Ученики с ограниченными возможностями здоровья – забота федеральная или региональная?
Почему среда не становится доступной, а общество – толерантным?
Тамара Ляленкова: Сегодня мы поговорим о трудностях интеграции детей с ограниченными возможностями здоровья в систему образования, поскольку именно этой теме был посвящен I Всероссийский съезд дефектологов "Особые дети в обществе".
В московской студии - директор специальной (коррекционной) общеобразовательной школы-интерната г. Зеленогорска Красноярского края Татьяна Соловьева, научный сотрудник Белорусского государственного университета культуры и искусства Ольга Филиcтович, заместитель руководителя Центра дошкольного, общего, дополнительного и коррекционного образования федерального института развития образования Борис Белявский и заведующая отделом непрерывного образования лиц с ограниченными возможностями здоровья этого центра Ирина Соловьева.
Совсем недавно закончил работу IВсероссийский съезд, не только Всероссийский как выяснилось. И приехало, я так понимаю, очень много специалистов. Борис Викторович, вы ожидали, что столько откликнется дефектологов? Это ведь не только Россия, я так понимаю?
Борис Белявский: И да, и нет. Да, потому что в Советском Союзе была традиция - каждые три года проводить Всесоюзные педагогические чтения. Последние педагогические чтения прошли в 1988 году. И прошло 13 лет, когда Министерство образования РФ решило провести Всероссийские педагогические чтения. И в марте 2001 года они состоялись. Затем, соблюдая традиции, раз в три года проводить такие форумы, мы провели съезд в 2004 году и последний в 2007 году. Но так получилось, после реорганизации министерства был потерян интерес к такому форуму. И последний раз большая группа педагогов России собиралась в 2007 году. Была потребность общения профессионалов, сообщества дефектологов, собраться и определить направление дальнейшего развития специального коррекционного образования.
Почему эта потребность возникла? В прошлом году, в 2014, встал вопрос о закрытии Института коррекционной педагоги Российской академии образования. В Москве начались процессы слияния образовательных организаций в большие комплексы, в т. ч. присоединяя школы для детей с ограниченными возможностями здоровья. И возникла опасность ликвидации самой системы работы с детьми с ограниченными возможностями здоровья. Да - инклюзивное образование, к которому призывают родительские организации, общественные организации, имеет обоснование, чтобы дети, имеющие те или иные отклонения в развитии, обучались нормально с развивающимися ребятами. Но все ли они могут там учиться? И потом, как можно ликвидировать систему на специальное образование?
Я являюсь ответственным секретарем Экспертного совета по делам коррекционного и инклюзивного образования ГД. И наш лидер, первый заместитель председателя Комитета по образованию Олег Николаевич Смолин говорит: "Стал бы я таким государственным деятелем, доктором философских наук, кандидатом исторических наук, если бы я закончил массовую школу?"
Тамара Ляленкова: Надо сказать, что Олег Смолин...
Борис Белявский: Это незрячий человек, который закончил Омскую специальную школу для слепых детей. Затем он закончил Омский педагогический институт. Там же защитил диссертацию - кандидат исторических наук. И теперь является депутатом всех созывов ГД РФ. И занимает он должность заместителя председателя Комитета по образованию.
Тамара Ляленкова: Это очень хороший пример.
Татьяна, смотрите, вот в Москве такая история слияния. Коррекционных школ практически сейчас уже и не осталось. Они остаются как некие подразделения. И вроде пытаются их сохранить в том виде, в каком они были, просто они номинально, но тоже неизвестно, как дальше будет. В Красноярском крае есть такая политика, или там это иначе устроено? Насколько регион может самостоятельно такую свою линию вести?
Татьяна Соловьева: Нет, у нас такого, конечно, нет. У нас коррекционная школа - это коррекционная школа. Они как были, так они и есть. Соответственно, закрываются только те школы, которые не соответствуют требованиям. Как идет инклюзивное образование, так оно и идет в общеобразовательных школах, но и коррекционные школы остаются.
Тамара Ляленкова: Может быть, к вам меньше ребят пошло, потому что появилась возможность инклюзив?
Татьяна Соловьева: Конечно, если брать общую статистику, то, конечно, она говорит о том, что большее количество детей, допустим, больше детей с легкой умственной отсталостью пошло в общеобразовательную школу.
Тамара Ляленкова: Возвращаются к вам оттуда потом?
Татьяна Соловьева: Некоторые возвращаются. Такой процент есть. Но слияния школ у нас нет, к счастью. Хотя тут двоякая сторона.
Тамара Ляленкова: У вас школа, вы же видите по ребятам, способны они, как вам кажется, не способны пойти в общеобразовательную школу? Мы понимаем, что тут еще решение родителей, требуются специальные усилия и родительские, и педагогические, если они пойдут в школу. Но вы понимаете, что часть ребят может при наличии каких-то специальных условий перейти в обычную школу?
