Согласно свежему опросу общественного мнения, президент Вейонис сейчас самый популярный политик в Латвии. В отличие от своих предшественников, Вейонис – долгожитель латвийской политики.
Глава латвийского государства родился 49 лет назад в Островском районе Псковской области в семье латыша и русской, окончил биофак Латвийского университета и работал учителем биологии. В 1990 году вступил в Латвийскую зеленую партию (ныне Союз зеленых и крестьян) и хранит ей верность по сей день. Тогда же стал заместителем директора Мадонского регионального управления охраны среды и к 2002 году дорос до должности министра охраны окружающей среды и регионального развития, на которой продержался до января 2014 года, когда был назначен министром обороны. Был избран президентом 3 июня, в должность вступил 8 июля. Женат, имеет двоих детей. В "Фейсбуке" обозначил свое вероисповедание как "язычник".
– Господин президент, вы известны своим демократичным образом жизни. Столкнулись ли вы с необходимостью ограничений в связи с новым постом?
Меня не покидает чувство, что резиденция – это как гостиница
– Многого не нужно было менять, потому что я политиком работаю много лет. Всегда на людях, всегда тебя видно, всегда ты должен думать о том, что делаешь. Но в то же время появилась, например, охрана. Это немного меняет мой ритм жизни, и те действия, которые я раньше мог совершать внезапно, импульсивно, нужно обдумывать, чтобы охранники были готовы к таким ситуациям. Теперь я свою жизнь должен планировать мелкими шагами вперед. Если я хочу кататься на велосипеде, что я мог бы сделать как министр обороны спокойно – приехал домой, сел на велосипед и уехал, – я заранее говорю, что хотел бы прокатиться, чтобы у охранников тоже был велосипед.
– Они едут с вами на велосипеде?
– Ну, а как иначе? Можно, конечно, и бежать за мной, но скорость должна быть одинаковой.
– Вы не хотели из своей квартиры переселяться в юрмальскую резиденцию, но охрана была против. Вам удалось решить эту проблему?
– Я живу в городе Огре в 35 км от Риги. Для работы есть Рижский замок, который будет сдан в эксплуатацию после ремонта в конце года. В начале следующего года я со всей моей командой и канцелярией смогу полноценно там работать. У меня двойственное отношение к резиденции. Каждому из нас милее та территория, на которой мы провели большую часть своей жизни. И, во-вторых, меня не покидает чувство, что резиденция – это как гостиница, ты переезжаешь в нее на некоторое время, а потом, когда президентура закончится, опять возвращаешься на свою территорию. Я планирую использовать ее, но, скорее всего, не буду проводить там каждый день. Есть еще моя мама, мама моей жены, которые живут недалеко от Огре, и мы должны помогать им по хозяйству, они уже пожилые люди. И есть хутор, где много работы: нужно колоть дрова, траву косить и так далее, есть чем заняться в свободное время, если оно появляется.
– Вас замечали на рок-концертах, вы участвовали в кубке уличного баскетбола...
– Я на досуге занимаюсь спортом, например, вчера в спортивном зале я играл в баскетбол, и завтра буду играть, а в воскресенье поеду на веломарафон. Это я делал и раньше. Разница, может быть, в том, что многие вещи раньше никто не замечал, а теперь все становится очень публичным, и это создает дополнительную нагрузку.
– В сети вам приходится ограничивать свою публичность?
– Нет, я продолжаю присутствовать и в "Твиттере", и в "Фейсбуке".
– У вас есть консультант по социальным медиа?
Я по образованию биолог и химик, и быть министром среды было проще
– Специального консультанта нет. Я пишу о личном, когда есть время и пришли в голову мысли, которыми хочу поделиться. Есть официальный аккаунт, который ведется канцелярией. У меня есть советник по СМИ, он помогает мне повседневно, подсказывает, как правильно говорить. Нужно тренироваться хорошо говорить.
– Уроки риторики тоже берете?
– Специальные уроки не беру, я такой, какой есть, во всей красе.
– Вы долго были министром среды, а потом некоторое время – министром обороны. Что вам ближе?
– Я по образованию биолог и химик, и быть министром среды было проще. Ты многое или почти все знаешь, легче принимать решение. Но в то же время, если работаешь на одной должности много лет, в какой-то момент у тебя иссякают идеи, ты становишься немного пустым. И работа становится рутиной, ты знаешь заранее, как ты проведешь день. На посту министра обороны это было по-другому, новая отрасль, очень много нужно было учиться, это стимулирует много читать, ты должен работать в команде, прислушиваться к мнению командиров и потом принимать политические решения о развитии вооруженных сил, сотрудничества с партнерами по НАТО и так далее.
– В Латвии, парламентской республике, у президента меньше практических полномочий, чем у министра...
