"Интеллигент" у русских – это не только слово, но и оценочное суждение, положительное или отрицательное в зависимости от того, что хотят выразить. Оно снабжено красноречивыми синонимами. Когда употребляется, например, "хлюпик", то подразумевается человечность, когда "очкарик", то – отсутствие бытовой хватки, обходительность. Обычное употребление – человек умственного труда, специалист высшей квалификации с широким кругозором. Когда "интеллигента" усиливают словом "настоящий", имеют в виду незаурядную нравственную стойкость. Интеллигент думает не только о себе, не стелется перед сильными мира сего, не рвач и не выжига. Увлеченный внешней, материальной стороной жизни – не интеллигент, это буржуй умственного труда.

Как только интеллигенция стала заметной группой (сороковые годы позапрошлого века), она решила, что должна просвещать народ, смягчать его нравы, быть влиятельной силой в государстве. Интеллигенция принялась желать замены существующего строя более, по ее мнению, разумным. Так она противопоставила себя власти, всему казенному, включая церковь. Интеллигент стал явным или скрытым оппозиционером, самое малое – инакомыслящим, а в пределе – отщепенцем. И, понятно, – безбожником. Последнее было самым естественным делом, ведь служение интеллигента – от науки и для науки. Взрослым стремлением к знанию он подавляет детскую потребность в вере. Само слово "интеллигент" (умственный, понимающий) обязывает его к этому.

Тем не менее, именно безбожие стало под конец главным пороком русской интеллигенции в глазах известных ее критиков – пороком, которым она, мол, легковерно заразилась от Запада. Критики были из ее же рядов. 1917-й и несколько последующих лет оставили от этой интеллигенции одни воспоминания – довольно быстро на ее место заступила новая, советская интеллигенция. Одним из требований, предъявленных ей властью и подкрепленных маузером, был атеизм. Надо, впрочем, отметить, что никакое другое требование не исполнялось дипломированными детьми рабочих и крестьян так охотно, как это. Наглядно подтверждалось, что когда русская интеллигенция при своем зарождении первым делом усвоила атеизм западных просветителей, то она не обезъянничала, а следовала самой сути дела: начиналась великая эпоха расколдования мира, длящаяся по сей день. Русская интеллигенция проявила скорее хорошее чутье, чем приписанное ей потом легкомыслие.

К середине прошлого века из советской интеллигенции выделилась антисоветская. Нет добра без худа – несколько сотен интеллигентов увлеклись религией. Ближе к концу века их счет пошел на тысячи. Религиозность этих людей была своеобразной. Бога признали в пику казенному атеизму. В христианстве видели закрытую большевиками часть культуры, к которой пришло время приобщиться. В общем, невероятно, но факт: религиозность стала признаком инако- и свободомыслия. Заботой о спасении после смерти и не пахло, головы были по-прежнему заняты устройством на земле. Сто лет перед тем признаком культурности было безбожие, теперь стало наоборот. Как не заметить, что тогда дело выглядело естественнее?

Счет неофитов и особенно неофиток шел, правда, отнюдь не на миллионы, это подчеркнем. Основная масса и советской, и антисоветской, и полусоветской интеллигенции оставалась безрелигиозной. Так подошли к 1991 году. Русская православная церковь уверенно начала свой путь к вершинам власти, попы важно окропляли приобретения "новых русских". Что же интеллигенция в массе своей? Меньше чем через год в журнале-флагмане интеллигенции "Новый мир" появилась статья Ренаты Гальцевой: "Возрождение России и новый "орден" интеллигенции". Известный специалист по русской философии Гальцева не скрывала яростного разочарования. Она констатировала, что интеллигенция, получив свободу, и не подумала употребить ее на глубокую христианизацию как себя, так и населения. Добрая женщина не сомневалась, что миллионам инженеров, врачей, учителей, научных работников и чиновников вполне должно было хватить нескольких минувших месяцев, чтобы принять Символ веры, с энтузиазмом воцерковиться и стать орденом, который вернул бы Христу Россию, а там, глядишь, и обезбоженную Европу. Несколько крупных ученых заикнулись было, что интеллигент по определению не может верить в Бога. "Ах, так? – последовал ответ. – Значит, он подлец, этот интеллигент, что и требовалось доказать".

Вот мы и подошли к сегодняшнему дню. Обрядоверие стало массовым. Русская православная церковь сделалась частью администрации, которой угождают остальные части. Атеизм почти под запретом – так, во всяком случае, он себя ощущает, и его, стушевавшегося, благодушно не замечают. Интеллигенция занята... кто – земным преуспеянием, кто – выживанием. Вряд ли, однако, это навсегда. Если путинизм будет усугубляться, интеллигентский атеизм может вновь объявиться как передовое явление, даже стать опознавательным знаком диссидентства. Кто-то будет держать этот знак в кармане, но так, чтобы карман все-таки оттопыривался. Кто-то – наоборот, примется выставлять свое безбожие, чтобы таким образом дразнить власть. Когда она сойдет со сцены, полку атеистов сразу прибудет. Для многих из пополнения это будет облегчением – именно для тех, кому сегодня не очень удобно на двух стульях. Вы встречали интеллигента-христианина, у которого не забегали бы глаза, когда вы спросите его в лоб, верит ли он в непорочное зачатие?

Анатолий Стреляный – писатель и публицист, ведущий программы Радио Свобода "Ваши письма"

Высказанные в рубрике "Право автора" мнения могут не отражать точку зрения редакции