Татьяна Соловьева: Когда родители приходят, советуются, когда спрашивают, то всегда смотришь на ребенка. И всегда советуешь, несмотря на то, что коррекционная школа, у нас нет проблем по поводу комплектования, но, во всяком случае, всегда рекомендуем попробовать ребенка в общеобразовательной школе. Пойдет значит пойдет - хорошо. Не пойдет - примем все условия.
Тамара Ляленкова: Это прекрасно, когда есть возможность выбора.
Татьяна Соловьева: Чтобы родители почувствовали, попробовали. Здесь никто не препятствует, ради Бога.
Тамара Ляленкова: Ирина, как вам кажется, возможность выбора сейчас сохраняется или не сохраняется у людей с ограниченными возможностями здоровья?
Ирина Соловьева: Ребенок может пойти в любую школу. Процесс инклюзии - это процесс школы общего назначения, когда она должна быть открыта для всех. Он может туда пойти. Что он может там получить? Вот это главное! Может ли он получить образовательную линию, чтобы его потенциальные возможности раскрылись максимально. Если ребенок с умственной отсталостью занимается во вспомогательной школе, он это делает 10 лет, он прекрасно ориентируется. Он может читать. Он может решать задачи - его научат. Он хорошо считает. Он ориентирован специальным предметом, социально-бытовая ориентировка, на все случаи жизни. У нас есть великолепные директора, которые делают даже то, что не делает никто. Как родные мама и папа, они едут с ребенком в ту ситуацию, куда они идут и показывают - где какой магазин, как им пользоваться, как себя вести, с какой лексикой подойти к продавцу, как спросить, как узнать, как написать письмо. В школе общего назначения работает тьютор, к сожалению, пока один на всех детей.
Тамара Ляленкова: Тьютор - это на всех детей с ограниченными возможностями здоровья? Для инвалидов есть какие-то свои специальные, может быть, привилегии? Не каждый ребенок с ограниченными возможностями здоровья - инвалид.
Ирина Соловьева: Дело в том, что оплата труда тьютора - это привилегия региона. И здесь есть момент гармонизации отношения федеральных средств и региональных средств. Есть регионы России, в которых очень замечательно ведется понимание того, что все дети, которые населяют этот регион, это мои дети. Есть понимание другое, что это федеральные дети. Как федеральные, когда они, извините, ваши! И есть, например, в Якутии такой пример, как такая специальная школа, которая рассматривает каждого. Каждый ребенок у них может получить образование индивидуально. Потому что они, на самом деле, любого ребенка из любого отдаленного мест, где кочуют родители, где они находятся, они могут этому ребенку сделать приемлемый образовательный маршрут. Вы понимаете, слово "инклюзия" им не нужно. У них все дети включены в образовательный процесс.
Тамара Ляленкова: Это особенность региона, надо полагать, т. е. они уже подстроены под эту индивидуальную систему.
Ирина Соловьева: Здесь вот в чем дело, инклюзия - это включение в общий поток, как это делается в других странах мира. В этом потоке работают только очень профессионально высокие дефектологи. Не может инклюзии быть силами не дефектологов. Ни 152 часа, ни 72 часа не сделают человека дефектологом. Там только опытные люди! Значит, дети на местах, когда они находятся в школе общего назначения, получают все то, что они могли получить в специальной школе. Здесь выбор территориальный, семейный и какой-то может быть еще, когда выбирают школу общего назначения. Это решают сами родители. Есть дети открытый - им будет там прекрасно, а есть дети закрытые. Есть дети, которым это подходит, есть дети, которым это не подходит. В школе общего назначения таких тоже достаточно детей.
Тамара Ляленкова: Хочу немножко про профессию спросить. С детьми более-менее понятно - это всегда очень избирательный путь. А то, что касается дефектологов. Может ли специалист работать с разными детьми? Потому что мы знаем, что даже в ту же школу могут прийти люди на колясках, ребята плохо слышащие, плохо видящие.
Ирина Соловьева: Мы можем со всеми работать и работаем. С нашими детьми должны работать профессионалы.
Татьяна Соловьева: Коррекционные школы, специальное образование, подготовленные школы могут взять любого ребенка и вывести его на тот уровень, который он как бы своим возможностям соответствовать может впоследствии. К сожалению, общеобразовательные школы должны сначала подготовить условия. Но в эти условия, естественно, входит подготовка педагога.
Тамара Ляленкова: Вопрос подготовки педагога или вопрос условия, я имею в виду каких-то физических?
Татьяна Соловьева: И то и другое. Одно без другого не совместимо.
Борис Белявский: Сейчас последнее десятилетие у нас почему-то в обществе витает такая идея, что надо всех детей с особенностями развития, детей с ограниченными возможностями здоровья поместить в общеобразовательную организацию. И там они будут развиваться наравне с сохранными детьми и от них получать эмоции, и развивать толерантность, и это выровняет их. Но слух нарушен, зрение нарушено, опорно-двигательный аппарат не такой. Я уже не говорю о детях с нарушениями интеллектуального развития. Если сохранны интеллект, да, я - за. И все специалисты говорят - может быть обучение в массовой школе. И нынешний ФГОС обучения детей с ограниченными возможностями здоровья, пока начального звена, начальной ступени, предполагает, что сохранный интеллект - это область инклюзии в массовой школе. Но если нарушен интеллект, никогда этот ребенок не возьмет тот материал, который ему предлагает учитель.
