Как ни странно, вечные вопросы нас достают вернее, чем любая актуальная текучка. Блог Егора Осипова "Очеловечить палестинца" вызвал такой прибой комментариев, что стало бесспорным – судьба клочка земли, не случайно именуемой Святой, берет нас за живое даже в нынешнем событиями перенасыщенном мире. Молодой автор исходит из убеждения, что, если найти очень правильные, ключевые слова и произнести их громко, внятно и медленно, как для глухих, то решение обнаружится и проблема как-то рассосется. Это заблуждение, причем часто не только подростковое. Непросто воспринять мысль о том, что далеко не у всех проблем есть сиюминутное решение, если оно вообще есть. Для развязки многих узлов еще не сложились предпосылки. Есть и такие узлы, которые, как гордиев, можно только разрубить. В человеческом лексиконе нет таких ключевых и правильных слов, которые не были бы произнесены вслух в связи с существованием Израиля. Все впустую, потому что "тут кончается искусство / И дышат почва и судьба".

В комментариях под блогом приведены десятки аргументов в пользу одной или другой стороны. Многое можно было бы добавить. При возникновении еврейских поселений на спорной территории она вовсе не была спорной. Она была международно признанной частью Османской империи, землей трех вилайетов, простиравшихся далеко за пределы нынешнего Израиля и Западного берега. По последней османской переписи 1882 года, в Палестине проживала 141 тысяча мусульман, причем были это в основном турки, а не арабы. Арабы стали подтягиваться, когда вокруг еврейских поселений появилась работа, а с нею – и пропитание. Даже в 1939 году автор британской "Белой книги" Малколм Макдоналд признавал, что, если бы не появление евреев в регионе, численность арабского населения здесь была бы вдвое меньше. Знать сто лет назад, что государство, в котором вы решили поселиться, исчезнет без следа, а на его обломки будет претендовать кто-то другой, кто вас будет считать оккупантом, не мог даже пророк библейской мощи.

Многие знают, что "земля обетованная" была тогда пустынна и нища, но не все понимают насколько. Вот зарисовка путешественника. Марк Твен, "Простаки за границей": "Можно проехать десятки миль, не встретив и дюжины жителей. Если вы ищете настоящего одиночества, от которого тоскливо до того, что хочется выть в голос, поезжайте в Галилею. Город Назарет безлюден... Иерихон лежит в дымящихся развалинах... Вифлеем и Вифания умирают в нищете и убожестве, и ни одному человеческому существу нет до них дела... Забытая Богом земля, с плодородной, но заросшей бурьяном почвой. Немой, унылый простор. Нигде ни деревца, ни кустика, нет даже оливовников и кактусов, этих верных спутников выжженной, неплодоносящей пустыни – даже они сбежали отсюда. Палестина сидит в дорожной пыли, как нищенка в отрепьях, опустошенная и неприветливая..." Не на эту Палестину, конечно же, претендует арабская сторона, как на свое законное наследие, а на ту, которая есть сегодня – бурлящую, растущую, израильскую. Собственно, и палестинцами до 1964 года именовались не арабские жители этой территории. Когда лондонская газета "Таймс" писала в июне 1946 года о "палестинцах, которые, взорвав гостиницу "Царь Давид" в Иерусалиме, объявили войну британской колониальной администрации", они имели в виду еврейское подполье.

Когда в 1948-м началась первая арабо-израильская война, карта еврейского "ишува" – того образования, которое и было признано ООН, – выглядело, как голландский сыр. Все потому, что речь шла о клочках земли, купленных у их собственников по турецким или подмандатным законам. Уже тогда были люди, понимавшие, что куплей-продажей дело не ограничится. Владимир (Зеев) Жаботинский, провидец и ревизионист, писал, что куски земли – это, конечно, хорошо, но национальным государством, еврейской страной они не станут, если не пропитать эту землю кровью. Израиль пропитан кровью своих детей на три метра в глубину. Пролита, как же иначе, и чужая кровь, но и своей – немерено. Эта страна – не Город Солнца, а храм Спаса-на-Крови.

Любым фактам и аргументам можно, разумеется, противоставить факты и аргументы, свидетельствующие об обратном. Да толку что? Израиль существует не благодаря обстоятельствам и всеобщему приятию, а нередко вопреки им. И держится только на одном – на одержимой решимости своего народа. Профессор Иегуда Бауэр из Иерусалимского университета как-то сказал мне: "Объясни, если такой умный! Когда я был ребенком, на стенах европейских городов я видел надписи "Жиды, убирайтесь в свою Палестину!”. Я так и поступил. Теперь, приезжая с лекциями в те же города, я вижу транспаранты "Жиды, вон из Палестины!". И что прикажете делать?" Он немножко красуется, этот профессор Бауэр. Он прекрасно знает, что нужно делать. Он умрет в Иерусалиме, там будет и похоронен.

А что касается очеловечивания палестинцев, то есть способности израильтян понять их заботы, встать на их точку зрения и прочее, то, думается, это, в принципе, имеет место – но только до того момента, когда раздаются призывы понять и принять насущную необходимость истребить израильтян до последнего. Мир не без чудаков – есть, надо полагать, и такие, кто в самоубийственном порыве готовы принять и этот вариант разрешения застарелой проблемы. Но большинство явно не готово. Пока.

