Неоднократно на многочисленных виражах российской истории самыми авторитетными умами высказывалось твердое, почти что непререкаемое убеждение: беды русской жизни объясняются едва ли не на сто процентов ослаблением церкви как священного института, недостатками церковной организации в общем строе национального бытия. Не говоря уже о том, что наибольшее зло принесло открытое гонение церкви со стороны атеистической власти, а еще раньше – невнимательное, пренебрежительное отношение к религии и церкви со стороны передовых русских людей, самоотверженной и народолюбивой российской интеллигенции. Доходило до того, что в этом новом соединении высот культуры и традиционной православной религиозности склонны были видеть тайну грядущего русского возрождения.

Нашумела в свое время проповедь Дмитрия Мережковского: русская свободолюбивая интеллигенция, русское освободительное движение – тайно, бессознательно религиозны, и эту тайну нужно открыть и донести до сознания передовых русских людей. Это было еще до революции, но и после революции опять стал звучать тот же мотив на этот раз в проповеди евразийцев и сменовеховцев: русская революция совершена во благо, русский народ, покинув чуждые европейские пути и выйдя на столбовую дорогу, нуждается только в отказе от ложной идеологии коммунизма и в восстановлении истинной русской веры православия. Здесь альфа и омега, истина и спасение, путь и жизнь.

Ну что ж, исполнились времена и сроки, и нынче российская жизнь всячески окормлена – едва ли не перекормлена – истиной православия. Но стала ли русская жизнь лучше? В какой-то степени стала, но нынешний позитив идет скорее от нефтяного бума, все еще ощутимого в России, а не оттого, что на каждом московском углу восстановлена или построена церковь. Можно оставить в стороне печальные случаи черносотенного хулиганства под маркой защиты оскорбленных религиозных чувств. Такие активисты всегда и везде в меньшинстве, и не они определяют лицо – хочется сказать – типичное лицо нынешнего православного русского человека. И думая о нынешнем русском, номинально православном воцерковленном человеке, которому раскрылась и более не таится от него истина христианства, невольно вспоминаешь два недавних случая. Отнюдь не экстраординарных, скорее именно бытовых.

Первый случай наделал шуму, потому что в него была вовлечена родственница знаменитой модели Натальи Водяновой – девушка с синдромом Дауна, которую выгнали из кафе, чтобы не портила аппетит посетителям. Кажется, то кафе сгоряча даже закрыли (что тоже ведь не решение проблемы). О втором случае говорят меньше, но сообщения в сети имеются. И этот второй случай имеет уже прямое отношение к нынешней церковной практике и нравам прихожан. В Солотчинском женском монастыре женщину заставили удалить из храма девятилетнего сына-инвалида на коляске и более того, замести веником следы песка, от колес оставшихся. Вот так трактует страждущих и обремененных сегодняшняя столь пышно расцветшая православная церковь.

Главный здесь сюжет – не жизнь церкви повседневная, а тем более мистическая, и не отношение церкви и государства, главное здесь – нравы прихожан, номинально православных русских людей. В солотчинской истории как в некоем магическом кристалле отразилась вся суть русской христианской церковности. В русском религиозном сознании сильнее всего живет ощущение церковного благолепия, строя и красоты религиозной службы. Можно не сильно ошибившись сказать, что за пределами храма русский человек, прихожанин церкви перестает быть христианином. Христианство для русского – не внутренний строй души, а некое эстетическое переживание. В христианстве русский поклоняется не вере и не истине, а красоте.

Вспомним, что именно этот – эстетический – момент был главным, как считается, в выборе религии Владимиром Святым: красота, благолепие церковной службы по греческому чину. Отсюда пошла традиция и практика так называемого обрядового благочестия, к которому едва ли не на сто процентов принадлежала русская церковная жизнь. Сюда лежало сердце русского человека – к красоте церковной, куда сильнее, чем к моральной проповеди, заповедям любви и милосердия.

В храме нельзя пачкать – вот максима церковного сознания, так полно, так, можно сказать, стильно выразившаяся в солотчинской истории. Чистота церковного помещения важнее, нужнее, сакральнее страданий ребенка – или его утешения.

И фундаментальный вывод: русский человек – эстет, а не моралист. Религия для него – не Слово Божье, не истина веры, а красота храма и внутреннее храмовое благочиние.

А как с таким складом души можно построить правовое общество или демократические институты – я решать не берусь.

Борис Парамонов – нью-йоркский писатель и публицист

Высказанные в рубрике "Право автора" мнения могут не отражать точку зрения редакции Радио Свобода