Министерство культуры России отозвало прокатное удостоверение у фильма "Варя" режиссера Алены Полуниной о событиях на Украине. Об этом заявила Радио Свобода один из продюсеров проекта Анастасия Вельская. Иная версия у чиновников ведомства. Глава департамента кинематографии Минкульта Вячеслав Тельнов заявил журналистам, что документ не выдавался авторам ленты из-за содержащейся в нем ненормативной лексики и позитивного отношения к "Правому сектору", который в России признан экстремистской организацией. Ранее фильм Полуниной демонстрировался на нескольких кинофорумах, включая Московский международный кинофестиваль.

Фильм "Варя" снят на частные деньги. Главная героиня – москвичка, математик, выходила на Болотную площадь, когда в столице проходили оппозиционные митинги. "Варя путешествует по Украине и знакомится с людьми, с которыми подружилась в соцсетях, когда между Россией и Украиной разгорелся конфликт. Киев, Винница, Одесса. Режиссер следует за героиней, и в этом смешном и грустном road movie мы встречаем простых украинцев, политических активистов и радикалов, московскую интеллигенцию и даже Жанну Д'Арк", – говорится в синопсисе картины. Фильм показывали на престижном Лейпцигском кинофестивале документального кино, а также на нескольких площадках в России – на кинофоруме "Движение" в Омске, в рамках "Проекта ДОКер" в Москве и Ярославле, а также в российских программах ММКФ. Авторы проекта утверждают: прокатное удостоверение Министерство культуры им выдало в марте этого года, правда, не оригинал, а копию, но 3 июля ведомство отозвало документ.

– Почему вам выдали не оригинал, а копию прокатного удостоверения?

– Информация о фильме была опубликована на сайте Министерства культуры: номер прокатного удостоверения в реестре. Дальше дело было за формальностями – получить документ на руки в виде бумажки. У нас происходит кинофестиваль "Движение" в Омске, кинофорум "ДОКер" в Москве, ММКФ, мы доделываем необходимые формальности, уплачиваем госпошлину. Едет сотрудник студии "Студия 013" в Министерство культуры. Ему сначала выдают прокатное удостоверение и его копию на руки, дальше ситуация развивается просто как в анекдоте. Наш коллега выходит в коридор, за ним выскакивает чиновник и говорит: "Ой, подождите-подождите, ну-ка, покажите ваше прокатное!" Он достает прокатное, и чиновник буквально выхватывает у него его из рук и говорит: "У вас же фильм про Украину? Нам еще раз надо с начальством вместе посмотреть, и мы тогда решим, давать вам его или нет".

"Прокатное удостоверение на фильм "Варя" не выдавалось и, соответственно, не могло быть отозвано. Впервые ООО "Студия 013" обратилась за ним в марте 2015 года, однако не представила копию фильма", – комментирует ситуацию вокруг фильма чиновник Минкульта Вячеслав Тельнов на страницах газеты "Известия". Далее автор статьи продолжает: "В беседе сотрудников Минкультуры России с представителем студии выяснилось, что фильм содержит нецензурную лексику. Авторам было предложено привести фильм в соответствие с законодательством и представить копию для просмотра. При этом предварительно был подготовлен бланк прокатного удостоверения за №212010915".

– Фестиваль в Омске прошел в апреле. Без прокатного удостоверения вы не могли демонстрировать картину на кинофоруме. Что вы предъявили организаторам "Движения"?

– У нас не было на руках документа, но была страница в реестре Министерства культуры с номером прокатного удостоверения. Мы ссылались на сайт ведомства. Как только у нас оказалась копия на руках, мы ее отправили в Омск. Однако позже запись на сайте Минкульта исчезла. Адрес есть, но ныне отображается – page not found. Сожалею о том, что мы оказались такими доверчивыми и просто не сделали скриншот этой записи в реестре.

– Каковы ваши дальнейшие действия, учитывая, что решение Минкультуры России об отказе в выдаче прокатного удостоверения вы можете обжаловать в суде.