Особенность развития нашего общества и особенность мышления руководителей административных органов в субъекте, в муниципалитете - давайте, закроем специальную школу, образование в которой в 8-10 раз дороже, чем в массовой школе. Давайте, закроем, переведем ребенка в массовую школу. Мы сэкономим средства. Мы сэкономим на площадях. Эту школу или школу-интернат мы освободим. Ведь в школе-интернате проживание, обучение и коррекция развития - это полностью за государственный счет. Это 4-разовое питание. А если мы ликвидируем интернат, мы сэкономим деньги. Мы сэкономим обслуживающий персонал. Сегодня, к сожалению, и так на 180 детей приходится где-то 130-150 взрослых. Давайте, уберем 180 и посадим в массовую школу, а 150 освобождается. Значит, экономия. Но все время ссылка - на Западе это так. И не хотят дальше посмотреть. А если ребенок в условиях инклюзии, а страны Западной Европы, США обеспечат этого ребенка индивидуальной техникой. Тьютор один на один. Нам говорят, а тьютор один на шесть человек, на шесть – десять. А как? Это чисто индивидуальный подход.
Потом у нас сегодня говорят – программа "Доступная среда 2011-2015 год". Сейчас ее продлили постановлением правительства РФ - 2016-2020 год. На это выделяются федеральные средства. Теперь подключаются региональные средства на "Доступную среду". Но в субъекте опять считают – "Доступная среда". Что это такое – "Доступная среда"? Мы сделаем пандус и все.
Тамара Ляленкова: И то не всегда удобные пандусы для инвалидов.
Борис Белявский: Без учета особенностей. Делают из камня, а зимой этот камень покрывается льдом. Или металлический. Надо же обязательно покрытие специальное, чтобы не скользили колеса. И обязательно, чтобы пандус был с поручнями, где человек мог себя продвинуть.
Тамара Ляленкова: Смотрите, такая удивительная вещь, что не справились за достаточно приличный период с федеральным бюджетом, который был завязан.
Борис Белявский: За 5 лет!
Тамара Ляленкова: Не справились. Неужели можно себе представить, что регионы сейчас справятся теперь с этим сами, имея в виду тот дефицит, который возникает при отсутствии субсидий со стороны федерации? У вас все хорошо со "средой"?
Татьяна Соловьева: У нас тоже с 2011 года началась эта программа. А в этом году у нас выделили даже школам. Если до 2015 года выделяли только общеобразовательным школам на "Доступную среду", то в этом году выделили деньги и коррекционным школам. Факт тот, что действительно, как сказал Борис Викторович, пандус и все. А дальше, извините меня, ребенок-инвалид подъехал к двери, а дверь невозможно открыть. А дальше лестница пошла, площадка. А дальше куда ребенок? А дальше никуда. Нет дверной группы, куда он может заехать. У каждой своя дверная группа, она разная. А расположение у нас совершенно по-другому.
Сейчас мы вошли каким образом? Мы рассматриваем с такого подхода. Нашему учреждению, как коррекционному, были выделены достаточно большие деньги на "Доступную среду", т. е. есть "Безбарьерная среда", а есть "Доступная среда". Мы четко продумывали оттого, как заедет ребенок не просто к двери, а на территорию нашего образовательного учреждения. Вот он подъехал к нашему учреждению, поднялся по пандусу, зашел в дверную группу. И далее куда он пошел? Дальше пошла "Доступная среда". Здесь, на первом этаже, должен быть психолог, дефектолог, т. е. все те специалисты, которые могут обеспечить его доступность именно в обеспечении образовательного процесса, чтобы он не поехал на второй этаж. Допустим, он может подняться. Для этого тоже есть "Доступная среда", есть специальные подъемники и устройства, где может тут же колясочник, слепой, слабовидящий или глухой может подняться.
До декабря месяца мы осваиваем эту "Доступную среду". Все уже практически закуплено. И, я думаю, что в этом отношении в нашем Красноярском крае как бы складывается довольно-таки хорошая ситуация. Обеспечение идет. Как раз на съезде в ГД на секции было озвучено, что с этого года, т. е. программа была до 2011-2015 года, то сейчас с 2016 года по 2020 год программа продолжается. Программа будет выделена на все ведомственные учреждения. Получается, что сюда будут включены и дошкольное образование, и Минздрав, и соцзащита и всё, всё, всё. И будет реестр образовательных учреждений, которые будут обеспечиваться, именно попадут в эту федеральную программу "Доступная среда".
