"С бокалом каталонской "кавы" – так здесь называют шампанское – я стою на балконе, откуда видна вся Барселона, включая осколок моря. Из-за хронической астмы Барселона из котлована тянется ввысь, карабкается на кровли. С моего балкона на ближних и дальних крышах видны фонтаны, темные аллеи, баскетбольные площадки. Если включить воображение, то можно услышать плеск, шепот, хрип".
Это отрывок из повести "Баскская собака", написанной в 1990 году. Я начинал писать повесть в Сан-Себастьяне, а заканчивал в Барселоне. Пока я сочинял в Сан-Себастьяне, повесть была плоской, как стол. Поскольку писал я о вине, то стол был мне только на руку. Но Барселона изменила геометрию моей прозы и авторскую оптику: проза стала трехмерной. Я увидел своего героя с высоты готических шпилей. Уже после в Лондоне мне приснился сон про то, как тьмы морских подводных тварей, обитающих близ песчаных пляжей Барселоны, однажды ночью выползают на берег и берут на абордаж все здания Гауди, заселяют их и заводят свои креветочные, осьминожьи, крабьи и иглокожие порядки. Тогда-то я понял, кем мне приходится Барселона: она – мой соавтор.
Писатель, цитирующий Барселону, ее тесные улицы, ладно скроенные площади, собор Святого Семейства и Старую синагогу, не останется в проигрыше. Причем у него нет нужды приводить только комплементарные цитаты. Джордж Оруэлл с гадливостью сравнивает зубчатые шпили собора Святого Семейства с рейнскими бутылками и сожалеет о том, что анархисты не взорвали это пугалище. Уничижительный образ тоже работает на прозу. В рассказе "Брезгливость. Замешательство. Любовь" я цитирую Парк Гуэля (Антонио Гауди): "Этот парк огромен, умещается на ладони. Природа в нем скручена в великолепный бараний рог. На произвол ничего не оставлено, все выверено, подстроено, и потому подстроенности не замечаешь. Камни растут, а деревья расставлены, в этом парке плоские вопросы разбиваются об уклончивые ответы, а у прямоты открываются глаза на собственное уродство. Примостись-ка на изгибе гигантского бутона – упруже не бывает – и с ним в обнимку усни, а когда он распустится у тебя в паху, усни еще, еще глубже".
Весной 2015 года после долгой – в четверть века – разлуки с городом я вернулся в Барселону вместе со съемочной группой, чтобы снять короткий фильм по мотивам моего стихотворения "Сапог". У меня было всего два дня, но я принялся за старое: жадно цитировал город, но не словами, а камерой. Мы сняли всё, что жало, стесняло, давило. Внезапно все переулки, шпили, бутылки стали походить на сапог. Город потакал, подыгрывал, утирал нос моим фантазиям, и я знал, что с таким соавтором не пропаду. Думаю, было бы честно посвятить фильм и стихотворение "Сапог" моей возлюбленной Барселоне.
А ну-ка, поддай жару, –
говорила она, –
не жалей свечей, моя кожа любит огонь,
пожалуйста, теперь пяточки, да, там, да, так.
Когда же я завинтил на ней испанский сапог,
собранный своими руками по старинному чертежу,
она аж присвистнула.
– Чем черт не шутит, – думал я.
А черт продолжал шутить
и хрипло смеялся своим шуткам.
