Я впервые увидела Бераата из окна стамбульской кофейни. Тощий мальчишка тащил за собой неподъемный "бавул", огромный пластиковый мешок, доверху наполненный мусором.
Он был грязный, в коротких джинсовых шортах и с большим белым передником, которым обычно пользуются местные "касабы", резчики мяса. Меня поразило, с каким упрямством этот мальчишка справлялся с работой. Мальчик каждый раз почти с головой погружался в мусорный бак. Если повезет, вытаскивал с пару десятков пластиковых или стеклянных бутылок. Он приходил сюда каждый раз к концу дня вместе с другими сирийскими подростками в поисках разных отходов, которые потом они сдавали в пункты вторсырья, так зарабатывая на пропитание близким. Зная об этом, многие стамбульские владельцы выставляют коробки грудами прямо на улицу из магазинов, мастерских, кафе, бесчисленных лавочек. Малолетние сирийские нелегалы обычно мало разговаривают с посторонними, а едва увидев полицейскую машину с мигалкой, и вовсе разлетаются в один миг. Вот и со мной сирийский мальчик долго не хотел говорить и согласился только после того, как увидел в моих руках несколько турецких лир, которые я предложила ему в качестве вознаграждения. Бераат рассказал мне, что приехал в Турцию два года назад. Сначала его семья жила в турецком городе Диярбакыр, неподалеку от сирийской границы: "Там было очень красиво: много мечетей и старинных домов. Турки поначалу очень хорошо относились к сирийцам. Приглашали к себе домой, отдавали одежду, делились едой, предлагали ночлег и другую помощь". Семья устроилась у знакомых. Поначалу к ним относились как к родным. Потом стало трудно. Беженцы заполонили город. Люди сидели на улицах, на лавочках, у фонтанов, спали у стен мечетей. Местные жители продавали свои жилища и уезжали вглубь страны. "Родственники сказали, что не могут больше кормить, – рассказывает Бераат. – Нам пришлось перебраться на улицу. Мы нашли заброшенную ферму и стали там жить. Мать варила еду, сестра помогала по хозяйству. Мы с братьями работали. Приходилось воровать продукты: бананы, яблоки, сыр, баклажаны, хлеб. Однажды я украл в магазине бутылку сладкой газированной воды, но хозяин заметил и очень сильно меня избил. Я тогда мысленно молился Аллаху". Долгое время семья с детьми скрывалась в лесу, а потом прибилась к курдам, которые переезжали с места на место в поисках работы.
"А когда ты в последний раз посещал школу? Скучаешь по своей обычной жизни?" – спрашиваю я мальчика. И получаю в ответ всю историю его пока недлинной жизни.
История Бераата
Раньше Сирия была одной из самых безопасных стран. Люди мирно гуляли по улицам, строили планы на будущее, спокойно засыпали, даже когда в доме были настежь открыты двери. У нас была корова. Мать пекла вкусные лепешки. Отец работал на стройке. У меня двое братьев и столько же сестер. Мы все ходили в школу. Когда военные действия подобрались прямо к поселку и стали бомбить, все учителя разбежались и школу закрыли. Осталась старая учительница, которая жила в здании школы. Она преподавала нам географию, математику и английский. В благодарность мы с братом носили ей молоко и хлеб. Занятия прекратились после того, как в здание попала ракета. Учительница погибла. Мы откопали ее ботинки и отдали нашей сестре. Помню, что мы страшно обрадовались, что больше не будет уроков, и решили пойти на войну. Родители ненавидели Башара Асада и считали его причиной всех наших бед. Мы с братом стали тайно готовить припасы. Каждый день бегали в лес, вырезали рогатки и пистолеты из сучьев, запаслись продуктами. Потом в село пришли военные, и нас перестали выпускать из дома. Родители опасались, что мы натворим каких-нибудь бед и нас арестуют. Военные расстреляли несколько соседей-мужчин, которые помогали повстанцам, и увезли в неизвестном направлении троих подростков только за то, что те рисовали листовки с изображением Башара Асада, которые были приклеены на стенах домов. Они написали, что он шайтан. Мы до сих пор не знаем, что с ними случилось. Потом мой отец погиб. Какой-то солдат застрелил его прямо на улице, когда он шел на базар. Мать собрала все вещи и отправилась к знакомым в Турцию. Она очень боялась, что нас с братьями отправят воевать или убьют.