Тамара Ляленкова: Это внушает некие надежды, хотя регионы, наверное, сами будут решать, каким образом им это реализовывать. Я правильно понимаю? Или это федеральная программа?
Татьяна Соловьева: Из федерального бюджета, но понимание сейчас пришло хорошее.
Тамара Ляленкова: Одно время были такие проектные площадки, где отрабатывались какие-то интересные методики, технологии, связанные с той или иной группой или целиком. Потом, когда посчитали, что все уже сделано и это может как-то работать само собой, эти проекты ушли. На них не стали обращать внимания. Опыт этот не стал развиваться, а как-то растворился. В этом есть проблема сейчас?
Ирина Соловьева: Это не совсем так. В советское время это были опорные школы. Они работали очень серьезно.
Тамара Ляленкова: Опорные – специальные, коррекционные?
Ирина Соловьева: Опорные специальные школы. Они сопровождают "Доступную среду" – были площадки по распространению опыт, сбора этого опыта. Сейчас стажировочные площадки по переходу на ФГОС. Я бы хотела вот что сказать. Одна из таких площадок, о которой я хочу рассказать, это город Ульяновск, школа-интернат для не слышащих детей. Мы сейчас как-то затронули эту тему. Если в декабре прошлого года я посмотрела на то оборудование, которое есть в этой школе, с вопросом: "Как вы сумели его сохранить?" Они всегда были опорной школой в советские времена. То сейчас я могу сказать, что в каждом классе именно в этой школе хорошие архитектурные возможности. Все, что положено из специального оборудования для того, чтобы дети полноценно включались в образовательный процесс, а это электроакустическая аппаратура, она очень дорогостоящая, психологическая разгрузка, все нужные дорогостоящие приборы в этой школе есть. На самом деле, мы можем сказать, что есть положительная динамика. А поскольку это очень серьезный хороший коллектив, то они свои технологии, т. е. кадровые ресурс, технологический ресурс, переносят на хороший замечательный прибор. Это возможный вариант.
Есть, конечно, мы слышали о таких школах, мы о них знаем, где говорят о том, что у них с этим не очень хорошо, где один комплект оборудования и прочее. Но, на самом деле, ульяновская же школа становится ресурсным центром по переходу на стажировочные площадки, т. е. она всеми специальными школами, которые есть в Ульяновской области, она серьезно занимается, и передает все то, что они наработали с разными категориями детей. И это возможно – переход на новый ФГОС, потому что страна перейдет на новый ФГОС. Я переживаю, как женщина, вынашивающая беременность. 1 сентября настолько уже не за горами, это настолько быстро!
Тамара Ляленкова: Имеется в виду, что ФГОС те же для всех, или там есть 8-й коррекционный уровень или еще какой?
Ирина Соловьева: Я имею отношение к группе разработчиков. Поэтому могу сказать, что специальные ФГОС написаны для детей с ОВЗ для каждой категории отдельной четыре варианта. Первый вариант, когда ребенок может учиться в инклюзиве. Второй – специальный, когда он может получить две ступени основного образования, общего образования. Начальная школа – а стандарт только начального образования. В средних и старших классах он будет учиться по программе, приближенной к массовой школе. И будет сдавать итоговую аттестацию, а, в принципе, в будущем ЕГЭ. И есть стандарты для детей с умственной отсталостью, т. е. это тоже вариант. Третий и четвертый варианты стандарта написаны группой докторов педагогических наук. Эти стандарты понимают, что основной приоритет будет жизненной компетенции. Вот эта социальная часть, т. е. социализация, будет основной. Тем не менее, там все равно есть серьезный академический блок, где ребята должны получить приблизительно две трети того образования, которое, в принципе, получали, например, для глухих детей в ЗПР, поскольку это моя тема, поэтому я могу об этом говорить.
Я хочу сказать, что для этого есть одна большая очень серьезная вещь. У нас нет учебников для этих категорий. У нас "круглый стол" был по учебникам. Это очень серьезная вещь. У нас есть образовательные коррекционные учреждения, которые накопили очень хороший опыт. Их опыт позволяет им издавать самим свои произведения. Есть такие. Во Владимирской области, в Курской области есть учебники. Они могли бы проходить опытную оценку. После этого мы могли бы говорить относительно того, чтобы этот опыт распространять. Есть большая проблема издательства. Это дорогостоящий процесс. Мы как раз об этом услышали. Я не буду давать оценку какой проект какого учебника лучше. Тем не менее, могу реально сказать, что это проблема. Потому что ребенок должен сидеть с той книгой, которая ему доступна.
Тамара Ляленкова: Татьяна, вы по каким учебникам учите? У вас есть свои какие-то? Или вы как-то адаптируете те, которые для общеобразовательной школы?
Татьяна Соловьева: Мы работаем по программе все-таки Воронковой Валентины Васильевны.
Тамара Ляленкова: Надо объяснить, что это за программа. Не все это понимают.
