Тамара Ляленкова: Сегодня, когда полным ходом идет приемная кампания в вузы, а выпускники университетов ищут подходящую работу, самое время обсудить их устремления, современный рынок труда и роль полученного образования. В Московской студии заведующий отделом социологии образования Института социологии Российской академии наук Давид Константиновский; директор Института развития образования Высшей школы экономики Ирина Абанкина; руководитель направления исследований портала Superjob.ru Павел Лебедев и заместитель директора Института отраслевого менеджмента Российской академии народного хозяйства и государственной службы Елена Косарева.
На самом деле, поводом собраться послужило исследование, которое Давид Львович проводит достаточно давно, с одной стороны, но это такое примыкающее к нему на современном материале исследование устремлений, мотиваций и образовательных траекторий современной молодежи. Хотя у вас есть и исследование, которое 50 лет длится, но об этом чуть позже. Были ли для вас важные и неожиданные открытия в том, что вы увидели?
Давид Константиновский: Да, неожиданных открытий было достаточно много, особенно если посмотреть в 50-летней перспективе. Когда я сравнил данные последних лет с тем, что было раньше, у меня возникло ощущение, которое я выразил бы названием романа Лема "Возвращение со звезд". Это совсем другая реальность, совсем другие молодые люди, совсем другие ожидания, другие планы и так далее. Похожесть нынешних молодых людей на тех молодых людей только чисто внешняя. Вот это было сильное впечатление. Что касается исследования, о котором вы говорите, у нас внутри коллектива возникла дискуссия. Я специально создал коллектив так, что у нас есть и социологи, есть и экономисты, потому что эта проблема имеет две стороны. Мне кажется, устремленность современной молодежи к образованию – это очень хорошо. А экономисты стали говорить: нам нужны строители, экскаваторщики, водители и так далее. То, что молодежь хочет учиться, это большой тормоз. И вот я готов высказаться по этому поводу.
Тамара Ляленкова: Павел, насколько я помню, было исследование, когда работодатели и выпускники не совпали в ожиданиях…
Павел Лебедев: Поясню, там было два вопроса, две целевые группы – выпускники вузов и работодатели. Одних мы спрашивали: "Что вас мотивирует на поиски работы?" Соответственно, работодателей спрашивали: "Как вы думаете, на что ориентируются, чем руководствуются выпускники при поиске работы?" Там совершенный был диссонанс, потому что выпускники считают, что для работодателя важнее всего опыт работы, а работодатели говорят, что им важнее всего адекватность ожиданий, способность учиться, развиваться. При этом деньги уходят на вторую сторону, если говорить о взаимоотношениях работодателей с работниками. Если говорить про мотивацию, большинство работодателей ждут именно стремления к карьерному росту, а выпускники говорят, что они хотят стабильного, спокойного заработка, спокойной психологической атмосферы. И в этом смысле с Давидов Львовичем бы поспорил.
На мой взгляд, главная проблема высшего образования не в том, что у нас много хороших специалистов, а в том, что высшее образование не реализует свою самую главную функцию по подготовке специалистов. Это может быть социализация, безусловно, но профессионального роста она не дает. И по большому счету, мы получаем потерянное поколение, которое через четыре-пять, а то и через шесть лет, после магистратуры, оказывается не способно ни к движению, ни к трудовой функции. И понятно, почему экономисты переживают. А для этих выпускников, на мой взгляд, это тоже проблема, потому что они прошли образование, им пять лет рассказывали о том, что они молодцы, что их учат тому, что будет востребовано, они приходят на рынок труда, а им говорят, что на самом деле все не так, и ты будешь получать не 50, не 100 тысяч рублей, а вот пойди на тридцаточку, пока поработай ассистентом. И вот это проблема. Потому что одно дело – ты получаешь образование, и у тебя адекватные ожидания, и другое дело, когда твои ожидания завышены, и тебе приходится каким-то образом их корректировать. Вот тогда для молодежи начинаются проблемы столкновения с реальностью.
Тамара Ляленкова: Тем не менее, что меня удивило, что молодые люди стали быстрее реагировать на меняющуюся ситуацию. Лет 10 уже отмечают, что госслужба очень популярна среди молодежи, притом что, как показало исследование портала Superjob, чиновники вызывают эмоционально негативные эмоции. Тем не менее, молодые люди долгие годы стремились попасть в чиновники. А вы, Елена Наумовна, сказали, что это уже не так?