Бераат с восторгом рассказывает о переходе турецкой границы. Во время рассказа он смеется и оживленно жестикулирует руками. Видно, что подросток воспринимает войну как опасное увлекательное приключение. Хотя, я понимаю, что это не так. Многие сирийские беженцы называли дорогу в Турцию "пыткой". В интервью сирийцы рассказывали мне о трудностях, которые поджидали их на границе. Турецкие власти то и дело закрывают пропускные пункты. В ожидании перехода границы скапливаются тысячи людей. Беженцы сутками сидят без еды и питья. Попадают под обстрелы религиозных экстремистов так называемого "Исламского государства" и гибнут.
"Хотите, я помогу организовать переход через границу? – неожиданно спрашивает Бераат. – Нужно позвонить знакомым проводникам, которые знают тайные тропы и имеют контакты с местными курдами. Это очень прибыльный бизнес".
Говорят, что с каждого беженца проводники взимают по сто долларов.
Вместе с курдами на попутках семья Бераата добралась до Стамбула и укрылась в Сулукуле, криминальном стамбульском квартале. Здесь в основном живут безработные курды и цыгане – потомки мусульман-переселенцев с Балкан. Полиция давно обходит этот район стороной. В местных магазинах можно купить все: от иголок с нитками до бензина в канистрах. Внутри бараков на площади в десять квадратных метров ютятся по шесть человек. Впрочем, еще недавно местные обитатели опасались, что Сулукуле доживает свои последние дни, власти выгонят местных жителей и построят на этом месте современный торговый центр. Айша, мать Бераата, рассказывает мне о своей трудной жизни в Стамбуле.
История Айши
Мы живем в подвале, тяжело, конечно, но жить можно. Зимой только сыро и белье негде развесить. А на улице украсть могут. Приходится целый день стеречь. Топим дровами, углем, которые иногда трудно достать. Я не работаю. Дети собирают по округе дрова и сдают их в магазин. Помогают грузить мешки с углем. Им неплохо платят. Но этих денег не хватает, чтобы снять квартиру. Я всегда волнуюсь, когда мои сыновья задерживаются допоздна на улице. Хотя их тут все знают, я не доверяю местным. Местные безработные готовы на все. Боюсь, как бы дети не попали в криминальный бизнес. Мои дочери не выходят из дома. Моя младшая дочь родилась восемь месяцев назад в турецкой больнице. Я назвала ее турецким именем Зейнеб. Она не спит, мало ест и все время плачет. Мы алавиты и не любим разделять людей на мусульман и христиан, на суннитов и шиитов. Мы не разделяем наши молитвенные дома на женские и мужские половины. Мы все молимся вместе. Наши молитвы – это музыка и танцы. Мы становимся в круг и начинаем наше пение. Многие сирийские алавиты поддерживают Башара Асада. Они называют его защитником и отцом, уничтожающим суннитов и курдов, которые называют алавитов отступниками от ислама и преследуют за их религиозные убеждения. А я осуждаю единоверца Асада за то насилие, которое творится в нашей стране. Его нужно отлучить от веры. Мы считаем, что все мусульмане-братья не должны убивать друг друга. Если кто-то украл что-нибудь или сделал ближнему что-то плохое, мы изгоняем его из общины, не разрешаем ему молиться вместе с нами. Он сможет вернуться, только если он покается перед Богом и попросит прощения, перед кем виноват. Мой муж погиб, и я молюсь за него день и ночь.
У входа в подвал висит портрет Али, племянника исламского пророка Мухаммеда, которого почитают сирийские алавиты.
В поисках работы сирийские дети отправляются в стамбульский район Аксарай, где в период распада СССР и развала советской экономики отоваривались российские челноки. В районе находятся сотни пошивочных цехов и мастерских, хозяева которых используют более дешевый детский труд, несмотря на официальный запрет. Об этом не пишут в газетах, но подростки работают в тяжелых и даже опасных условиях, явно не соответствующих их возрасту. Дети являются единственными кормильцами или одними из кормильцев. Среди работающих есть даже 6-летние. Они работают шесть дней в неделю и получают по пять долларов в день. Спасаясь от жары, многие собираются в прохладных переходах метро, просят милостыню, продают цветы, в поисках пропитания слоняются по улице. Десятилетняя Рахма из Тель-Абьяда на границе между Сирией и Турцией родилась с нарушениями зрения и училась в специальной школе для слабовидящих детей. В одной из больниц ей провели операцию, но она оказалась неудачной. Теперь девочка просит милостыню в стамбульском метро. Она не знает, сколько ей лет, и очень боится будущего.
