Сегодня в Москве в возрасте 83 лет умер актер и режиссер Лев Дуров. На его счету более 200 ролей в кино, яркие театральные образы и режиссерские работы. Коллегу и товарища вспоминают режиссер Валерий Тодоровский, киновед Александр Шпагин, журналист Юрий Векслер, актеры Евгений Герасимов, Павел Любимцев.
Ведущий – Владимир Кара-Мурза-старший.
Владимир Кара-Мурза-старший: Сегодня в Москве в возрасте 83 лет ушел из жизни актер и режиссер Лев Дуров. На его счету более 200 ролей в театре и кино, режиссерские работы.
И сегодня выдающегося актера, театрального деятеля и кинематографиста мы вспомним с киноведом Александром Шпагиным и нашим собкором в Германии Юрием Векслером.
Александр, как вы оцениваете потенциал Льва Дурова как актера, в полной ли мере он реализовался?
Александр Шпагин: У него совершенно счастливая актерская судьба, потому что он снимался в кино с 22 лет и в театре работал очень много. Наверное, это одна из лучших судеб в истории XX века. И я думаю, что он реализовался на сто процентов, потому что он сыграл все, что мог. И хотя он особо не стремился к внешнему перевоплощению, порой ему приходилось еще как перевоплощаться. Как, например, в роли сумасшедшего старика в фильме "Не послать ли нам гонца?" или ненормального, странного то ли шофера, то ли киллера Рафинада во "Всей королевой рати". Или он играл каких-нибудь злодеев, хотя это не была его актерская тема.
А актерская тема его была очень мощная. Он внес совершенно новое состояние в актерскую палитру XX века. Может быть, поэтому еще его так сильно и активно начали использовать, особенно в 60-е годы. Это был один из первых актеров, который внес на экран невероятную нервность. Ничего подобного в 30-е и в 50-е годы, когда он начинал, не было. Поэтому в 50-е он играет роли второго плана, всяких живчиков, каких-то веселых, молодых ребят, приятелей главных героев. Но как только в 60-е годы нервный градус в обществе повышается – вот тут о нем вспоминают, и он пошел!.. А уж в 70-е начинается просто фантастический его расцвет. Он снимается в 5-6 картинах в год. Невероятно много работает на телевидении, в театре, невероятно много ставит. И вообще непонятно, когда он все успевал.
Я помню, были элитарные кинотеатры, в конце 70-х они открылись – "Рекорд", "Встреча", "Пламя". И я, естественно, туда, будучи пацаном, бегал смотреть элитарные фильмы. Это было очень хорошее нововведение советской власти. И там часто были творческие вечера с известными людьми. Я был на двух творческих вечерах Дурова. То есть он спокойно успевал и это. Это были очень хорошие вечера! Он читал, он рассказывал... На одном вечере разделся до трусов и играл монолог глупого рыбака, который полез в воду. Это было очень неожиданно для 81-го года – знаменитый артист разделся до трусов на сцене. Но все это было замечательно! Это был огонь, он действительно зажигал.
Конечно, его актерская судьба замечательно состоялась. Трудно даже себе представить, в каком еще качестве он не был использован. Он сыграл глубоко драматические, мощные роли, например, у Элема Климова в фильме "Прощание" по роману "Прощание с Матерой". Может быть, это его лучшая роль в кино. Или трагикомическую, драматическую роль в фильме "Зачем человеку крылья". Вроде бы судьба его определила в актеры второго плана. Ну, маленького роста, особо невзрачный – явно не "герой с большой буквы". Тем не менее, он стал таким героем. И вроде он внедрен в пространство, в общество, его герой все время старается что-то сделать, и все вроде даже получается, но как-то все не совсем удачно, "все не так, ребята". Это был его образ – классический неудачник, но даже непонятно, почему эти неудачи происходят. Вроде он все делает правильно. А потому что есть у него в игре глубинная интонация: "Все не так, ребята". Интонация, предельно соответствовавшая времени 70-х, 80-х годов. Интонация социального напряга, социальной боли – вот он ее нес в себе. Не только в характерных ролях, но в первую очередь там, где он особо не перевоплощался, персонажах современности.
Владимир Кара-Мурза-старший: Юрий, какие театральные работы Льва Константиновича вам более всего запомнились?