Очеловечивание вообще – материя весьма тонкая. На Youtube сейчас пользуется особым успехом иорданский ролик с маленькой девочкой. Вся в кудряшках. Чего ее очеловечивать – она и так милашка. В руке огромный кухонный нож. Любящий папа спрашивает: "И что же ты собираешься этим ножом делать, доця?" – " Евреев резать". – "А как, покажи!" – "Вот так! И так! И так!" Отец в полном умилении: "Я знаю, ты сможешь. Ты сильная!" Заблуждается тот, кто полагает, что тут речь идет об извращенной форме понятного отмщения за оккупированную землю, к которой и девочка, и ее папа имеют весьма приблизительное отношение – ну, может, дед родился в Каире, как Ясир Арафат, вождь палестинцев. А главное, подобные ролики снимаются и в Иране, теперь уже давно и в Европе. Вряд ли в них речь идет об оккупации родины.

В июле 42-го года Илья Эренбург написал знаменитую статью с людоедским заголовком "Убей!". Имелось в виду "Убей немца!". Именно под таким названием появились вскоре и стихи Константина Симонова, и другие опусы. Через много лет бесчеловечность Эренбурга сурово осудил один русский поэт, ставший впоследствии известным националистом. Он назвал призыв "истерикой взбесившегося семита". Возможно, возможно... В тот год мой папа, призванный в первый день войны и дошедший до Берлина, надо полагать, не раз встречал в бою этого самого немца, может быть, такого же очкарика, как он сам. Вряд ли он неспешно размышлял о том, что перед ним – человек, не исключено, читатель Гете или почитатель Брамса. Немигающим взглядом он отчетливо видел только одно – прекрасно вооруженного бойца, поставившего целью своей жизни убить его и извести его семя под корень. А думал мой папа, скорее всего, о своей молодой жене, моей маме, о моем старшем братишке в сибирской эвакуации. Лелеял, хочется верить, одно сокровенное желание – если Бог убережет, обнять мою маму и при первом же послевоенном свидании на бабушкином сундуке в сенях родительского дома по возможности зачать еще одного сына – с вашего позволения, меня. И старался первым нажать курок.

Знаю, что эстет неодобрительно поведет плечиком: "Фи-донк, убить почитателя Брамса – как же это пошло! Кровожадная тварь, просто прелесть!" О несовершенстве войны, о надобности видеть в противнике прежде всего человека я готов порассуждать на любой мирной кухне, за рюмкой чаю и за чашкой виски. Но если бы мне довелось оказаться в том окопе рядом с отцом, я просил бы у Всевышнего только одного: меткого глаза и твердой руки.

Желающим искать общечеловеческие выходы из ситуации пора понять – израильтяне никогда, ни под каким соусом не вверят дело своей безопасности в чужие, холодные и безразличные руки. В пользу такой, казалось бы, наглой и самоуверенной постановки вопроса говорит опыт поколений: когда девчушка из видеоролика подрастет, а европейцы начнут жалеть убиваемых израильтян, будет поздно. В Африке есть такая смертельно ядовитая змея, название которой переводится как "слишком поздно". Она никогда не попадается на глаза, а когда человек замечает ее, бывает слишком поздно. Израильтяне не хотят увидеть опасность лишь тогда, когда будет "слишком поздно". Поэтому они предпочитают регулярно обижать европейцев невниманием к их замечательным советам.

Да и как можно серьезно относиться к советам тех же французов, которые только что провели через ЮНЕСКО резолюцию, по которой могилы праотцов в Хевроне и Наблусе считаются теперь собственностью палестинцев? Те тут же сожгли гробницу библейского Иосифа, и кто им может запретить распоряжаться собственностью по своему усмотрению? По чистой случайности по разряду палестинской собственности не прошла и Стена Плача. Франция готова была даже гарантировать безопасность израильтян в святых местах своим небольшим военным контингентом. Ну, гарантировать – это, может быть, сильно сказано, но в случае массовой резни французы готовы были бы утроить количество заупокойных молитв. Время от времени, в случае из ряда вон выходящих событий и накануне выборов, по Елисейским полям проходила бы траурная колонна соболезнующих, во главе которой прекрасно смотрелись бы взявшиеся за руки местные политики, с триколорами в петлице и совершенно мертвыми, незаинтересованными глазами. От их позднего сочувствия израильтянам – не холодно и не жарко. За мертвых они готовы помолиться сами, в том числе и за французских.

Но сколько же можно жить в неуверенности, спросите вы? Сколько угодно, бесконечно. Евреи никогда не жили только своей жизнью – всегда немного за себя и за того парня. И тот парень знал, что кто-то непременно будет жить и за него. Круговая порука, знаете ли. Как поет замечательный израильский бард Саша Дов, "А, значит, можно жить и можно быть счастливым в любые времена и на любой земле..." А что нет окончательного решения – так ведь еще не вечер! Бывало всякое. И будет всякое. Краткая история будущего еще не написана.

Ефим Фиштейн – международный обозреватель Радио Свобода

Высказанные в рубрике "Право автора" мнения могут не отражать точку зрения редакции