История Рахмы
Мой папа остался в Сирии. Он воюет против плохих людей. А мы с мамой убежали от бомбежки и приехали сюда. Нам очень тяжело. Подумайте, сами как бы чувствовали, если бы вас лишили дома. Мы стали беженцами. У нас нет дома. У меня нет игрушек. Мы живем на улице и спим на одеялах прямо на земле. Я помогаю маме стирать белье и готовить еду. Только чистые вещи некуда вешать. Люди ругаются и кричат. И говорят, чтобы мы уходили отсюда. Но такие не все. Недавно незнакомые люди подарили мне настоящую куклу. Она красивая, когда ее наклоняешь, она плачет.
Ее обед состоит из чечевичной похлебки, белого хлеба, помидоров и кислого йогурта. Мясо в Турции, как и бензин, самое дорогое в Европе. Из-за этого малообеспеченное население может позволить себе мясные продукты раз в году, во время праздника жертвоприношения Курбан-байрам, когда по традиции по всей стране режут животных, а мясо отдают бедным. Тринадцатилетний Магомед из Алеппо живет в отдаленном рабочем стамбульском районе вместе с родителями. Он мечтает стать архитектором, но не верит, что сможет когда-нибудь этого добиться. Мальчик бежал из Сирии с родными в прошлом году. Ночью в дороге он подорвался на фугасе и потерял левую руку. Теперь он боится темноты и с ужасом рассказывает мне о ночных бомбежках.
История Магомеда
Было поздно. Мы спали, но внезапно на улице раздался сильный взрыв. Мы подумали, что это землетрясение, и выбежали на улицу. Там творилось нечто ужасное. Люди кричали и звали на помощь. В соседние дома попала ракета, и они разрушились, как картонные коробки. Там жили мои родственники и кузены. Сорок человек. Все погибли. Мою бабушку разорвало на четыре части. Тетя вообще пропала. Мы так ее и не нашли. Мы выкопали кузенов. Они были молоды и красивы и напоминали восковые фигуры. Я никогда не забуду их выражения лица. Оно было удивленное. Мы откопали женщину с большим животом. Внутри нее был ребенок, он должен был скоро родиться. Ее муж копил деньги на роды. Мы откопали новорожденного младенца. Его мать погибла, а отец остался в живых, потому что был на улице во время взрыва. Он сошел с ума и сейчас спит на кладбище и охраняет могилу.
А вот рассказ малолетней уличной торговки, которая отказалась назвать свое имя.
История сирийской девочки
Меня привозит мой брат и оставляет одну. Я продаю одеколон, скатерти и салфетки, а иногда вот это. Хотите купить? Все очень недорого. Иногда приходят злые люди, хватают меня за руки и говорят, чтобы я уходила отсюда. Не так давно какие-то ребята украли всю выручку за целый день. Они схватили кошелек и убежали. Я ничего не могла сделать и очень долго плакала. Я не знаю, как дальше жить.
Сирийские власти призывают к национальному примирению и хотят вернуть молодежь обратно на родину. Сирийские беженцы обсуждают недавний закон своего правительства об амнистии для уклоняющихся от воинской повинности внутри и за пределами страны. Распространяется сомнительная информация о том, что подобный указ был одобрен народом и властям сдались тысячи людей. Омар, которому исполнилось пятнадцать лет, однако, не верит заявлениям властей и мечтает о том дне, когда сможет взять в руки оружие воевать против режима. Подросток два года сражался в Сирийской свободной армии и называет себя ветераном сирийской войны. Теперь он носит защитные камуфляжные штаны и футболку с надписью: "Нет Асаду". Он считает, что война в его стране не закончится никогда.
История Омара
Они хотят заманить в страну новых бойцов. Армии не хватает солдат. Некому воевать. Сегодня в армию забирают с пятнадцати лет. Новобранцев отправляют на поле боя после короткой тренировки. Многие сирийские подростки не хотят воевать и скрываются от властей. Дети больше не ходят в школу и не играют в игры, как раньше. Они привыкли к грохоту артобстрела и сценам смерти. Каждый день в результате боев умирают дети.
По данным ООН, с начала военных действий в Сирии свои дома и страну были вынуждены покинуть более четырех миллионов человек. Более семи с половиной миллионов человек остались без дома внутри Сирии. Половина из них – дети.