Елена Косарева: Сейчас самая горячая пора для всех вузов – набор студентов, прием, и я много лет сама этим занимаюсь. Я стараюсь разговаривать с будущими студентами, с их родителями, для того чтобы понять, кто пришел, каковы их ожидания, на основании чего они выбирали то или иное направление. И вот на сегодняшний день у меня нет оснований однозначно утверждать, во всяком случае в крупном московском вузе, Российской академии народного хозяйства, что наши абитуриенты нацелены только на государственную и муниципальную службу. Потому что мне кажется, что эти потоки распределяются достаточно равномерно, и притом что в нашем институте мы готовим людей для реальной работы, реального бизнеса по нескольким направлениям, набор есть, и люди идет в не меньшей степени, чем они шли бы на государственное управление. Этот факультет тоже есть в Академии, но не могу сказать, что он в приоритете. То есть ребята выбирают для себя разные сферы деятельности.
И небольшой комментарий по поводу завышенных ожиданий. Психологи говорят, что это хорошо, когда завышенные ожидания. Это заставляет двигаться вверх, это некий вызов. И для тех, кто способен двигаться вперед, это хорошо, а те, кто не способен, будут искать себе другое применение.
Павел Лебедев: Неоправданные ожидания – разочарованное поколение, о чем говорят многие психологи. Я совершенно с вами согласен, но разочарованное поколение, которое в конечном счете вынуждено будет работать теми самыми дворниками, менеджерами по продажам и так далее, и получив высшее образование, он сталкивается с невостребованностью – и у него начинаются проблемы. Вопрос в том, как он с этими проблемами будет справляться. Если сможет – отлично. Если сможет получить дополнительную квалификацию… Не каждый способен понять, что высшее образование – это одна из ступеней для дальнейшей карьеры.
Тамара Ляленкова: Да, как правило, высшее образование рассматривается как очень важный момент, такая инициация. Павел прав, потому что у вас же было исследование о разочарованности профессиями. И там, наверное, взрослые люди уже отвечали, кто успел поработать.
Павел Лебедев: Да. И там очень интересно, что больше всех разочарованы в профессии люди, которые имеют дело с чужими деньгами, это бухгалтеры и экономисты, финансисты и так далее. В то же время это одна из самых популярных профессий, которые люди получали последние несколько лет.
Тамара Ляленкова: А больше всех довольны выбором профессии архитекторы.
Елена Косарева: Это творчество, и это то, что остается во времени.
Ирина Абанкина: Но сейчас на рынке Москвы именно для архитекторов нет работы, а они вынуждены, очень многие, переквалифицироваться в дизайнеров, что совсем другая профессия и другая самооценка. Поэтому сегодня даже в творческих профессиях наметился тот самый кризис ожиданий, разочарования, необходимости смены деятельности. Мне кажется, это касается всех творческих индустрий. Это инвестиционный поворот в Москве просто, связанный с тем, что мы перешли на строительство инфраструктуры, проектирование и заказы в основном в этом. Очень снизили индивидуальные проекты, доля типового возросла, где не требуется творческая работа.
Тамара Ляленкова: И это не только в Москве.
Павел Лебедев: Да, это всероссийские исследования.
Давид Константиновский: Но больше всего разочарованных, я думаю, среди тех, кто получил не высшее образование, а дипломы о высшем образовании. У нас есть, по моему убеждению и по материалам наших исследований, вузы, которые обслуживают тот сегмент рынка труда, где нужны специалисты. Эти вузы готовят специалистов, и специалисты находят работу. И у нас много вузов, которые готовят просто социализированных людей. Эти дети иногда приходят в свой вуз, в зачетку они вкладывают 100 долларов и получают зачеты. У меня есть знакомые родители, которые говорят: "Опять сессия – опять нужны деньги". Это существует, увы. И в конце концов, человек получает диплом, но это не значит, что он получил высшее образование. Но он получил социализацию, все-таки за эти пять лет или четыре года он научился говорить, научился как-то учиться, понял, что это такое. И он может идти в сферу обслуживания. Он может быть продавцом, может быть страховым агентом и так далее. Это совсем другое, это не образование, это квазиобразование. Поэтому мы не должны смешивать их. А большое разочарование испытывают те, кто думал, что диплом даст те же преференции в жизни, какие дает высшее образование. Нет, такого не получается.