Юрий Векслер: Действительно, Лев Константинович был везучим в актерской судьбе, и все-таки главным его везением была встреча в молодые годы еще в Детском театре с режиссером Анатолием Эфросом. И Эфрос, переходя из Детского театра в "Ленком", а потом на "Малую Бронную", имея возможность забрать с собой несколько актеров, всегда забирал эту группу – и всегда в ней был Лев Дуров. И конечно, 27 лет сотрудничества – это огромная школа, и это его режиссер, которому, конечно, он во многом обязан тем, каким актером он в конечном итоге стал.
А впервые я его увидел в "Ленкоме" (это было, наверное, лет 50 назад) в небольшой роли. В пьесе Радзинского "Снимается кино" он играл молодого художника. В этом спектакле были заняты известные актеры старшего поколения – Гиацинтова, Пелевин, главную роль играл молодой Ширвиндт, впервые появилась тогда в театре Ольга Яковлева, которые производили сильнейшее впечатление, это была другая эстетика. Тем не менее, Дуров запомнился мне сразу. И я думаю, что дело не в моей памяти, не в моей юности, а в том, что они все – и Дуров – работали замечательно! Поэтому я очень хорошо помню ту роль.
А на Малой Бронной я видел его мастерские работы. И мне представляется важным его качеством умение делать образ объемным, даже когда это позитивный персонаж. Потенция к злу всегда присутствовала в ролях у Льва Дурова. А уж когда это были шекспировские персонажи... Тоже важный момент. Я считаю, что актер, который сыграл роли в пьесах Шекспира, – это актер другого измерения. Так вот, он сыграл, например, Тибальта в "Ромео и Джульетта", а позже – Яго в "Отелло". Это знаменитые постановки Эфроса. Конечно, это были роли его чрезвычайно мощные, чрезвычайно убедительные. Но, может быть, наиболее интересными были роли, где не было "явного зла". Кстати, его "явное зло" имело элементы "другого добра". Но всегда это были объемные персонажи. Ведь я же не видел его последние годы, живя в Германии, а все, что я видел с ним, я помню. Например, Жевакин в "Женитьбе" Гоголя в постановке Анатолия Васильевича. Я сейчас помню несколько мест из этой роли – настолько ярко это было сделано, конечно, при замечательном актерском ансамбле.
Я считаю, что он раскрылся, но, конечно, его потенциал играть Достоевского был ясен для меня. Эти роли тоже были, но их было не так много.
Владимир Кара-Мурза-старший: Надо сказать, что Лев Константинович был другом радиостанции "Свобода", и его коллега Лев Круглый, который эмигрировал, несколько лет работал у нас в Мюнхенской редакции. И несколько лет назад Лев Константинович прочел в студии Радио Свобода сказку для благотворительного проекта "Найти свою бабочку".
Александр Шпагин: Кстати, по поводу Дурова-чтеца. Я в детстве очень любил Драгунского, а Носова я не любил. В детстве мне его рассказы казались какими-то фальшивыми. Но в детстве я открыл для себя Носова через чтение Дурова. Он настолько это смешно читал, настолько выявил в Носове юмор!.. Кстати, я недавно эту запись переслушивал по интернету. Я просто ухохотался в детстве. И я для себя открыл, оказывается, какой хороший писатель Носов! А я как-то в него не врубался. Действительно, он выявлял в каждой роли ее больший потенциал, точно так же и в чтении.
Владимир Кара-Мурза-старший: Давайте дадим слово Евгению Герасимову, актеру, режиссеру, депутату Мосгордумы от фракции "Единая Россия".
Евгений Владимирович, вспоминая такого великого артиста, конечно, сам становишься и чище, и добрее. Напомните, пожалуйста, в каких фильмах вы вместе работали.
Евгений Герасимов: Мы работали в одном замечательном фильме. Я рекомендую вам его посмотреть, возможно, вы его не видели, он не так широко шел. Мне кажется, это очень тонкий, замечательный фильм. Он называется "Облака", "Беларусьфильм". Лева играл моего старшего друга. И вот с тех пор мы очень близко подружились, очень часто общались с Левой.
Мы работали также с ним на радио в постановках Алексея Владимировича Баталова. Он практически всегда его приглашал, и меня приглашал достаточно часто. На радио была возможность общаться с самыми ведущими актерами лучших московских театров, киноактеры туда приглашались. Это были и "Казаки" по Толстому, и "Поединок" по Куприну, и многие-многие другие работы. Всегда общение с Левой было праздником. Всегда очень тонкий юмор. Здесь уже говорили о потрясающих его театральных работах. На самом деле, каждая работа была пронизана его искренностью, уникальным Левиным темпераментом.