– Мы выложили картину в интернет, за два доллара можно ее посмотреть. Надеемся, что наши зрители не пожалеют этих скромных денег, учитывая, какая ситуация создалась вокруг фильма, мы не можем ни на одном канале продемонстрировать ленту. О прокате неигрового кино в нашей стране говорить в принципе сложно, хотя есть площадка ЦДК на Зубовском бульваре, у них есть опыт проката документального кино, но нам это не светит, остается только интернет. Правда, есть в запасе зарубежные кинофестивали, для них прокатного удостоверения не требуется.

Режиссер Алена Полунина не первый раз сталкивается с цензурой в кино. Несколько лет назад власти запретили показ ее картины об активистах НБП "Революция, которой не было". Национал-большевистскую партию Эдуарда Лимонова признали экстремистской и фильм, который получил документальную премию "Лавровая ветвь" и неоднократно демонстрировался на "Артдокфесте", был окончательно запрещен в России. Теперь большой экран закрыт для кинопроекта "Варя". Алена Полунина решила не сдаваться и обратилась с открытым письмом к министру культуры Владимиру Мединскому.

"Странная история приключилась тут с прокатным удостоверением (№212010915 от 23.03.2015 за подписью Аристархова В. В.) документального фильма "Варя", режиссером которого я являюсь. Прокатное удостоверение мы получили в марте 2015 года для российской премьеры фильма на кинофестивале "Движение". Но – Минкульт дал, Минкульт взял. Спустя три месяца подведомственное Вам учреждение ПУ у нас отобрало – пишет Алена Полунина. Также режиссер задает вопрос, по каким признакам ведомство выявило в картине "освещение экстремизма": "От каких факторов такое заключение зависит, если в законченном аудиовизуальном произведении в марте "освещения экстремизма" обнаружено не было, а в июне оно появилось? Это было явление фата-морганы? Или у разных чиновников разные детекторы? Или детектор один, но в марте он был неисправен, а к июню починили?"

На сайте Гильдии неигрового кино и телевидения опубликован полный текст послания. Министерство культуры пока никак не комментирует это письмо.

– У вас есть какое-то объяснение поступкам властей, которые, с одной стороны, ограничили вам пространство для показа, с другой – спровоцировали скандал и рекламу.

– За рекламу отдельное спасибо. Мотивацию поступков мы не знаем, нужна инсайдерская информация, у нас ее нет. Думаю, имел место человеческий фактор – какой-то конкретный чиновник заглянул во время просмотра на ММКФ в кинозал, перепугался, что это может не совпадать с официальной матрицей – запрещено. И прокатное было отозвано. Та легенда, которая была сформирована, в этом ничего удивительного, не первый случай. Были еще пару таких историй, но там люди решили промолчать, не вступать в диалог с Минкультом, не просить никаких объяснений.

– На ваш взгляд, каковы критерии оценки властей? Какие эпизоды или моменты вызвали отторжение у чиновников?

– Чиновников напугало де-факто появление в кадре бойцов УПА (Украинская повстанческая армия) или штаба "Правого сектора" в городе Виннице. Они не вдавались в то, как это вплетено в сюжет, каким образом возникает, какой смысл несет. Формально приложили свою матрицу и сказали: ой, это не подходит, это опасно. Де-факто там нет никакой пропаганды, ни позитивного отношения, как написала, все переврав, газета "Известия" по этому поводу.

– Личностных акцентов в картине вы не проставляете, путешествуете с героиней, снимаете ее реакцию на те или иные вещи. На мой взгляд, ваша героиня не совсем разобралась, что происходит на Украине, при этом она мила, добра, открыта для общения. Это читается и во время ее встречи с людьми в ее московской квартире уже после поездки.