Ирина Абанкина: Я хотела привести тут как раз результаты обследования ПИАК, это обследование взрослого населения, с 25-ти до 64-х лет. Россия в нем впервые участвовала, в прошлом году были подведены итоги, и один из самых главных результатов этого исследования – оценивался вклад нескольких уровней образования – основной школы, послешкольного образования, то есть начального профессионального образования, и третичное образование, у нас это большинство вузов. Это люди с 25-ти до 64 лет, то есть и все те, кто в 70-е, 80-е, 90-е годы заканчивали. У нас сравнительный со всеми практически странами, может быть, даже чуть выше вклад как раз той самой ступени базового, основного образования, сопоставимый, немножко ниже, но все-таки сопоставимый вклад дотретичного, но послешкольного образования, и чрезвычайно низкий, с разницей примерно в 60 баллов вклад того самого… мы хотели бы назвать его высшим образованием. Вот этот разлом, что диплом – это не сигнал о реальном высшем образовании, он и отражается ответами людей.
Надо сказать, что очень высокий третичный вклад у американцев, он фактически удваивает вклад от образования, во многих странах, в Шанхае очень высокий этот вклад. Причем основное образование иногда дает у них меньший вклад, чем у нас. А у нас люди с точки зрения образования, результатов, умения решать те или иные задачи, изыскивать информацию и так далее, а там эти компетенции в основном оцениваются, они базируются на основной школе, немножко доращивая профессиональных навыков. И в этом смысле у нас не просто разочаровавшееся, но проигрывающее в конкуренции поколение, которое проигрывает еще и по предпринимательской активности. Заканчивая вуз, все считают, что их кто-то должен взять, что это не они организуют бизнес, создают свое дело, начинают продуцировать что-то, а что они найдут тихое место работы, где не надо учиться, а можно досиживать, до 30-40 лет. И они получают очень серьезное разочарование.
У нас магистрант организовывал такую психологическую службу для студентов, которые не справляются с программой. И там разница поколений небольшой, и легче помочь. С академическими хвостами к ним идет гораздо меньше народу, а приходят, и даже второй и третий раз, это люди, которые в процессе обучения поняли, что они пошли не туда, что учиться им неинтересно, что они могут вытянуть эти предметы, но заниматься этим по жизни они не хотят. У них серьезный кризис профессионального самоопределения, жизненного выбора, и вот это гораздо серьезнее. Мы забиваем их время вместо того, чтобы решить жизненно важные задачи, натаскиванием на сдачу экзаменов. И то, что в этом возрасте надо совершить серьезную работу по профессиональному выбору, самоопределению, пониманию своей дальнейшей жизненной стратегии, это оказывается задавленным, а потом проявляется уже в кризисном варианте.
Елена Косарева: Да, это констатация факта, но я не совсем понимаю, почему это потерянное поколение. Это красивое и давно знакомое нам понятие, которое носило совершенно иную смысловую нагрузку. Во-вторых, если мы с вами получали в свое время образование на всю оставшуюся жизнь и были вынуждены жить с этим образованием независимо от того, нравится оно нам или нет, так уж был сделан выбор, мы были обречены на НИИ, то сегодня нет этой обреченности. В 18 лет трудно выбрать для себя путь в жизни на всю оставшуюся жизнь, но в этом, наверное, и нет необходимости. Рынок образовательных услуг достаточно широк, и базу, которую дает высшее образование, мы можем применять в разных местах. Ты не обязан всю жизнь работать маркетологом, к примеру, ты можешь выбрать иную сферу деятельности.
Ирина Абанкина: Согласна, но если посмотреть вовлеченность взрослого населения в то самое непрерывное образование, в повышение квалификации, в переобразование, мы в три раза проигрываем всем странам. У нас менее 20 процентов в это вовлечено, тогда как в других странах – больше 50 процентов, и 60, и 70. Непрерывное образование не стало для нас, увы, пока реальностью. В этом смысле узость, неразвитость образовательных траекторий и вообще понимания, что образовательная программа – это программа действительно на всю жизнь, и надо ее сформировать, иметь и выполнять как внутренний ресурс для своего развития, вот потерянность с этим связана. Какие-то жизненно важные компетенции и задачи – мы плохо их решаем, и наша молодежь тоже.
