Тамара Ляленкова: Тема сегодняшней программы – «Семейное насилие в русском фольклоре».
Принято думать, будто в песенном творчестве любого народа лучше всего отражаются его национальные особенности. И с этой точки зрения русская традиция может показаться одной из самых интересных. Если внимательно вслушаться в веселые плясовые песни, то окажется, что содержание их мрачно и драматично до чрезвычайности.
Другое дело, что с настоящим аутентичным исполнением знакомы лишь немногие, в том числе собиратели, фольклористы. И я попросила Елену Миненок, сотрудника Института мировой литература Российской Академии наук, рассказать, почему в русских народных песнях присутствует так много насилия.
Елена Миненок: Когда я еще была студенткой Московского университета, и мы ездили в экспедиции, меня очень поразил тот факт, что в Калужской области, вообще на юго-западе России плясовые песни имеют такие жуткие тексты. «Там не стук стучит – муж жену учит». И она кричит вначале: «Свекор-батюшка, отними меня». А свекор говорит: «Надо больше бить». Потом она говорит: «Свекровь-матушка, отними меня». Свекровь говорит: «Надо больше бить. Надо больше бить и жену учить». А муж говорит: «Надо шкуру спустить». Она говорит: «Шкура волочится, а гулять хочется». Или, например: «Муж едет с ярмарки и привозит мне подарок. А привозит мне подарок – кнут и батажно (это рукоятка такая, очень тяжелая, кнута). Всю ночь он меня бил. К утру мое тело, как чугун, почернело». И вот это исполняется на очень веселые, радостные мотивы, под пляску.
Мне показалось вначале, что продуктивный путь – говорить с людьми об этом. «Марья Ивановна, смотрите, вот «к утру мое тело, как чугун, почернело» - это вот было так?» И практически все говорят: «Да, конечно, в семейной жизни все бывает. Что такого? Ничего страшного. Не убил же…»
Конечно, домашнее насилие имело место, но это не было в таких страшных формах, как изображается в фольклоре. Такие ситуации очень часто попадали в баллады: «Добрый молодец вел коня поить, а ревнивый муж вел жену топить». Или: «Расскажу вам историю, как жена мужа зарезала. Она резать его не зарезала, она ножичком его прикалывала, гробовой доской накладывала, желтым песком призасыпывала…»
Почему же в форме плясовых? Неужели нет сюжетов повеселее, чтобы плясать? Мне кажется, что одна из функций этих плясовых песен, веселых, было показать: вот вам ситуация, которой не должно быть. И мы над этим смеемся, мы под это танцуем, мы не боимся этой ситуации, мы ее высмеиваем. То есть через веселье, через смех в народной традиции отрицается такая семейная ситуация. Это как-то объясняет избыточность таких плясовых песен на очень жуткие сюжеты.
Ты найди, ты найди,
Ножеточек ровныя.
Ты найди, ты найди,
Ножеточек ровныя.
Ты ударь, ты ударь
Ты ударь всемером.
Ты ударь, ты ударь
Ты ударь всемером.
Ты убей, ты убей
Мово мужа старого.
Ты убей, ты убей
Мово мужа старого,
Старого, старого,
Старого, постылова.
Старого, старого,
Старого, постылова.
Мне не жаль, мне не жаль,
Мово мужа старого.
Мне не жаль, мне не жаль,
Мово мужа старого.
Только жаль, только жаль –
На нем шуба новая.
Только жаль, только жаль –
На нем шуба новая.
На нем шуба новая
Да опушка бобровая.
На нем шуба новая
Да опушка бобровая.
Опушка бобровая,
Сама чернобровая.
Опушка бобровая,
Сама чернобровая.
Елена Миненок: В некоторых статьях высказана была идея, что, как правило, такое семейное насилие возникает в неравных браках. Муж старый: «Ах ты, старый, с бородой. Суну тебя в прорубь головой. Пусть тебя раки съедят…» Или ситуация неравного брака, когда муж – пьяница: «Я тебя все время вижу в кабаке и с бутылкой в руке. Ты пропил мои шали, ты пропил мое приданое…» С одной стороны, это так, то есть такие неравные отношения в народном сознании маркированы как ситуации, которые могут вызвать и негативные сценарии. Тем не менее, существует очень много песен, где, на первый взгляд, нет никакого неравенства. Вот песня, которая очень широко распространена и сегодня в Смоленской, Брянской, Калужской области, чаще всего начинается так: «Ходил Ванька по базару, он искал себе товару. Не нашел себе товару, купил Ванька косу для своего покосу. Косил Ванька чужу травку – своя стоя вянет. Любил Ванька чужу женку – своя стоя плачет».
Своя слезно плачет,
Слезно плачет и рыдает,
Ванюшу ругает.
«На что ты женился?
Ты зачем, Ванька, женился,
Мною кыбызился?
Мною кыбызился.
Если б знала эту долю,
Замуж не ходила.