– Меня очень удивил поступок Вари, он ее определенным образом характеризует. Она настолько доверчивая и открытая, что опубликовала свой адрес, пригласила всех желающих, и вот на этот домашний доклад, который путешественница устроила как отчет о поездке на Украину, пришли люди, которых она даже не знала. Там были ее знакомые по фейсбуку или по "Маршам мира", но были люди, которые приходили просто с улицы и участвовали в дискуссии. Что касается, сдала она экзамен или нет аудитории, у меня ощущение, что Варя увидела все ровно так, как на тот момент это все укладывалось в ее картину мира, и ее очень трудно было поколебать в ее мнении. В то же время, она чувствовала себя как-то неловко из-за того, что на какие-то вопросы не могла ответить, она не оратор, не спичрайтер. Позже Варя вновь поехала на Украину, и ее взгляды, насколько я знаю, поменялись после посещения Донбасса. Там ее уверенность в том, что Украина хорошая, а Россия плохая, несколько заколебалась. До этого она была таким московским ультралибералом, классическим просто. Сейчас Варе приходится непросто, я даже в ней сама до конца не разобралась. В украинском конфликте она вроде как на стороне Донбасса, а во взаимоотношениях России и Украины на стороне Киева. Думаю, это все еще будет меняться. Жизнь изменчива, люди рассуждают, и нормально, что нет каких-то навсегда заданных четких констант. Мне кажется, это была моя самая большая удача – встретить именно такого персонажа, который позволил мне на Украине снять кино про Россию, в общем-то, получилось случайно. Что касается меня, никаких осуждающих, волюнтаристских суждений я не выношу. Потому что это просто может низвести кино до пропаганды, и этим мне заниматься неинтересно.

– Не было ли у вас идеи снять продолжение под условным названием "Возвращение Вари"?

– Даже если бы за мной стояли такие могущественные телекомпании, как HBO или BBC, во время конфликта, оказавшись на такой очень анархической территории, как та часть Украины, где идет война, боюсь, что речь не шла бы о снятых кадрах, а просто о том, что мы сгинули бы, не сняв ничего. Надо быть реалистами. Прекрасно понимаю, что максимально можно выжать из ситуации, а где есть территории, на которые могут зайти только специально обученные военкоры, они это сделают в 150 раз лучше, чем я. Про дальнейшие Варины путешествия у меня не было информации, не было соблазна это снимать, скорее всего, из этого ничего не получилось бы чисто технически.

– В одном из эпизодов вашей картины сидящий за столом представитель "Правого сектора" запрещает съемку.

– Да, они просят выключить камеру. А дальше мне очень долго и сложно пришлось отстаивать материал, камеру, поднимать на уши людей, чтобы нас оттуда вытащили, и так далее. Все это было бы довольно забавно, если бы все не могло закончиться как-то печально. К счастью, нам повезло. Их это очень раздражало.

– Ваша камера фиксирует, вы показываете людей такими, какие они есть; хорошими, плохими, эмоциональными, замкнутыми, зритель должен сам выразить свою позицию к персонажам. Ваше отношение к "Правому сектору" изменилось, вы его представляли именно таким?

– Я давно живу на свете, у меня нет изначально идеалистического к чему бы то ни было отношения. Я скептик. Смотрела на героев и на ситуацию как на героев и ситуацию, ничего не идеализируя и не преувеличивая. Мое отношение ни к чему не поменялось. Я прекрасно знала до этого, что такое "Правый сектор", но при этом мне было очень интересно, как режиссеру, наблюдать все, что происходило, наблюдать за людьми, которые попали в новую для себя ситуацию. До войны это были простые люди, у которых там был какой-то свой маленький бизнес, кто-то работал в школе учителем истории и так далее, это тоже интересно.

– А что было самое сложное в процессе съемок?

– Какое бы ты кино и где ни снимал, это всегда форс-мажор. Я настолько привыкла, что это ситуация со многими неизвестными, все может обернуться опасно или неудобно, в принципе, эти съемки ничем по дискомфорту не отличались от предыдущих. Не могу сказать, что это было как-то адски тяжело. Это было ровно так же тяжело, как снимать любой фильм, так же и радостно, потому что я получаю от этого огромный кайф.

– Ваша героиня нетипичная, не похожая на большинство. Совершить такое путешествие по зову сердца, из жажды знаний, поехать в другую страну, а потом устроить у себя дома скажем так, отчетную пресс-конференцию, она в какой-то степени шукшинский чудик в юбке. Почему вы выбрали именно такую героиню?