Елена Косарева: Но это не связано с образованием.
Давид Константиновский: Да, дело не в образовании. Мне кажется, как раз каждое новое поколение лучше в этом смысле, чем предыдущее. Я разговаривал с работниками службы занятости, у нас были фокус-группы с теми, кто уже закончил образование и поменял профессию, и вывод такой: старшему поколению трудно перемениться, люди ориентируются на то, что я закончил вуз, я пришел, вот мой стол для работы, и здесь я буду до пенсии сидеть. А каждое новое поколение более социализировано, и та молодежь, которую мы сейчас изучаем, те, кто сейчас заканчивает школу, например, они уже четко понимают, что не будет такого простого и прямого пути. И более того, скажем, люди 23-24 лет говорят так: я закончил университет по специальности история или филология, и я очень этому рад, у меня расширился кругозор, я теперь такой образованный, после этого я пошел на курсы и получил специальность, и я теперь прекрасно зарабатываю на свою семью.
Здесь еще одна вещь меня поразила. Мы разговаривали с молодыми рабочими, и вот рабочие в цехе говорят: "Я своим детям дал высшее образование не для того, чтобы они зарабатывали деньги таким образом, а чтобы они не были людьми, которые не умеют говорить, не понимают, что происходит в мире. А зарабатывать деньги они будут рабочей профессией". Место образования поменялось.
Тамара Ляленкова: Сейчас сложное время, постепенно сокращаются бюджетные места в вузах, и качественное образование становится в той или иной степени платным. Для того чтобы получить культурный багаж, надо затратить время и деньги, затратить усилия и семейный фонд какой-то. Это все требует достаточно серьезных вложений, чтобы этот культурный багаж возник, и это, мне кажется, история уже не сегодняшнего дня.
Елена Косарева: Время всегда сложная, нет легких времен. Когда человек в 20 лет решает проблемы своего будущего, любое время сложное. И родители, ориентируя ребенка на то, что он будет получать высшее образование, по сути дела, сами себя готовят к этому всю жизнь, что они своему ребенку в дальнейшем дадут высшее образование. Другое дело, что у нас слабо развито финансирование и самофинансирование образование, что нам нужны, по всей видимости, какие-то государственные механизмы, которые будут стимулировать банки, для того чтобы они работали со студенческими кредитами и так далее. Но может быть, когда человек будет самостоятельно финансировать свое образование, он будет подходить к этому более ответственно. Мы же сейчас говорим о том, насколько наше высшее образование востребовано и необходимо. На мой взгляд, очень необходимо!
Давид Константиновский: Мне кажется, оно необходимо, и мы не должна задавливать желание учиться у молодежи. Мощным фактором развития Советского Союза было желание людей получить образование. Это был такой порыв, и еще до 1917 года, кстати, умные люди, которые писали государю докладные, что нужно всем людям получать высшее образование, расширить возможности и так далее. После 1917 года люди пошли учиться, и мы получили кадры в промышленности, в науке и так далее, и это было замечательно! И сдерживать этот порыв сейчас, когда мир вступил в пору, когда именно образованные люди, человеческий капитал – это самое главное для развития страны, сдерживать этот порыв нельзя сейчас, нужно только поддерживать это, если мы хотим, чтобы наша страна заняла достойное место в мире.
Ирина Абанкина: Полностью согласна, что это наш главный ресурс – мотивация к образованию. И он у нас пока есть, хотя начинает таять. И это очень жаль, потому что еще 15 лет назад мотивация была более высокой. Но и наше образование не отвечает вызовам времени. Ребята часто оказываются в плену устаревших программ, невостребованных навыков, отсутствия нужных компетенций. Здесь, я считаю, вызов даже больше не к ребятам, а к нашим программам. Мы очень медленно меняем систему высшего образованию, всю систему гибкого непрерывного образования, вот она у нас отстает. И некачественность образования сказывается на мотивации. Это очень большая наша потеря, потому что восстановить мотивацию нелегко, на это годы уходят.