Будучи студентом театрального училища Щукина, естественно, я много ходил по театрам. И я был просто в восторге, когда увидел "Ромео и Джульетта", где он играл Тибальта. Мне было очень интересно прийти и посмотреть на блистательную эфросовскую Яковлеву. Но, конечно, "первым номером" в этом спектакле был Лев Дуров. Причем прошло какое-то время, и у меня была такая счастливая планида, что меня пригласили, а потом и утвердили озвучивать и дублировать фильм Дзеффирелли "Ромео и Джульетта". Я дублировал Уайтинга, который играл Ромео. И я все равно продолжал находиться под впечатлением Тибальта Дурова, хотя у Дзеффирелли Тибальта играл блистательный артист, но впечатление от игры Дурова у меня сохраняется по сей день.
А дружба, товарищеская помощь, поддержка, всегда подставленное плечо... Он был великолепным человеком, шутливым, юморным. Обожал жену, ревновал ее, много о ней всегда рассказывал, безумно любил дочь. Вообще безумно любил жизнь. Вот такой был Лева Дуров, замечательный, прекрасный человек. И я счастлив, что моя жизнь так сложилась во многом благодаря ему... Это был последний курс театрального училища, когда мы снимались с ним в "Облаках". Я уже переходил в Театр Маяковского. И так сложилось, что моим другом, как в фильме "Облака", стал Лев Константинович, Лева Дуров.
Владимир Кара-Мурза-старший: У нас на прямой связи Валерий Тодоровский, продюсер и кинорежиссер.
Валерий Петрович, когда вы познакомились со Львом Константиновичем? И в каких работах вы с ним сотрудничали?
Валерий Тодоровский: Я познакомился с ним в первую очередь как с артистом, будучи подростком, мне было лет 14. Я пришел в Театр на Малой Бронной на спектакль Эфроса "Дон Жуан". И когда я увидел на сцене Льва Дурова, который играл Лепорелло, я думаю, это было, наверное, первое в моей жизни настоящее, большое впечатление. Потому что тогда я понял, что такое артист. То, что он творил на сцене, какой он был смешной, обаятельный, непредсказуемый... Кстати, невероятно физически сильный. Потому что он там забирался по стене, как обезьяна, влезал по абсолютно ровной стене, цепляясь за какие-то досточки. Все это мне показалось чудом. А в какой-то момент он сбрасывал рубаху – и было видно, что он был атлетом. Что трудно было себе предположить, потому что он был вроде бы маленьким, смешным человеком. И я тогда подумал: если когда-нибудь я кем-то стану в кино, вот бы мне с таким артистом поработать.
И мне это удалось. К сожалению, это случилось только один раз. У меня был фильм "Любовь". Он играл небольшую роль папы главного героя. Это было буквально несколько дней. И я помню, что, конечно, это было наслаждение. Есть артисты, которые приходят для того, чтобы как-то самоутвердиться, а есть артисты, которые приходят, чтобы искупаться в кино, в роли, в радости, в общении, что-то придумать вместе. Вот он был именно такой. Так произошло, что я больше никогда его не снимал. И теперь я понимаю, какая это с моей стороны огромная ошибка.
И мне как-то не по себе еще и потому, что мне кажется, что это мощнейшее поколение уходит, и остаются просто единицы. А вот эта колоссальная планка актерская, человеческая, личностная... Лев Дуров был одним из таких людей. И его уход – это ужасное обеднение нашего мира, в котором мы живем и работаем. И я очень скорблю.
Владимир Кара-Мурза-старший: Актер и педагог Павел Любимцев, заслуженный артист России, также считает Льва Дурова прежде всего актером Анатолия Эфроса.
Павел Любимцев: Льва Дурова мне посчастливилось видеть во многих его ролях в Театре на Малой Бронной. Я очень любил этот театр и ходил туда достаточно часто в начале 70-х годов – это годы моей юности, и это годы расцвета Театра на Малой Бронной, когда очередным режиссером театра был Анатолий Васильевич Эфрос. И в числе его любимых артистов был Лев Константинович Дуров. Он очень часто у Эфроса играл. Конечно, он был "актером Эфроса". И очень грустно, что в последние годы жизни Анатолия Васильевича Эфроса это творческое содружество, – и, насколько я знаю, человеческое, – распалось. В последние годы жизни Эфроса они не были близки с Дуровым. И очень жаль, потому что именно в спектаклях Эфроса Дуров сыграл замечательные роли.
Владимир Кара-Мурза-старший: Он же играл в "Девяти днях одного года" у Ромма. Он играл особиста на свадьбе.