– Во-первых, меня ничего в этом как раз не удивило. Возможно, я уже настолько избалована самыми невероятными людьми, которые меня всю жизнь окружают, и сама, в общем-то, не то чтобы веду жизнь правильно обывателя. Остановила свой выбор на ней потому, что поняла, что моя затея предыдущая, которая была ремарковская в чем-то, она немножко формальна. Я поехала с определенной идеей в голове, у меня нашлось много формально интересных историй героев, можно было брать и снимать, я могла снять несколько фильмов, но я чувствовала, что это не туда, это немножко все подгоняется как бы под мою изначальную идею фикс. А Варя – вдруг мне показалось, что это не то, возможно, к чему я стремилась, но она гораздо тоньше и сложнее. История получается опять же не про Украину, не про конфликт, не про первый бой или что-то такое, а про Россию и ее одиозную московскую либеральную часть, за которой я с нескрываемым изумлением наблюдала последние года три, с декабря 2011 года. Я подумала, это реальный подарок судьбы. Потом всегда интересно – взяться за какую-то внутренне не твою тему, как тебе кажется, такая ситуация на сопротивление. Мне было интересно сделать такой фильм. Тем более это происходило в таком набросочном режиме. Предыдущие картины я снимала очень долго, это были почти всегда романные формы. А это был для меня новый урок, и мне было интересно повзаимодействовать с таким совершенно новым жанром, персонажем.

– Road movie в какой-то степени привычный для вас жанр. До этого я посмотрел вашу картину "Непал форева", там вы тоже путешествуете с вашими героями за пределами России.

– Нет, там road movie – это была одна из линий, и она была такой объясняющей.

– Но если исключить путешествие ваших героев в Непал, картина была бы другой. Два коммуниста из Питера, молодой и опытный, поехали в такую экзотическую страну Непал искать своих левых единомышленников, это интересная фишка.

– Там это было в совершенно другом ключе. Возможно, вам виднее, поскольку вы оцениваете со стороны, но нет, road movie – это не то чтобы мой любимый жанр, честно вам скажу. Меня более какие-то клаустрофобичные истории привлекают.

– Эти два героя тоже своеобразные чудики, не от мира сего, и Варя не похожа на простого обывателя, достаточно симпатичная... Все равно прорисовывается ваш выбор в подборе героев, они нетипичные. В этом, наверное, и большой интерес зрителей.

– Дорогие коллеги-документалисты меня в этом упрекают, что они такие фрики – это слово я очень не люблю. Где граница нормы, объясните мне, пожалуйста, кто фрик, а кто нет. Я так к своим героям не отношусь, даже если над ними иронизирую. По умолчанию они все имеют одинаковое право на существование, в том числе и на экране. Видимо, это вопрос моей индивидуальности, я привыкла к тому, что мир настолько разнообразен, я не определяю героев с позиции, фрик это или не фрик, а если фрик, то сейчас я пойду и сниму про него кино. Так это не происходит. Скорее, я ничего не понимаю про так называемых нормальных людей, и они мне кажутся самыми настоящими фриками. Такой спокойный, буржуазный middle class, который живет по правилам, и мне кажется, это самая опасная категория человечества. (смеется)

– В одном из эпизодов картины вашей героине Варе дают возможность пострелять в тире из автомата. Она находится в окружении людей из организации УПА. Варя явно получает удовольствие, нажимая на курок. Очень неожиданный для меня поворот.

– Не то чтобы дают возможность, просто подвернулся тир. Все произошло случайно, но символическим образом. В жизненной фактуре всегда можно увидеть странные взаимосвязи.

– До этого она явно в жизни не держала никогда в руках оружие. Мне невольно вспомнилась история с актером Михаилом Пореченковым, который приехал в Донбасс с гуманитарной помощью и заодно пострелял из автомата в шлеме с надписью "Пресса", то ли на передовой, то ли в тире. На артиста в Киеве завели уголовное дело, да и в России многие осудили этот поступок Пореченкова.

– Честно говоря, не очень хорошо знаю эту историю, не могу сказать, что постоянно держу руку на пульсе и отслеживаю. Я не реагирую на обвинения в чей-то адрес, пока не изучу предмет. Так как эту новость совершенно упустила, к актеру Пореченкову в принципе отношусь очень хорошо, как к человеку талантливому и на своем месте, мне бы неплохо сначала изучить, как все было на самом деле. Очень уж много мутной пены в информационном поле.