Борис Белявский: Если взять программу обучения умственно отсталых детей… Или как сегодня Бунимович говорит – это ругательство. Мы никуда не денемся – это диагноз. Умственная отсталость – это состояние. Это не заболевание, не болезнь. Так вот 70% детей среди всех детей с ограниченными возможностями здоровья – это умственно отсталые дети. И в свое время, это было еще в 1992 году, когда замминистра Мария Николаевна Лазутова сказала – самая большая категория детей. Поэтому дадим возможность выбора. Вопрос вариантивности обучении. И были выбраны две программы, авторы которых руководители Ирина Магомедовна Бгажнокова и Валентина Васильевна Воронкова. Но особого там выбора и нет, потому что учебники по математике – одни и те же авторы Перова и Экк. Учебники по русскому языку – Воронкова и Бгажнокова. Но вот предметы, как некоторые говорят – второстепенные, как изобразительная деятельность, лечебно-физическая культура, ритмика, физкультура и т. д., здесь вариантивность. У Ирины Магомедовны - занимательный ручной труд, у Валентины Васильевны – ручной труд. Небольшие отличия, но они есть в подходе.
И было решено тогда принять две программы. Есть две программы. И они до сих пор действуют, хотя количество специальных школ в России за эти 20 лет значительно изменилось. Если в 1992 году у нас было 1447 специальных школ для умственно отсталых, то сегодня их осталось 1220 школ. Сокращение произошло. Но смысл-то остался один. И сейчас вариантивность заложена и в образовательном стандарте для умственно отсталых детей (с нарушением интеллекта). Здесь все равно мы видим, что программа нацелена на развитие ребенка. И здесь больше внимания уже уделяется детям не с легкой умственной отсталостью, а дети с умеренной умственной отсталостью, дети с тяжелой умственной отсталостью. Потому что Татьяна Викторовна уже сказала, что состав ее школ резко поменялся. Легкая умственная отсталость сегодня в период, когда идет инклюзия, эти дети оказались в массовой школе. Они в массовой школе учатся так же, как дети с задержкой психического развития. А вот наши школы 8-го вида сейчас взяли контингент детей, ранее находящихся в детских домах-интернатах. И, надо сказать, до 1992 года эта категория детей считалась необучаемой. И только в 1992 году Закон об образовании сказал, что нет необучаемых детей.
Тамара Ляленкова: Тут еще качество преподавания того или иного, вообще, отношение, кто попадал в эти интернаты. Это тоже вопрос. Потому что очень часто дети попадали в маленьком возрасте. Им ставили диагноз, хотя это была какая-то запущенность.
Борис Белявский: Задержка, педагогическая запущенность.
Тамара Ляленкова: Да, и это не было никаким заболеванием или откровенной отсталостью. Поэтому, наверное, это такой правильный процесс.
Ольга, очень часто говорят, что для детей со сложностями развития важно какое-то творчество, какие-то вещи, связанные с искусством. И это их вписывает и в социум, помогает им как-то общаться, и в то же время какие-то образовательные навыки дает. Вы теперь этим занимаетесь, я так понимаю. Все-таки вы в большей степени, наверное, имеете отношение к искусству и культуре.
Ольга Филистович: В этом году темой кафедры педагогики и социально-культурной деятельности республики Беларусь заявлена реабилитация личности средствами искусства. В рамках данной тематики в этом году была открыта музыкальная студия дефектолого-логопедической помощи, как экспериментальная площадка, в Центре художественного творчества детей и молодежи. Открыта такая же площадка в Центре социального обеспечения населения одного из районов города Минска.
Что хочется отметить? В данном направлении идет интенсивная работа – практическая и теоретическая – подготовки кадров для работы с подобного рода контингента детей. Разрабатываются программы, готовятся специалисты, что не маловажно. Мое мнение об инклюзии – это, конечно, участь государства богатого. Потому что то, что мы слышали сегодня, говорит о том, что личностно-ориентированный подход может быть реализован далеко не в инклюзивных классах. Даже такая сфера как искусство требует индивидуального подхода. Мы, конечно, работаем сегодня над разработкой программ, можно сказать, инклюзии в сфере искусства. Действительно, это очень востребовано, потому что дети зачастую с надомным обучением ограничены общением. Искусство – это язык, как было заявлено в одной из секций, который позволяет общаться и объединяться детям здоровым, детям больным, позволяет социализироваться, позволяет выходить за рамки своих ограничений.
Тамара Ляленкова: Но это требует присутствия взрослого человека, который будет заниматься – какие-то помещения, средства.
Ольга Филистович: Это требует подготовки специалистов. Помещения. Предоставили возможность Центру художественного творчества, Центру социального обеспечения. С помещениями нет никаких проблем. Проблема только в подготовке должных специалистов. Потому что обычный музыкант, не зная особенностей данной категории детей, естественно, заниматься этим не сможет. Поэтому в планах нашей кафедры в дальнейшем – это подготовка таких специалистов. Пока это планы. На сегодняшний день – это экспериментальная площадка, это инклюзия в сфере искусства, это реабилитация. Это актуальная тема сегодня нас и нашей республики. И мы поддерживаем ее и считаем, что это очень важно.