Давид Константиновский: Важно, что мотивы получения образования, как показало наше исследование, самые замечательные. Там, конечно, присутствует такой мотив, как – "престижно", "нужны корочки", "достойная оплата", но они не на главных местах. На главных местах – "найти работу, которая соответствует моим интересам и склонностям", "самореализация" и так далее. Это очень хорошо! Кроме того, мы посмотрели предыдущие исследования, и там говорилось, что одиннадцатиклассники более прагматичны, чем девятиклассники, они больше настроены на заработок, надежность и так далее. А у нас этого не получилось, у нас получилось наоборот, что одиннадцатиклассники другие, что называется, непоротое поколение. Если посмотреть мотивы тех, кто идет не в вуз, а на средне-специальное и так далее, у них тоже мотивы замечательные. Они идут туда тоже, чтобы самореализоваться. Это, по-моему, чудесно!
Не чудесно, что учиться они хотят, а профессию выбрали далеко не все. У них нет определенности. Они видят только направление движения дальше, а конкретно – нет. И дело не в том, что молодежь плохая, она не видит дальние горизонты, а я думаю, что у нас слабые связи образования и рынка труда. Если представители рынка труда чаще разговаривали с детьми, я думаю, была бы от этого большая польза. Я слышу много разговоров про профориентацию, но где она? Только в зачаточных формах она существует.
Тамара Ляленкова: Но многие идет в средне-профессиональное образование с тем, чтобы потом получить высшее образование. Это то, с чем предлагает теперь бороться министр образования и убрать льготы при поступлении в вуз.
Ирина Абанкина: Дело не только в льготах, а в том, что после училища можно было поступить на так называемую укороченную программу, то есть на второй-третий курс. И ректоры серьезных технических вузов возражали и говорили: мы хорошо понимаем, чем отличается техникум от университета, потому что в университете высшая математика, а вся программа техникума построена на школьной математике, без высшей математики принципиально. Они пропустят первый курс и основы высшей математики, без которой не бывает современных инженеров. Это и были противники перехода на укороченные программы. Хочешь продолжать образование – пожалуйста, на общих основаниях.
Тамара Ляленкова: То есть число тех, кто после среднего специального пойдет на высшее образование, уменьшится.
Давид Константиновский: Я думаю, скорее всего, уменьшится. Люди шли по такому пути еще и потому, что это избавляет от колоссальной нервной нагрузки с ЕГЭ, не нужен ЕГЭ. Во-вторых, сфера образования сразу пошла навстречу. Я был в огромном, богатом коммерческом вузе, ректор – большой бизнесмен, и он моментально открыл при себе колледж. По статистике, все больше детей шло в вуз через средне-специальное образование. Ну, хорошо, такой путь будет перекрыт, но надо, чтобы наша система образования все равно оставалась открытой, чтобы в ней не было тупиков.
Ирина Абанкина: У нас вообще не хватает разнообразия образовательных траекторий. В этом смысле зачастую среднее профессиональное образование – это не альтернатива высшему, а это просто один из трендов поступления все равно в то же высшее без выхода на рынок труда.
Давид Константиновский: На самом деле, в построении своей образовательной траектории тоже нужна предприимчивость и гибкость. И это, я думаю, нужно воспитывать еще в школе, это само не появится, может быть, даже с младших классов. Я строю свою судьбу, я знаю, какие есть возможности…
Тамара Ляленкова: Но все-таки должна быть некая панорама этих учебных учреждений, куда человек может при выборе гибкой траектории направить свои стопы. Это не всегда возможно. Вот недавно был опубликован рейтинг, как устраиваются выпускники российских вузов…
Елена Косарева: Да, газета "Коммерсант" опубликовала этот рейтинг, он есть и на сайте Министерства образования, он основывается на данных Минобразования. У нас на повестку дня выносится вопрос, который раньше или не стоял так остро, или не являлся настолько обсуждаемым, - это рейтинги вузов – качество образования, качество выпускников, как он готовит специалистов для реального рынка труда. Российская академия народного хозяйства в этом рейтинге заняла и первое, и четвертое, и шестое место по числу и проценту выпускников, которые устраиваются на работу в течение послевыпускных месяцев, по уровню получаемых зарплат. Надо сказать, что наш ректор Владимир Мау предлагает замер для успешности, качественности образования – это количество налогов, которые платит выпускник, устроившись на работу, в течение первых трех лет после окончания вуза. Это очень действенный показатель – насколько он востребован, профессионален, и насколько работодатели готовы оплачивать его профессионализм.