Елена Миненок: Конечно, в фольклоре проигрывалось огромное количество сценариев. Абсолютно любой тип взаимоотношений можно найти в песнях. Еще один очень важный момент – то, что все-таки пение и речь – это две совершенно разных сферы. И очень часто то, о чем люди не могли говорить вслух, они об этом пели. И мои лучшие исполнители очень часто говорили о том, что, да, в семейных отношениях не все бывает гладко. Потом надо же помнить, что классическая ситуация, что жена уходила в дом мужа, она жила со свекровью, свекром, золовками, деверями и так далее – всей родней мужа. То есть нельзя сказать все, что думаешь о них. Об этом можно спеть. И вот песня в этом отношении служила таким очень важным психотерапевтическим средством. Я не могу об этом сказать, но я об этом спою. Я об этом спою не тихо, в уголок, сама про себя, а спою публично. Потому что народная песня всегда исполняется хором, то есть сольное пение вообще в русской культуре – это дефектное пение. Значит, я публично спою о своей ситуации. И он, мой муж, будет знать, что я пою о своей доле, и пусть другие люди знают, как мне плохо там с ним жить. А наказать за это нельзя.
Тамара Ляленкова: Так получается, что в русских народных песнях находит воплощение не только то, что бывает в реальности, но и то, чего не должно быть. Однако существует и обратная сторона: фольклорная традиция также диктует свою модель поведения. Об этом я попросила рассказать сотрудника Московского государственного университета Василия Ковпика.
Василий Ковпик: Традиция, с одной стороны, выступает как модель программы жизни человека, но, с другой стороны, она отражает и разные варианты того, что бывало. Не обязательно, насколько это идеально с точки зрения моральной нормы, в шуточных песнях вообще семейные отношения изображаются как неблагополучные. Речь в этих песнях идет о том, что брак был неудачен, соответственно, «миленький худо любит, на постелюшку не пускает, одеялышко не давает». Или же песня о том, что свекровь или свекор лютые – притесняют, велят, чтобы муж ее бил.
Есть среди них и шуточные, где старый муж или просто нелюбимый муж оказывается убит. Например, песня шуточная, где женщина «ходила по раменью (то есть по лесу), брала беремя каменью и положила старому мужу за пазуху», отнесла на Дунай, на Неву-реку и, соответственно, в воду спускает. И потом, зайдя на гору, смотрит, «каково плывет мой старый муж». Оказывается, что он плохо плывет – «то нога, то рука вверху, а все буйна голова ко дну». И потом он из Дуная из реки взмолился: «Уж ты вынь старика из воды, я тебе буду кланяться, я тебя буду слушаться, зубам буду пол скрести, бородой буду избу мести, рукам буду жар загребать, ногами детишек качать, по три утра, не евши, молоть, по четыре не обедывать». Такая шуточная песня, довольно распространенная.
Тамара Ляленкова: Но это, как правило, жена изводит таким «шуточным» образом мужа или бывает, что и муж жену?
Василий Ковпик: Такие песни встречаются гораздо реже, как и вообще мужские песни, где главный герой – мужчина. Но есть и такие. Там тоже, соответственно, «посадивши в легкую лодочку, сплавляет по реке» нелюбимую жену и смотрит с горя, «каково плывет» - практически теми же словами - худая жена. Некоторые из вариантов этой песни заканчиваются тем, что ему становится ее жалко, и он кричит ей, чтобы она вернулась, соответственно, «к себе ворочает». Потому что в традиционном обществе было такое представление, что «жена не гусли – поиграв, не стенку не повесишь». Ну, это и по поводу мужа тоже: «Какой мосол дали, такой век и грызи». Так что, с одной стороны, жалобы на то, что судьба плохая, такое вот избавление – разве что в мечтах. И вот как раз мечты, очевидно, и нашли выражение в подобных песнях. Ведь это не воспоминания о каких-то реальных событиях, а это находят себя выход какие-то негативные эмоции, но они в такой вот эстетизированной форме получают разрядку. То есть, по крайней мере, одна из функций – психологически компенсаторная.
Как помер Совраил
Да на лавке лежит.
Его жинка Совраилка
По горилку бежит.
Его жинка Совраилка
По горилку бежит.
И горилку несет,
И музыку ведет.
Уж теперь, Совраил,
Не боюсь я тебя.
Уж теперь, Совраил,
Не боюсь я тебя.
Я б дорогою шла
Да поплакивала.
А дорогою шла
Да наплясывала.
А дорогою шла
Да наплясывала.
Слава богу, что помер!
Тамара Ляленкова: Итак, тема насилия в русских народных песнях – по большей части тема женская. Что, если вдуматься, неудивительно. Об этом рассказывали Василий Ковпик и Елена Миненок. Прозвучавшие в программе песни взяты из коллекции Елены Миненок.
У ворот, у ворот
Сосенушка стояла.
У ворот, у ворот
Сосенушка стояла…