Лично мое мнение, инклюзия в сфере образования – я не знаю. У меня неоднозначное, конечно, мнение по этому поводу.
Тамара Ляленкова: А есть такая история в Белоруссии – инклюзивное образовании?
Ольга Филистович: Конечно. Инклюзивное образование точно также в республике внедряется так же, как в России. И стоит большой вопрос о подготовке специалистов. Потому что для внедрения подобной программы инклюзивной нужно, чтобы преподавателем начальных классов был логопедом-дефектологом. И это одно из важнейших условий. А иначе специалисты не готовы к принятию таких детей, во-первых. А другая сторона – сами дети не готовы к принятию таких детей. Общество, в которое придет ребенок, не готово. И никто не думает о том, как его подготовить к этому.
Тамара Ляленкова: Притом, что говорят, что все больше и больше детей как раз с проблемами речевыми. Из многих детских садов уже убрали логопедов. Это как-то решается, Борис Викторович? Что сейчас происходит? Какие-то, может быть, болевые точки давайте обозначим.
Борис Белявский: Болевые точки – да. Возьмем нашу столицу. Сегодня с принятием ФГОС дошкольного образования ликвидирована как система дошкольные образовательные учреждения компенсирующего вида или комбинированного вида. Они все стали одинаковыми – дошкольная образовательная организация. И это подтолкнуло руководителей муниципалитетов, регионального уровня оптимизировать образовательный процесс, закрыть ставки логопедов, психологов, дефектологов.
Я могу сказать, что в 2012 году в РФ 474 тыс. детей с ограниченными возможностями здоровья обучались и воспитывались в специализированных детских садах компенсирующего вида или комбинированного вида. На сегодняшний момент с 2013 года введен стандарт дошкольного образования, и мы имеем порядка на 150 тыс. меньше. Они просто даже не попали в статистику, что это дети с нарушениями речи, слуха, зрения. Их объединили в массовые школы. Причем особо опасно, что это Москва стала делать первая. Они стали включать дошкольные учреждения компенсирующего вида в огромные комплексы, где о коррекции не говорят. Это гимназия, это школа, это детский сад. Оптимизация привела к тому, что в первую очередь ликвидировали должности заведующих детскими садами. Они только завотделением. А это повлекло за собой ликвидацию методиста, который обязан был вести коррекционную работу, и закрытие ставок логопедов. Психологов ликвидировали, дефектологов ликвидировали.
Почему говорю опасно, что это стала делать Москва? Москва всегда была образцом образования. На Москву обращают внимание. Когда мы готовили съезд нынешний и говорили, что, Москва, давайте покажет выездные секции и "круглые столы" проведем на базе московских образовательных организаций, и наш руководитель Александр Григорьевич Асмолов сказал – ни в коем случае не Москва. Извините, дурной пример заразителен. Не надо показывать то, что плохо. Не надо показывать ту оптимизацию, которая сегодня происходит в Москве. Регионы должны сохранить то, что есть – традиционный подход к обучению и воспитанию детей с ограниченными возможностями здоровья.
Мне очень импонирует как раз переход на инклюзивную форму обучения в республике Беларусь. Ведь в Минске в каждом микрорайоне определены базовые школы, которые стали ресурсными для обучения детей с ограниченными возможностями здоровья той или иной нозологии. Там есть школы и дошкольные учреждения, где есть специализация – дети с нарушениями зрения, а здесь дети с нарушениями слуха, здесь с нарушением опорно-двигательного аппарата.
Тамара Ляленкова: И это все в рамках одного района?
Борис Белявский: Это в рамках одного района. Есть узкая специализация.
Тамара Ляленкова: В рамках одного района.
Борис Белявский: Да, в рамках одного района.
Тамара Ляленкова: Это очень важно – шаговая доступность.
Борис Белявский: Здесь есть специалисты по сурдопедагогики. Здесь тифлопедагоги, здесь олигофренопедагоги. Даже специалисты дефектологи, получившие специальное образование, не знают тонкостей. А как эти тонкости познает учитель вообще, не знакомый с особенностями психологии ребенка, с основами обучения, например, учитель географии, учитель математики. Он не способен сегодня познать нашего особого ребенка. Особый ребенок в обществе – здесь нужны особые подходы к его продвижению в будущее.
Еще раз повторю – импонирует модель Белоруссии. Настолько там грамотно Коноплева, будучи начальником Управления Министерства образования… Они построили такую систему, которая должная быть образцом. Мы почему-то не хотим учиться у нашего союзного государства.
Тамара Ляленкова: Думаю, что не случайно в вашем университете возникла эта тема.