Александр Шпагин: Он играл загадочного персонажа. И все догадывались, что, видимо, это "кагэбист", естественно, который не дает им по пьяни проболтаться. Он для этого здесь и сидит. Между прочим, это одно из первых его появлений именно в кинематографе 60-х годов, который, конечно, его откроет. Рядом с этим был вор Малютка в "Високосном годе" у Эфроса, интереснейший образ, через который протянется цепочка к его отрицательным героям, к тому же Рафинаду во "Всей королевской рати", к Клаусу в "Семнадцати мгновениях весны" – мрачный, страшный и действительно непредсказуемый тип. Но у Дурова не было отрицательного обаяния, у него обаяние было положительное. А с другой стороны, невероятная непредсказуемость – это тоже была его удивительная актерская новизна в 60-е годы. Уже приходили объемные, странные, интересные персонажи, которые находятся по равные стороны добра и зла, и неизвестно, чего от них ожидать. И когда вроде бы хороший парень убивает героя Смоктуновского (потом оказывалось, к счастью, что не до смерти), это производило страшноватое впечатление. Две вроде бы эпизодические роли в "Девяти днях одного года" и в "Високосном годе", которые появились в начале 60-х годов, конечно, уже открывают дорогу подлинному Дурову – актеру сложному, тонкому, психологическому и слегка загадочному.
Владимир Кара-Мурза-старший: Юрий, а вы видели какие-нибудь режиссерские работы Льва Константиновича?
Юрий Векслер: Я видел, может быть, одну из первых его работ, которая была очень обаятельная. Она называлась "А все-таки она вертится". Это была пьеса Хмелика. Там школьники пели песню: "Гуманоид в небе мчится и кричит: "Бросай учиться!" Это был очень остроумно сделанный спектакль. А других я не видел, потому что я уже живу давно не в России.
Но я отмечаю, например, его гражданскую позицию. И я с удивлением прочитал сегодня, когда узнал о его смерти (если правда то, что написано в "Википедии"), что он подписывал открытые письма в защиту НТВ, издательства "Эксмо", протестовал против войны в Афганистане, с осуждением выступал в Чечне, в Грузии. Не был никогда в КПСС. И резко отрицательно относился к Сталину. Все это вместе для меня соединяется в его своего рода режиссерском поступке, потому что он поставил когда-то пьесу Аркадия и Бориса Стругацких "Жиды города Питера". Надо решиться ставить такой материал. Я знаю, что он даже играл там. Но я жалею, что я его видел меньше, чем хотелось бы, особенно в театре.
Все-таки он был настоящим мастером. Как и Шекспир не каждому актеру "по зубам", так и Михаил Афанасьевич Булгаков, как автор, не всякому дается. Научиться играть Булгакова, уметь играть – это уже алгебра. И у него есть роли, напрямую связанные с Булгаковым, например, Левий Матвей в фильме Кары. Небольшая роль, но, тем не менее, очень точная. Совершенно блистательная роль слуги Мольера Бутона в телевизионном спектакле Анатолия Эфроса "Всего несколько слов в защиту господина де Мольера", где Мольера играл Юрий Петрович Любимов. И вот в дуэте с Любимовым в финале Дуров совершенно блистательный.
И была уникальная роль у Дурова, ее мало кто видел. Это была роль в спектакле "Продолжение Дон Жуана" по пьесе Радзинского, где Дуров играл Лепорелло. Эта пьеса Радзинского абсолютно в булгаковском духе. Потому что сюжет Дон Жуана с Командором повторяется и после гибели Дон Жуана, он воскресает снова, появляется новая Донна Анна и новый Командор. А Лепорелло остается жить вечно. Сюжет перенесен в советские 60-е годы. Дон Жуана играл блистательный Андрей Миронов. И Лепорелло должен был убедить его в том, что он – Дон Жуан, что он был Парисом, был Казановой, был Калиостро – это все один и тот же персонаж. И он всегда убивает мужчин тех женщин, которые ему нравятся. Но надо сказать, что объем этой роли, ее масштаб, и вообще воображение этого персонажа, который помнит и себя, и Дон Жуана с древнейших времен до наших дней, – это Дурову удалось совершенно феноменально. И дуэт Миронова и Дурова совершенно блистательный.
Владимир Кара-Мурза-старший: Там Марина Неелова играла все женские роли.
Александр Шпагин: Это был первый спектакль с участием Дурова, который я посмотрел на сцене. Мне было 13 лет.