Тамара Ляленкова: Но с другой стороны, здесь есть и лукавство, потому что некоторые вузы теперь не могут иметь магистратуры, а в магистратуру часто идут люди, которые уже поработали имеют возможность устроиться с большим успехом и приростом в зарплате.
Ирина Абанкина: Ну, казалось бы, это простая идея, тем более у нас основной налог – НДФЛ, и есть в этом простой экономизм, как посчитать, однако, мы здесь сталкиваемся с большим количеством технических сложностей. Потому что, даже если это буде считать Федеральная налоговая служба, а не Пенсионный фонд, она считает по кругу только средних и крупных предприятий, никакой предпринимательский сегмент туда вообще не входит, а если еще учесть, что индивидуалы и малые предприятия сидят на упрощенной системе налогообложения, и там вообще это не вычленить, на самом деле, точного отражения все-таки это не будет иметь. И предпринимательскую активность мы точно через это упустим. Второй момент, там абсолютно непонятно, к какому уровню региональных зарплат это привязано, в каких регионах работают эти люди. 30 тысяч в Ивановской области, на Камчатке или на Северном Кавказе – это абсолютно разные 30 тысяч. Здесь есть серьезное лукавство и даже в каком-то смысле опасные сигналы для абитуриентов и семей, а потом и для рынка труда.
Конечно, нужно проводить мониторинг этой ситуации, но взвешенно относиться к результатам и их интерпретации. И уж точно я бы опасалась выстраивать по этому показателю вузы в рейтинг.
Тамара Ляленкова: Но работодатели смотрят на диплом…
Павел Лебедев: На диплом смотрят, безусловно, но не на рейтинги. Не соглашусь, что связь между рынком труда и образованием отсутствует. Есть крупные промышленные предприятия, которые берут специалистов из техникумов, из вузов, и это нормальная практика. Очень многие технические специальности таким образом получают возможность набирать новые кадры. И давайте различать высшую школу и образование как расширение кругозора. Вузы – это немножко про другое. Надо подумать, как расширить кругозор, не загоняя рамки на 6 лет. Стажировки, видеокурсы – к этому надо приходить, чтобы человек понимал, что он будет делать в своей профессии. Пусть люди пробуют, смотрят. И задача, в том числе, и вузов – дать возможности ввода в профессию. Тем более для молодых людей очень многое в карьерной траектории решает маячащая на горизонте армия. А по поводу рейтингов, важна все-таки возможность работать по специальности. Если мы говорим про фундаментальное образование – это одна история, а если мы говорим про образование, которое должно помочь при трудоустройстве, это навыки какие-то, прикладные вещи.
Тамара Ляленкова: Кстати, в исследовании отмечалось, что угроза армии перестала быть такой важной.
Давид Константиновский: Да. Мы видим, что у молодых людей это редко упоминаемая причина получения высшего образования. Кроме того, если взять статистику, вы увидите, что мальчики и девочки ведут себя одинаково, там нет особых отличий. А после вуза пока выбирает, конечно, работодатель. Когда приходишь в отдел кадров преуспевающего предприятия, то вот тогда мне говорят: "Мы берем выпускников этого университета, а из этого университета они к нам приходят, а мы их не берем, потому что мы знаем, что с ними ничего не сделаешь. А этих мы немножко доучиваем и получаем то, что нам надо". Министерство выдает все одинаковые дипломы, но эти дипломы говорят о разном, когда мы имеем дело с разными вузами. Для одного вуза это свидетельство о получении высшего образования, а для другого – простого сигнал, что человек провел там несколько человек, получив социализацию.
Могу сказать на основании своего жизненного опыта, что на самом деле такие вещи были всегда. Когда я заканчивал вуз, мы все разлетелись по разным НИИ, нам всем прежде всего устраивали экзамен: реши эту задачку, а что бы ты сделал здесь… И надо сказать, что многие были отправлены обратно. Такой отбор был всегда. Там, где нужна настоящая работа, там есть всегда отбор на месте. Я думаю, он есть и сейчас.