Ольга Филистович: Например, у меня есть группа в рамках студии дефектолого-логопедической помощи детей с нарушениями опорно-двигательного аппарата. Я не просто набирала эту группу. Это был сформированный класс на базе построившейся красивой 56-й школы, Каменогорский район. Школа была построена с учетом особенностей этих детей. Там есть пандусы, там подъезды, там специальный класс, открытый именно для таких детей. Их 6 человек. Там работают специалисты практически с каждым. Мы общаемся с этими специалистами, с дефектологом, с классным руководителем. Для этого класса мы создали в музыкально-творческой студии отдельную группу. Я специально занимаюсь только с этими детьми, потому что я понимаю, что если в эту группу придут дети с синдромом Дауна или с аутизмом, которые хотят двигаться, этим детям это не свойственно. Поэтому программы и деятельность и досуговая и образовательная она специализирована для детей этого класса. Такие классы открываются. Я хочу этим гордиться. Потому что это действительно высокий уровень. Это личностно ориентированное отношение к особенным детям.
Тамара Ляленкова: Татьяна, в вашей школе достаточное количество взрослых? Там этот баланс действительно практически один к одному должен соблюдаться? Или вы как-то иначе технологически с этим разбираетесь? У вас все-таки история достаточно длинная в школе.
Татьяна Соловьева: У нас на данный момент 166 ребятишек и 46 педагогов специалистов. Достаточно.
Тамара Ляленкова: Это не интернат?
Татьяна Соловьева: У нас именно интернат.
Тамара Ляленкова: И это педагоги?
Татьяна Соловьева: Да.
Тамара Ляленкова: И еще плюс обслуживающий персонал?
Татьяна Соловьева: Обслуживающий персонал – где-то 30 человек.
Борис Белявский: Получается на 166 – около 80 взрослых.
Тамара Ляленкова: Один к двум получается.
Татьяна Соловьева: Да.
Тамара Ляленкова: Это оптимально, это нормально? Или вы хотели бы еще?
Борис Белявский: Для этой категории детей – это оптимально.
Татьяна Соловьева: Это нормально, да.
Борис Белявский: А дети с нарушением опорно-двигательного аппарата там идет почти один к одному.
Татьяна Соловьева: Да, несмотря на то, что у нас в школе умственно отсталые, но у нас еще умственно отсталые, которые слабослышащие, слабовидящие, ДЦП, умеренные и тяжелые дети, которым нужна индивидуальная помощь, и тьюторы, и помощники. У нас такая категория достаточно разнообразная, но коллектива из педагогических кадров нормально.
Тамара Ляленкова: Но если сохранять такое соотношение педагогов, тьюторов и детей и перенести это в обычную школу, но опорную, т. е. где отдельные категории собираются, это возможно или нет?
Ирина Соловьева: Я думаю – да. Я начала рассказывать, в рамках проекта "Дети Арктики", например, в той же Якутии есть такой феномен – это кочевая школа, где к каждому ребенку индивидуальный подход. И есть в других местах более прогрессивный подход, который мне как дефектологу казался очень странным, - дистанционное обучение логопеда. Я говорю: "А как это возможно?" Потом, когда я переговорила с человеком, послушала, - тогда бы этот ребенок ничего вообще не получит. Есть очень серьезный положительный опыт некоторых регионов в этом отношении.
А что касается школы 1-го – 2-го вида, поскольку у меня есть опыта школы глухих 12-летний, то здесь будет статистика такая – на 330 детей 190 сотрудников без технического персонала. Как говорил мой инспектор – давай, раздадим их по домам. На каждого педагога два ребенка и не будет прецедента. Потому что нужно дать индивидуальное коррекционное занятие по слуху и речи. Нужно дать общеобразовательные предметы, воспитательную работу провести (школа – это интернатное учреждение) и дополнительное образование, т. е. программы секций, кружков, клубов, которые ведутся обычно в каждой школе. Это несколько учебных планов. Это затратная работа. И все это еще было в рамках оздоровительного образовательного учреждения, где была очень сильная медицинская база санаторная. И в некоторых школах есть продолжение. В такой школе № 1 города Энгельск для детей глухих эту базу сейчас на региональном уровне сумели воплотить. У них очень серьезная реорганизация школы. Это школа, которая сама себя сделала очень серьезным образовательным комплексом. Там очень сильное дошкольное учреждение, очень серьезная школа. И они очень замечательно работают по успешной социализации детей. Там прекрасный проект "Дети и родители".
Самое главное – особый ребенок должен быть принят своей семьей. Это самое главная проблема. Гражданское общество состоит из первого главного института – это семья. И в этом у нас есть большие проблемы. Мы разным образом решаем эту проблему, но в первую очередь папа с мамой, дедушка с бабушкой, братья и сестры должны принять своего ребенка. С не слышащим человеком выступает главная проблема – социализация через определенные способы передачи информации. В этом случае мы перейдем на жестовую речь. Эту речь нужно выучить. И я вам приведу пример. Многие не слышащие люди поднимают этот вопрос с той целью, что нужно, чтобы было преподавание на жестовом языке. Здесь какая проблема? Мы открыли в 1998 году такую программу дополнительного образования для детей и для семей на 330 детей. В этот кружок стали ходить 6 семей. Вы представляете какая статистика?! Семьи еще не нашли себя в этом.