Владимир Кара-Мурза-старший: Вот заговорили о том, что он имел гражданскую позицию. И еще против ареста Ходорковского он подписал письмо. Он несколько раз был гостем программ Радио Свобода. В частности, в программе "Лицом к лицу" он отвечал на вопросы об эпохах, в которые ему довелось жить. Давайте послушаем.
Лев Дуров: А мои эпохи были разные. Сталинская эпоха была страшная, чудовищная. А потом Никита Сергеевич был – тоже своеобразный человек, он многое сделал, надо отдать ему справедливость. Он был такой мужик, и с этими кукурузными делами… Он сделал много замечательного. Недаром ему памятник был сделан Неизвестным: и это лицо его золотое, голова, то ли улыбается, то ли плачет – не поймешь, и два мраморных столбика – один белый, другой черный. Понятно, что хотел сказать Неизвестный: есть темные дела, а есть замечательные белые. Ему было свойственно и то, и другое.
А дальше были и странные годы, когда не поймешь, что это такое. Брежнев тоже был очень интересный, сильный человек. Не знаю, знаете вы или нет, что он замечательно пел, его обожали женщины, он был невероятно обаятельным, красивым. И начал он тоже замечательно. Но тут сказываются такие вещи... и я очень к ним осторожно отношусь. Когда стали его пародировать, показывая его физические недостатки, это было безобразно. Я своих коллег за это не уважал. Когда ты пародируешь что-то такое, что опасно... Когда он был жив, вы сами ездили к нему чуть ли не на дачу, пели, плясали перед ним, а когда он умер – вы давай его топтать. Вот это было некрасиво.
А сейчас идеи никакой нет, на самом деле. Социализм и коммунизм – это иллюзорная была идея, но очень мощная. Ведь большинство людей верили во все это, хотя я понимал, что это полная иллюзия, что это неосуществимо, "пролетарии всех стран, соединяйтесь" – я знал, что они никогда не соединятся, и не могли они соединиться, это наивный лозунг. А сейчас – не знаю. Да, наверное, многоликий Янус, очень многоликий, даже не знаю, сколько у него лиц сейчас...
Владимир Кара-Мурза-старший: Александр, вы видели фильм Столпера "Четвертый", где Высоцкий играет главную роль? Там Дуров играл его товарища по несчастью, который попал в концлагерь.
Александр Шпагин: Да. Это уже из ролей 70-х годов, которые выявляют в характере персонажей Дурова все больший и больший драматизм. Точнее, естественно, выявляет его в первую очередь он сам. Это очень странная картина. У Столпера, абсолютно советского режиссера, вдруг некий артхаус, где действие происходит слегка на том Свете, где герой то ли умер, то ли жив, идет некий Страшный суд его друзей, вот они приходят, в том числе и Дуров. Неуклюжая была картина. Вся эта метафизичность не соответствовала советскому пафосу пьесы при этом, это был некий раскардаш. Тем не менее, разумеется, Дуров запоминался едва ли не больше всех.
Как и в "Искушении Дон Жуана". Он переигрывал Миронова. Миронов мне не очень запомнился. Роль для Даля писалась, но Даль отказался в последний момент, к сожалению. Миронов был взят тоже в последний момент. Дуров там был потрясающий! Это была дикая и невероятная энергия. То же самое и в "Четвертом" – он переиграл Высоцкого, конечно. Ну, Высоцкий такой спокойный, уравновешенный. А Дуров – как всегда, создает удивительный объем, сложность. И ты не знаешь совершенно, что ждать от этого человека, даже несмотря на то, что вроде этот персонаж уже на том Свете. Все равно мы не знаем, как он отыграется в судьбе главного героя на этом Страшном суде, который там происходит.
Владимир Кара-Мурза-старший: У Павла Любимцева, актера и педагога, свое представление о лучшей роли Льва Дурова.
Павел Любимцев: Прежде всего я вспоминаю спектакль "Брат Алеша" по инсценировке Розова мотива романа Достоевского "Братья Карамазовы", где Дуров поразительно играл штабс-капитана Снегирева. Я никогда не забуду пронзительное ощущение бунта "маленького человека", его отчаянную любовь к умирающему сыну, его болезненную гордость, что Достоевский называет в своем романе "надрывом". Дуров играл очень темпераментно. И это захватывало необыкновенно. И монолог штабс-капитана Снегирева, когда он рассказывает Алеше Карамазову о том, какую страшную обиду нанес ему Дмитрий, брат Алеши, и о том, как мальчик Илюшечка пытался заступиться за папу. Дуров играл (даже сейчас у меня слезы в глазах и ком в горле) этот монолог как "бег на месте", он шел, но при этом он не сдвигался с одной сценической точки. И это было очень выразительно. Он никуда не шел, но при этом был в стремительном движении. И сейчас легко вспоминаются его интонации: "Папа! Папа, не мирись с ним!" Это была очень мощная работа Льва Константиновича Дурова.