Ирина Абанкина: Несомненно, по бумаге никого не берут. И есть современные системы тестирования на профпригодность.
Давид Константиновский: И обнаружилась еще такая штука, что отметки не играют решающей роли и цвет диплома тоже. Из нашего выпуска, например, было несколько отличников с красными дипломами, которые были отправлены домой, и был троечник, один из моих друзей, который сделал блестящую карьеру. Все очень трудно замерить на выходе из вуза, многие вещи проявляются потом.
Тамара Ляленкова: Но есть еще количество доступной работы, о чем вы тоже пишете. Если ее в таком количестве, сколько вышло выпускников, нет, то и говорить не о чем. Елена Наумовна, к вам когда приходят ребята, они знают, где они дальше будут работать?
Елена Косарева: Конкретную компанию, конечно, не знают, но даже во время приема мы стараемся заниматься определенной профориентацией. В институте представлена достаточно широкая линейка подготовки, мы называемся институтом отраслевого менеджмента именно поэтому, и я, конечно, рассказываю, что такое рынок недвижимости, потому что мы давно присутствуем на этом рынке, у нас программа, по которой отучился по сути весь топ-менеджмент наших компаний недвижимости, и я понимаю, что я предлагаю абитуриенту и каким образом дальше он будет трудоустроен. И родители тоже слушают внимательно. Они пришли в вуз прежде всего, потому что это престижно, известно, это дает определенный бонус на входе на рынок труда, а дальше они стараются разбираться и понимать, о чем будет идти речь дальше.
Мы в этом году столкнулись с такой ситуацией: четвертый курс, преддипломная практика, мы готовим определенный пул. И сталкиваемся с тем, что 60-70 процентов наших студентов работают, хотят проходить практику в "Колерсе" или в "Группе компаний ПИК", писать диплом об этом, и по сути дела они уже абсолютно точно понимают, что их профессия, устраивает она их или нет. Этот год показывает, что приток в магистратуру огромен, и бакалавры реально идут, и не только мальчики. Возможность получить базовое бакалаврское образование и выбрать для себя магистратуру более осмысленно, это может быть магистратура не по прямой специальности, по сути дела дает возможность стоять на двух ногах, и он конкурентно более правомочен, у него есть больше возможностей. Главное, чтобы было из чего выбирать – и работодателям, и выпускникам.
Тамара Ляленкова: Порядка 70 процентов студентов начинают работать во время учебы, на третьем-четвертом курсе.
Ирина Абанкина: У нас – 86 процентов.
Павел Лебедев: Зависит от вуза.
Тамара Ляленкова: Да. Но это сложно, и качество образования, наверное, ухудшается.
Павел Лебедев: Давайте различать, где он работает. Безусловно, в кафе официантами все подрабатывают.
Елена Косарева: По специальности работает очень небольшой процент.
Павел Лебедев: По поводу конкуренции еще хочу сказать. У выпускников довольно высокий уровень конкуренции, особенно если говорить про экономические, финансовые, менеджерские специальности и так далее. Меньше всего конкуренция в сфере IT, информационных технологий, инженеры, рабочие специальности, там действительно нехватка. В юридической сфере огромная конкуренция, но при этом все равно нехватка квалифицированных кадров. Важно, что, если выпускник выходит из вуза с опытом работы по специальности, он получает сразу уровень зарплаты на 10-15 процентов больше, и этот уровень зарплаты уже конкурентен с такими распространенными специальностями широкого профиля, типа продавец или менеджер по продажам недвижимости, которые не требуют высокого уровня квалификации, образования. Высокие стартовые зарплаты в сфере, например, продаж уводят специалистов молодых. А отсутствие возможности практиковать и получить опыт, который позволит тебе после вуза сразу получить хорошую зарплату, это большой риск. А стажировки и работа во время учебы способствуют тому, чтобы человек пошел работать по специальности, просто потому что ему предлагают более достойный уровень зарплаты.
Давид Константиновский: И вот интересная штука! Мы изучали работающих студентов, и получается так. Человек учится хорошо – и работает в это время по специальности. Человек учится плохо – и работает в кафе, подрабатывает. Вот это совершенно замечательная зависимость!
