в принципе такие планы, если учесть, что сами страны БРИКС друг для друга вовсе не являются главными торговым партнерами, как страны еврозоны? Не говоря уже о том, что и располагаются они в разных концах мира…
Штефан Коотс:
– С моей точки зрения, это вопрос еще далекого будущего… Для начала стоило бы создать внутреннюю расчетно-кредитную систему – наподобие той, которая существует в Международном валютном фонде. Тогда, как мне представляется, страны БРИКС смогут создать, скажем, и собственную условную расчетную единицу, и свой центральный банк – как аналог Европейского центрального банка.
Но, честно говоря, глядя на нынешние проблемы еврозоны, я сомневаюсь в успехе проекта создания единой валюты БРИКС. И, думаю, в обозримом будущем мы вряд ли ее увидим. Верно, немаловажную роль играет и географический фактор – страны БРИКС разбросаны по миру. Поэтому некоторые мои коллеги нередко шутят: единственное, что объединяет эти страны, так это сам акроним – БРИКС.
И в экономическом, и в политическом отношении это совершенно разнородные страны. Их, конечно, можно рассматривать как некое общее экономическое пространство, но отнюдь не как экономический союз. Поэтому и от создания единой для себя валюты эти страны весьма далеки.
Китай открыл для себя огромную нишу – создать новый банк, именно для инфраструктурного развития, и таким образом как бы сформировать новую экономическую сверхструктуру
Михаил Бернштам:
– Для существования зоны единой валюты необходимо выполнение четырех главных условий, причем – всех четырех сразу.
Первое – мобильность рабочей силы. Если в одной из этих стран возникают экономические проблемы, растет безработица, люди могут перемещаться в любую другую страну, использующую ту же валюту. Даже в Европе это условие выполняется далеко не полностью, хотя, конечно, перетоки рабочей силы здесь существуют.
Второе условие – мобильность капитала. Если в одной стране необходимы инвестиции, она может без всяких проблем и ограничений занимать деньги в банках другой страны или продавать на ее рынках свои акции и пр. То есть речь идет о единой системе перетоков капитала.
Третье – синхронизация циклов деловой активности. Но страны БРИКС настолько различны, что это невозможно.
Наконец, четвертое, и самое главное – это готовность всех стран зоны единой валюты по-крупному прийти на выручку друг другу в случае финансового кризиса, а также определенное согласование их бюджетных дефицитов.
Сколь это проблематично, наглядно демонстрирует вся 5-летняя история нынешнего долгового кризиса в Греции, при этом самой еврозоне – уже 16 лет…
Михаил Бернштам:
– Действительно, это само по себе очень трудновыполнимое условие. Тем не менее, оно совершенно необходимо. Когда оно нарушается, и возникают те самые проблемы, которые мы видим сегодня в случае Греции.
А теперь подытожим. Ожидать, что Китай, Россия, Индия, Южная Африка и Бразилия станут согласовывать свои бюджетные дефициты или предоставлять друг другу крупные кредиты в случае кризиса, не приходится. Что трудовые ресурсы смогут свободно перемещаться из одной страны БРИКС в другую – не приходится.
Что они будут свободно переводить капиталы и занимать в банках друг у друга без всяких проблем – ожидать этого не приходится. И того, что у них сложится единая система развития экономик, при которой бумы и спады будут синхронизироваться, тоже невозможно. Поэтому абсолютно никаких физических возможностей для существования единой валюты в такой структуре просто не существует.