Юрий Векслер: Я хочу подхватить мысль Павла Любимцева насчет готовности к бунту. В персонажах Дурова, в "маленьких людях" – готовность к бунту, готовность отстаивать собственное достоинство. Я хочу еще раз вспомнить роль Жевакина. Там была замечательная вещь. Как это придумал режиссер – не знаю. Очень невзрачный персонаж, которого играл Дуров, пытается себя не уронить. Он смотрится в зеркало и говорит вдруг: "Все-таки внешностью природа не обидела!" Хотя он такой смешной и такой жалкий, но приподнять себя – это запоминается. Такие вещи всегда запоминаются.
И вот какая удивительная штука: все, что я с ним видел, я все довольно подробно помню. Конечно, это был Анатолий Васильевич Эфрос. А они много лет дружили, это была еще и человеческая дружба, к сожалению, потом она распалась. И они не только дружили, но и сотрудничали, насыщали друг друга, давая друг другу многое. Конечно, Анатолий Васильевич создавал партитуру роли – сложную, многофакторную, с перипетиями, партитуру неоднозначную, нелинейную. И Лев Константинович – один из лучших его актеров, безусловно. Он это находил и делал в любой роли. Поэтому это и помнится.
Александр Шпагин: Эфрос называл его самым любимым актером. Я как раз недавно прочел книжку "Репетиция – любовь моя", в которой он называет своих самых любимых актеров Театра на Малой Бронной. И в первую очередь, конечно, Дурова.
Владимир Кара-Мурза-старший: Павел Любимцев подчеркивает, что Лев Константинович был очень хорош в пьесах Шекспира.
Павел Любимцев: Конечно, помню Тибальта в "Ромео и Джульетте". Причем это никакой не злодей, не герой истории о мести, а хулиган из подворотни. Собственно, и фехтования никакого не было в спектакле, а была поножовщина мгновенная: раз, два – и прирезали одного, раз, два – и прирезали другого. И Яго в спектакле "Отелло" тоже Дуров играл. Именно играл его хамом, плебеем, примитивным человеком, который ненавидит Отелло просто за то, что Отелло другой, за что хам всегда ненавидит интеллигентного человека. Именно духовным, интеллигентным играл Отелло Николай Волков, а Дуров играл Яго озлобленным плебеем. И вот эта загадочная ненависть Яго к Отелло трактуется очень по-разному, о ней спорят в течение многих столетий, почему же Яго ненавидит Отелло. А Эфрос ее объяснил чрезвычайно просто – именно несовместимостью душевного склада этих двух людей.
Владимир Кара-Мурза-старший: Ведь "Отелло" играл и Волков, и Валентин Гафт. А в "Дон Жуане" были Михаил Козаков и Леонид Коневский, были Волков и Дуров.
Юрий Векслер: Совершенно верно. И Валентин Гафт тоже замечательно играл Отелло. Но я слышал от него рассказ, что у него были сложные отношения с Ольгой Яковлевой, и он в какой-то момент ушел из спектакля, потому что он в финальной сцене ее придушил так, что ей было больно. А жалко, он был замечательным Отелло. Пришел к ней извиняться, что он так поступил, но извинений она не приняла, и он был вынужден уйти. А в сочетании с Львом Дуровым это тоже интересное сочетание.
Владимир Кара-Мурза-старший: А нашел ли себя Лев Константинович в новейшую эпоху?
Александр Шпагин: Он очень много снимался в сериалах. Был фильм, к которому он написал сценарий, – "Егорушка", где он играл ветерана войны. Это единственный его сценарий, который поставлен.
Он играл самые различные роли: от сумасшедшего в "Не послать ли нам гонца?" до старого киллера в "Бандитском Петербурге". Но самая лучшая роль, я думаю, была в тончайшем фильме Мельникова "Луной был полон сад" о "любовном треугольнике" между тремя стариками – Шарко, Волков и Дуров. Он играл брошенного мужа. Всем по 75 лет, тем не менее, от этого драма и трагедия не уменьшаются. Это удивительно тонкая была картина, замечательная, она получила приз "Киношока". И в Дурове там, помимо своего извечного драматизма, помимо драмы "маленького человека", которую он всегда играл, в нем там еще и фантастическая трогательность. А это далеко не всегда у него было. Это была какая-то новая краска в его актерской палитре.