– На посту президента ты отвечаешь за все, что происходит в государстве, ты должен понимать процессы в любой отрасли, пусть порой более поверхностно. Я бы не сказал, что президент не может влиять на процессы. У него много полномочий, которые не всегда, может быть, использовались. Он может созывать специальные заседания кабинета министров, парламента по определенным вопросам, которые на повестку дня ставит он сам, для принятия конкретных решений. Я регулярно встречаюсь с премьером, спикером и многими другими должностными лицами, с министрами и могу четко указать на вопросы, которые не решаются или решениями которых я не удовлетворен.
– Вы родились в Псковской области. Как это получилось?
– Мой отец служил в Псковской области, там познакомился с мамой. За три месяца до окончания его службы я родился. И мы, таким образом, все вместе прожили в России три месяца, а потом он увез нас в Латвию.
– Как-то влияет на отношение к России ваше место рождения?
– Место рождения не имеет значения. Каждый из нас, независимо от того, где родился, принадлежит какому-то государству ментально и эмоционально. Я вырос в Латвии, это моя родная страна, несмотря на то что я родился в Пскове. Так и у каждого: место, где проходит наша жизнь, становится нашим домом.
– В ваших планах визиты на Украину и в США. А в Россию вы поедете?
С Украиной у Латвии образовалось очень хорошее сотрудничество
– Визиты к лидерам больших государств, которые влияют на мировые процессы, планировать очень тяжело, и делать это нужно очень заранее. Здесь нет разницы, Обама, Путин или Порошенко. Иногда это требует нескольких лет. Я помню, что визит в Россию Валдиса Затлерса начали планировать за 5–7 лет, еще при предыдущем президенте. Я буду в США на сессии Генеральной ассамблеи ООН, на которую приезжают лидеры более или менее всех государств, но с президентом Обамой не встречусь.
– Однако с Петром Порошенко вы встречаетесь?
– С Петром Порошенко мы встречаемся, так как с Украиной у Латвии образовалось очень хорошее сотрудничество. Господин Порошенко лично поздравил меня с новой должностью и сразу пригласил в гости. Я, конечно, использую это приглашение, и у нас запланирован визит предположительно на октябрь, мы корректируем повестку.
– Но считаете ли вы нужным, хотите ли встретиться с Путиным?
– Отношения между Латвией и Россией, и, если смотреть шире, между Евросоюзом и Россией, не в лучшем состоянии на данный момент. События на Украине и новые вызовы безопасности Европы влияют на повестку дня. Есть дипломатические решения этого конфликта, но они не осуществляются гладко, и, скорее всего, соглашения, подписанные в Минске, не будут выполнены. И это плохо, потому что на Украине должна быть стабильность и Украина должна функционировать как целостное государство. Все это имеет значение, когда мы думаем о том, какие отношения поддерживать с Россией. Они дипломатические, но нельзя сказать, чтобы они были конструктивны. В то же время наши эксперты по демаркации границы работают вместе с российскими. Министры сельского хозяйства встречаются, чтобы решать вопросы по сбыту сельхозтоваров на территории России, речь шла о шпротах. Встречаются министры иностранных дел.
– О каких вызовах безопасности вы говорите?
– Новые вызовы связаны с ситуацией на Украине, с аннексией Крыма, военными действиями. Хоть и менее активно, но стрельба на территории Украины продолжается. Нас в Балтийском регионе тревожат довольно активные военные упражнения и действия российских вооруженных сил возле наших границ, обширные учения с десятками тысяч военнослужащих, базы. В 27 км от латвийской границы, в моем родном Острове, находится база новейших вертолетов. Это, конечно, тревожит наших людей. Всегда, в любом государстве, если сосед демонстрирует силу и если он где-то производил в других государствах военные действия, это, как говорится, не поднимает настроения. Украина не первая, была Грузия, и до сих пор часть Грузии фактически оккупирована.
– Российская военная угроза в Балтийском регионе существует?
– Согласно нашей информации, риски возможной военной агрессии очень низки. Но наши политики, наконец, поняли, что для нас важно развивать собственные вооруженные силы. Раньше казалось, что мы всегда сможем защититься вместе. Но у каждого государства должна быть своя боеспособная армия, которая в любой момент готова защитить жителей. Нам нужно также укреплять сотрудничество с партнерами по НАТО. Мы считаем, что представители НАТО должны быть в регионе более заметны, должны присутствовать реально. Это осуществляется разными способами, на основе ротации у нас постоянно находится 150 военнослужащих США. Сейчас начались учения на территории Латвии, в которых участвует примерно тысяча военнослужащих из разных натовских государств. Это делается и для того, чтобы наши вооруженные силы постоянно тренировались, и потому, что равномерные действия с обеих сторон способствуют укреплению эффекта сдерживания.