– Не берусь судить Пореченкова. В вашей картине такая чудесная, открытая добрая женщина, которая смотрит на мир в абсолютно розовых очках, тут ей предоставляется возможность пострелять, и она стреляет в тире, получает от этого удовольствие, хотя в других эпизодах она беседует с людьми, говорит, что пришла на Украину с миром. Есть некий диссонанс, и естественно, какие-то параллели с Пореченковым в голове возникают.

– Мне кажется, это очень притянутая за уши параллель.

– Вы имеете возможность сейчас катать вашу картину по миру. Есть ли у вас такие планы? И собираетесь ли вы бороться за то, чтобы получить прокатное удостоверение и вернуться к российскому зрителю?

– Когда была премьера в Лейпциге, в октябре 2014 года, у нас появился дистрибьютор, который хочет прокатывать картину в Европе. Сейчас он этим активно занимается. Есть предложения от западных фестивалей, есть заинтересованность, соответственно, в мире картину посмотрят – я в этом практически уверена, там нет требований прокатного удостоверения и прочего. Плюс остается пространство интернета. В каком-то смысле можно поблагодарить Минкульт, он несколько ускорил нам сокращение дистанции между фильмом и зрителем.

– Вы сняли картину на частные деньги? Пытались ли вы искать деньги за рубежом?

– На самом деле, очень позорная вот эта часть – добывание денег на кино на Западе. Я с этим завязала с тех пор, как мне на одном питчинге, первом и последнем, в котором принимала участие на Западе, сказали: "А почему вы едете из России? У вас же такая богатая страна! Почему вам там не дают денег на кино?" Мне кажется, для Минкульта это должно быть таким просто ночным кошмаром, потому что это стыдно, это позорит страну! Как мы все выглядим в этой ситуации, как выглядят наши коллеги, которые ездят по этим питчингам, а здесь получают 200 евро, тысячу, вечно в этой страдальческой позиции в такой огромной и богатой стране, как Россия. Мне кажется, Минкульту надо не охотиться на какие-то формальные признаки чего-то опасного в документальных лентах, а как-то наладить дело, чтобы мы все имели возможность снимать здесь на наши деньги, ни у кого ничего не одалживая.

– Ожидаете ли какого-от ответа от министра культуры Мединского?

– Письмо открытое, в большей степени не для меня даже, прекрасно понимаю, что никакое прокатное нам не вернут, не вернут, в том числе, наши госпошлины, которые мы оплатили, и прочее, из своего кармана. Просто должен быть прецедент, чтобы те истории, которые происходили до этого, и которые, возможно, произойдут после, чтобы люди так легко все это не терпели. Ответа не жду. Я никогда не рассчитывала, и не знаю, буду ли я дальше сейчас снимать кино. Честно говоря, сейчас об этом не думаю. У меня была идея подать заявку на грант от Минкульта, но мне кажется, не стоит играть в эти азартные игры. (смеется) По-моему, ситуация ясно дает понять, что пока эта история закрыта. К сожалению, придется как-то иначе находить деньги на кино.

– Хотя глава департамента Минкульта Тельнов считает, что вы талантливый режиссер-документалист. Об этом он пишет в тех же "Известиях".

– Вы же понимаете, это такое джентльменское подслащение пилюли, чтобы тут же опустить. Это тоже, кстати, не им в плюс. На их месте, если уж такая непоследовательность происходит раз за разом, проще сказать, что я хозяин своему слову, хочу – даю прокатное, хочу – отнимаю, вот такие мы. Это было бы даже в каком-то смысле понятно: все прекрасно знают, что такое русский чиновник. То, что они пытаются как-то переобуваться, это все еще больше запутывает и способствует распространению фильма, но выглядит очень грустно в отношении такой серьезной организации, которую, на самом деле, мне очень хочется уважать, хочется, чтобы новый министр культуры как-то все наладил и так далее. Но почему-то получилось все по-прежнему.