И одна очень интересная любопытная ситуация. Не так мало людей, у которых не слышащие дети, потом не слышащие внуки. И вот папа одной из такой девочек сказал своим родителям: "Когда я был маленький, вы меня били по рукам, чтобы я не говорил руками. А для Даши вы, пожалуйста, готовы учить!" Но мы для Даши не только учили, мы перешли и на более высокие вещи – на зримые песни. Давай, ко Дню Победы дедушке с бабушкой подготовим ту песню, которую они любят? Почему наши дедушка с бабушкой пришли учить жесты? Потому что они увидели возможности общения, новые возможности социальной жизни. Но мы еще должны были дойти до анекдота. Потому что наши дети хотят знать все, чем живет семья, в т. ч. и маленькие рассказы, в т. ч. и придания, в т. ч. как жила семья все эти годы. В этом пропасть.
Тамара Ляленкова: Вопрос ведь не только в желании семьи, но и в том ресурсе, который у нее должен быть – время, помощь какая-то.
Ирина Соловьева: Гражданское общество должно подумать, как это сделать. Где у нас программы телевизионные, которые показывают те семьи, которые с этим справляются? Антон тут рядом не только в Санкт-Петербурге, он живет в каждом подъезде. Разные варианты людей с ограниченными возможностями. Мы должны понимать, что они должны в любой момент к нам постучаться за спичками, и они это делают. И мы должны сформировать к ним определенное отношение. Инклюзия – это когда они входят в нашу жизнь не только в образовании, а на всех ступенях нашей жизни. Есть люди, которые, на самом деле, скажут незрячему: "Давайте, я вам помогу". У меня был в жизни интересный случай, когда я ждала незрячего начальника, чтобы ее проводить. А молодой человек ее вел под руку и сказал: "Ирина Николаевна, можно доверять этой женщине? Она говорит, что она с вами работает. Я могу перестать вас сопровождать и ее отдать?" Я говорю: "А вы знакомы?" Она говорит: "Нет". Он просто ее при выходе из метро взял под белые руки и повел.
Тамара Ляленкова: Это важный такой момент – отношение общества, готовность поддержать, как форма вежливости даже должно быть.
Ирина Соловьева: Это идея толерантности, конечно.
Тамара Ляленкова: Что из такого важного, что выяснилось на съезде, может быть, провального или какого-то перспективного, что стало понятно, когда приехали практически 1800 человек? Какая-то важная тенденция вдруг проявилась? Или что-то пропало?
Борис Белявский: Я начал говорить о том, что основной идеей съезда, что подтолкнуло к проведению съезда – это тревога за будущее коррекционной педагогики. Это тревога за то, что огульно всех детей, нуждающихся в специальных условиях обучения, переведут в массовую школу, где они не получат. Должно быть право выбора у родителей. Об этом говорит и закон об образовании, и Конституция РФ, что все дети обучаемы. И они должны получать это образование в адекватных для них формах. Здесь мы боялись, потому что действительно последние годы, особенно со стороны родительской общественности, появилась агрессия. Специальные школы не нужны, должны быть только условия в общеобразовательной школе. Съезд поставил все точки над i. Мы увидели, что Министерство образования и науки РФ готово сохранять и развивать систему специального образования, о чем на заключительном пленарном заседании сказал заместитель министра образования России Коганов Вениамин Шаевич.
Надо очень осторожно подходить к процессу инклюзии. Не надо сегодня торопиться с этим процессом. Да, за инклюзией будущее, но надо очень осторожно относиться к тому, чтобы там обучались дети с нарушением слуха, зрения, опорно-двигательного аппарата, имеющие хороший интеллект, сохранный интеллект. Дети, имеющие нарушения интеллекта не должны учиться в массовой школе. Мы услышали это, но закон в то же время прописывает, что родители имеют право выбора. И родитель не желает, чтобы его умственно отсталый ребенок учился в специальной школе, а он хочет, чтобы он посещал школу рядом с домом, а не куда-то ехать. Так вот, одна из секций была посвящена работе с родителями. Основа все-таки – это семья. И именно семья, именно родители определяют будущее своего ребенка. Наше общество сегодня должно провести огромнейшую работу в плане того, чтобы показать – а где вашему ребенку будет лучше. Мы сегодня имеем такие примеры, в частности и в Москве, когда в 8-м классе, в 9-м классе, когда ребята должны выходить на заключительную итоговую аттестацию, а он не освоил программу. Потому что у него легкая умственная отсталость. И он был в массовой школе.
Тамара Ляленкова: А родители к этому тоже по-своему не готовы. Я надеюсь, что отчасти наша программа сегодня послужит таким разъяснением к тому, как особые дети могут находиться в обществе, в т. ч. в образовательном пространстве как специальном, так и массовом.