Владимир Кара-Мурза-старший: Давайте послушаем мнение Павла Любимцева об особенности актерского таланта Льва Дурова – его трагикомическом даре.
Павел Любимцев: Если говорить о ролях трагикомических, конечно, была замечательная роль в спектакле "Женитьба". Жевакин – морячок, морской офицер, простодушный, наивный человек, очень смешной и очень трогательный в своем желании жениться. Ему все время отказывают. Очень трогательно и смешно играл Дуров. А уже после ухода Эфроса с "Малой Бронной", я редко видел спектакли, которые там шли, и Дурова видел не так часто, но в спектакле Сергея Женовача "Идиот" генерала Иволгина Дуров играл великолепно, ярко, театрально, удивительно правдиво, очень свободно.
Конечно, он был большим артистом. Грустно думать о том, что его нет. Но хочется сказать: "Не говори с тоской "их нет", а с благодарностью "были". Для театралов, которые видели Дурова в его лучших ролях на сцене, он останется навсегда.
Владимир Кара-Мурза-старший: А почему эта эпоха дала столько великих деятелей, работавших на московской театральной сцене?
Юрий Векслер: Такие актеры и прекрасные режиссеры – это же явление! Я недавно читал отзыв Елены Стешевой о фильме "Отпуск в сентябре" по пьесе Вампилова "Утиная охота". Она говорит: "Сегодня так никто не сыграет". Почему? Я думаю, что в 60-70-е годы у людей была духовная жажда. Театры, которые все-таки обладали возможностями эзопова языка, говорили не впрямую, но ты понимал и получал что-то от театра – это давало стимул к коллективному творчеству. Поэтому мы действительно видим плеяды актеров: и в БДТ в Петербурге, и у Анатолия Васильевича Эфроса в Москве, и не только у него, и у Марка Анатольевича Захарова. Я думаю, что это был ответ на вызов времени, на вызов общества. Это действительно время их востребовало. Была публика, которая жаждала разнообразия, и главное, жаждала проявления степеней свободы, которых в жизни не хватало.
Надо сказать, что Лев Дуров прекрасно играл Чебутыкина в "Трех сестрах". Классика! А Анатолий Васильевич все годы на "Малой Бронной" в основном занимался классикой. И даже в таком неудавшемся спектакле, как "Дорога" по Гоголю, например, Ноздрев, которого сыграл Лев Дуров, запоминался стопроцентно. Там было несколько актерских удач, и одна из них – безусловно, Лев Дуров. Просто это разговор на высоком уровне, не на уровне соцреализма, а на уровне классики, на уровне настоящего творчества в литературе, драматургии и уже на сцене. Это и давало возможность актерам развиваться. Это и дало нам плеяды таких замечательных актеров, как Евгений Леонов, Евстигнеев – фантастические фигуры! Это все одна плеяда, востребованная временем и публикой. И публика благодарна за то, что давали эти актеры, в частности Лев Дуров.
Я видел панихиду по Юрию Петровичу Любимову. И увидел, что в России приживается традиция провожать умершего актера аплодисментами. По-моему, это замечательно. Актер играет для тебя, он играет здесь и сейчас, а театр – это всегда здесь и сейчас, и ты видишь его, а те, кто будет жить после тебя, не испытают ничего подобного, у них будут свои кумиры, – но эти актеры играли для нас, и мы им должны быть благодарны. И мы аплодируем им за то творчество, которое они нам подарили.
Александр Шпагин: Конечно, в обществе, которое на глазах становилось все более серым и все более бедным, да еще и в обществе атеистическом, культура была единственным храмом, она обретала религиозно-харизматические черты. И это не только в театре было. Почему говорили, что самая читающая страна – это СССР? А она была самой читающей, потому что это было единственное спасение – культура, искусство – от унылой жизни. Все же понимали, что она унылая, и она становится все хуже и хуже. И уже было раздражение к властям, уже эзопов язык перешел на улицы. Весь народ уже думал практически одинаково и был переполнен сарказма. И конечно, все артисты в той или иной степени, особенно самые талантливые, становились озаренными этим особым религиозным, харизматическим светом. Чего, конечно, не происходит сегодня. Хотя талант у них, может быть, такой же, и глубина остается такой же. И мощные актеры появляются. Но той духовной харизмы, которая была в тех актерах, в них нет, потому что другое общество, другие ценности.