Мы часто в экономике используем политические решения. Но так быть не должно
– Однако это не способствует экономическим связям. Можно ли уравновесить надобности обороны и безопасности, политику МИДа с интересами министерств, отвечающих за народное хозяйство?
– Мы часто все складываем в один котел и в экономике используем политические решения. Но так быть не должно. Политические лидеры могут обмениваться разными мнениями, могут и нагрубить друг другу. Но люди, которые живут в Латвии и России, заинтересованы в том, чтобы экономики наших стран развивались, чтобы мы были сыты, а дети ходили в школу. Поэтому нам нужно быть очень прагматичными и не смешивать политику с экономикой. Вплоть до уровня специального эмбарго или запрета, которые страны принимают совместно, а не единолично, проблем для сотрудничества быть не должно.
– Нужен ли русскоязычный канал в Латвии?
– У нас государственный язык латышский, так было и будет. Русские, которые живут в Латвии, особенно молодежь, хорошо владеют латышским языком, помимо своего родного русского знают английский, и, думаю, у них нет никаких проблем с общением ни в Латвии, ни за границей. Но в то же время часть населения, может быть, более пожилые люди, несмотря на то что прожили в Латвии как минимум 24 года, все-таки не научились латышскому языку. Конечно, они используют русское информационное пространство. Новые вызовы безопасности в Европе показывают, что мы должны предоставлять им объективную информацию на русском языке о том, что происходит на Украине, в Европе, в мире. Правительство работает над этим, усиливает русскоязычное радио и телепередачи на русском языке. Это не означает, что нужен специальный канал.
– Я видела в СМИ, как в Австрии аплодисментами встречали из Венгрии поезд с беженцами. В Латвии их не очень хотят. Как вы к этому относитесь?
– Здесь нужно смотреть глобально. К сожалению, мир не становится более мирным. Ситуация обостряется во многих точках, в той же Сирии, в различных государствах Африки, где межэтнические, межобщинные войны подвергают жизнь людей опасности. Европа стала таким местом, куда поток беженцев течет, и мы должны помочь решить этот вопрос. Но я лично считаю, что он должен решаться в первую очередь в тех государствах, где эти потоки образуются. Если нужна военная помощь, как в Сирии, то мы должны помочь бороться с "Исламским государством". Нужно думать, как укреплять безопасность и развивать экономику в тех странах, где идут межэтнические конфликты. Когда человек живет более или менее хорошо, ему не хочется воевать и терять то, что у него есть.
– В Латвии они должны жить? И я знаю, что вы выдвинули идею о запрете паранджи.
– Правительство еще не объяснило, как будут обеспечиваться процессы интеграции беженцев. Это тревожит общество. И я думаю, что сейчас подходящее время, перед тем как мы начали предоставлять им статус, обсудить в обществе все вопросы, которые могут стать актуальными в какой-то момент. Те же паранджи. Меня не коробит, что женщины их носят, но в то же время, когда ты видишь таких женщин с закрытыми лицами на улицах, это создает большую тревогу, растут негативные настроения. И тогда, если уж мы готовы принимать какие-то решения, это нужно сделать заранее, перед тем как люди приедут сюда и познакомятся с правилами игры. Всегда труднее вводить запреты на то, что ты делал много лет. Поэтому должна быть дискуссия по всем неясным вопросам, чтобы мы сами как общество поняли, где мы готовы к чему-то, где мы все-таки еще не готовы. Почему я против паранджи? Я как бывший министр обороны связываю это с безопасностью. Мы знаем, что этот повод закрыть лицо используют террористы. Я бы не хотел, чтобы в нашем мирном регионе возрос риск террора.
Проблема беженцев – это проблема всей Европы, а поскольку мы являемся членами Евросоюза, мы должны решать ее солидарно. Это, возможно, более важно на данный момент для Италии, Греции, Кипра и так далее. Нам важен вопрос безопасности в регионе, в котором уже есть свои риски, поскольку у нас рядом такой активный сосед. Правительство приняло решение о готовности рассмотреть прошения 250 человек. Теперь оно должно дать ответ, как и что мы будем делать в тот момент, когда им будет этот статус предоставлен, как мы их будем интегрировать в общество. Это обучение латышскому языку, рынок труда, жилье, школа. Будет ли за них отвечать один муниципалитет или их нужно расселить по стране. Многое зависит от того, что за люди приедут. Мусульмане обычно селятся плотными общинами, христианам нужен дом и хозяйство. На эти вопросы еще нет ответа, так как у нас нет реального опыта, который есть у итальянцев и греков. И нам нужно перенимать у них лучшие решения.