И еще скажу, что Лев Дуров меня потряс в качестве потрясающего ударника на вечере к 60-летию Гараняна в 2005 году. Вдруг вышел Дуров с тамтамами – и начал зажигать, как ударник!.. Причем ему помогали только два человека. А он уже был достаточно старым человеком. Это было что-то невероятное! Это была еще одна новая краска в его творчестве для меня.
Владимир Кара-Мурза-старший: А была трилогия Габриловича-младшего "Дворы нашего детства", "Кино нашего детства", "Футбол нашего детства". И Лев Константинович там был главным персонажем.
Юрий Векслер: К сожалению, я ее не видел. Но хочу добавить еще два слова по поводу Льва Константиновича и той плеяды актеров. Это очень интересная вещь – масштаб личности этих людей. Не всякий актер может сыграть Отелло, Яго, персонажей Достоевского – Рогожина, Мышкина, потому что разница между масштабом личности актера, который играет эту роль, и масштабом личности персонажа, которого написал такой автор, как Достоевский, будет заметна. А эти актеры были сомасштабны любым вершинным достижениям мировой драматургии, они могли играть все – Шекспира, Мольера, Чехова. И я не уверен, что сегодня, за редчайшими исключениями, актеры с таким масштабом личности, с каким были эти люди, – такие сегодня есть. Мне кажется, что это было время подъема. А сегодня несколько иное время. Это были масштабные личности сами по себе, со стержнем, с позицией, не бесхребетные. И это все в результате превращалось в искусство.
И я хочу отметить, что Лев Константинович успел в 59 лет в 90-м году получить звание народного артиста Советского Союза. Я думаю, что это тоже говорит о признании его достижений и в кино, и в театре, и на телевидении.
Владимир Кара-Мурза-старший: Кстати, он гордился тем, что он народный артист СССР.
Александр Шпагин: И он этого высшего признания, безусловно, достиг.
Владимир Кара-Мурза-старший: И ведь он воспитал талантливую дочь.
Александр Шпагин: Да, дочь, на мой взгляд, просто замечательная актриса. Причем она начинала несколько медленно, а где-то в 90-м году, когда я посмотрел ужасную картину "Дорога в Парадиз", где она играла там потрясающе. Из нее какая-то невероятная мощь энергетическая, глубинная, "ульяновская", прошу прощения, вылезала, что у женщин очень редко бывает. И потом все ее роли мне чрезвычайно нравились. Я считаю, что эта актриса еще не раскрылась. И она, к сожалению, занимает не совсем свое место на нашей театральной арене и в кино, потому что она не очень известна. Ну, она где-то во втором эшелоне, если не в третьем. А на мой взгляд, это одна из лучших актрис России на сегодняшний день.
Владимир Кара-Мурза-старший: А дало ли толчок творчеству Льва Константиновича его детство, ведь он вырос в предвоенной и послевоенной Москве, он учился в годы хрущевской "оттепели"?
Юрий Векслер: Когда я учился в Театральном училище имени Щукина, по-моему, у нас первая тема в учебнике по режиссуре Бориса Захавы звучала так: "Знание жизни – основа творческого взаимодействия актера и режиссера". Действительно, люди этого поколения, знающие жизнь снизу... Ведь творчество происходит все-таки в подсознании. Все впечатления, которые отложились у Льва Константиновича в детстве, питают творчество через подсознание. Ведь большинство актеров – это люди из провинции, которые приехали в Москву. То есть весь жизненный опыт перерабатывается у настоящих актеров в подлинное творчество. Потому что творчество – это не сознательное явление. Нет, это в актере варится. Поэтому я думаю, что все его накопленные впечатления, конечно, делали его тем разнообразным, тем живым, каким он был. У него такой даже Клаус в "Семнадцати мгновениях весны", агент спецслужб. И точно схваченная Дуровым вещь: кайф от того, что "я умею манипулировать другими людьми, я знаю слабости других людей". Манипуляция и умение навязать другому свою волю, подметить все – это зло, это дьявольщина. И у Дурова отменно это сыграно! Но для того чтобы это сыграть, надо это понять и почувствовать. Это все – знание жизни.
Владимир Кара-Мурза-старший: Действительно, ушел великий артист.
Александр Шпагин: А за ним ушла эпоха. И на сегодняшний день его свято место, конечно, пусто, потому что такого больше не будет. Это был совершенно особый актер, о котором можно писать статьи, книги, и это будут интересные книги, потому что у него каждый образ невероятно интересен, и о каждом образе можно говорить бесконечно, открывая в нем все новые глубины.
