В Голосеевском районном суде Киева прошло первое заседание по существу дела Евгения Ерофеева и Александра Александрова, которых Военная прокуратура Украины обвиняет сразу по нескольким статям Уголовного кодекса, в том числе в ведении агрессивной войны и в терроризме. Обвинение настаивает на признании Ерофеева и Александрова военнослужащими Главного разведывательного управления Генштаба Вооруженных сил РФ, тогда как в российском Министерстве обороны заявляют, что оба были уволены задолго до задержания. Версию Военной прокуратуры Украины Александров и Ерофеев подтвердили во время досудебного следствия, однако впоследствии изменили показания.

Обвинение на процессе над россиянами Евгением Ерофеевым и Александром Александровым представляет начальник Управления по расследованию преступлений против основ национальной безопасности Украины, мира, безопасности человечества и международного правопорядка Главной военной прокуратуры Юрий Рудь, а защиту – Оксана Соколовская, адвокат Евгения Ерофеева. В интервью корреспонденту Радио Свобода обе стороны рассказали о том, с чем они подошли к началу громкого судебного процесса.

Юрий Рудь, начальник управления Главной военной прокуратуры Украины:

– Александров и Ерофеев – не первые участники боевых действий на востоке Украины, о которых утверждается, что они являются военнослужащими российской армии, и которые попали в плен. Почему именно их дело дошло до суда и почему именно сейчас?

– Военная прокуратура в сентябре этого года закончила расследование по уголовному делу Александрова и Ерофеева, обвинительный акт передан в суд для рассмотрения по существу. Почему именно сейчас? Как только в суд был передан акт, началась процедура определения подсудности, которая Высшим специализированным судом Украины по рассмотрению гражданских и уголовных дел была определена за Голосеевским районным судом города Киева. А суд установил время проведения заседаний.

– Я не совсем об этом. Были же еще российские военнослужащие, попавшие в плен. Их дела не доводили до суда, все решалось на уровне обмена пленными.

– Это не совсем так. Есть, например, еще одно дело по обвинению майора вооруженных сил России Старкова, который был привлечен к уголовной ответственности. В сентябре его дело было передано в суд, и 25 сентября приговором Дзержинского городского суда Донецкой области Старков вместе с соучастником, гражданином Украины, были признаны виновными в ряде преступлений и приговорены к наказанию: Старков – к 14 годам лишения свободы с конфискацией имущества, соучастник – к 10 годам. Приговор уже вступил в законную силу. Он есть в открытом доступе, его можно увидеть в Едином государственном реестре судебных решений. Если граждане России думают, что у нас нет доказательств участия российских военных в вооруженном конфликте на востоке Украины, они ошибаются. И дело Старкова – тому пример.

– Он отбывает наказание на территории Украины?

– Вопрос отбывания наказаний не в компетенции моего ведомства, я лишь могу сказать, что приговор вступил в силу 25 октября, ровно через месяц. Обстоятельства преступления были установлены судом и указаны в приговоре. Это действующий военнослужащий Российской Федерации, который по указанию командира своего подразделения прибыл на территорию Украины. Это начальник ракетно-артиллерийского отдела (РАО) одной из воинских частей. Он был задержан с одним из подельников на грузовике, который перевозил больше 100 тысяч боеприпасов.

– То есть вы хотите сказать, что до суда доводятся все дела, по которым есть достаточная доказательная база? Сейчас рассматривается второе такое дело.

– Что касается Александрова и Ерофеева, то сторона обвинения, которую я представляю, считает, что собрано достаточно доказательств, которые в полном объеме подтверждают предъявленные им обвинения в совершении тяжких и особо тяжких преступлений, одно из которых предусматривает пожизненное лишение свободы. Это террористический акт, повлекший смерть человека. В связи с достаточностью доказательств дело было передано в суд. Что касается других военнослужащих, то десять военнослужащих Российской Федерации, которые были задержаны в августе 2014 года, объявлены в розыск. Наше управление получило производство, когда они уже были объявлены в розыск. Вопросы обмена пленными выходит за пределы полномочий прокуратуры.

– Есть мнение, что дело Александрова и Ерофеева – это ответ на уголовные дела по гражданам Украины, которые сейчас идут в России. Я имею в виду дело Сенцова и Кольченко, дело Савченко. Что вы на это скажете?

– Это субъективное суждение конкретных людей. У нас есть факт совершения Александровым и Ерофеевым, по нашему мнению, преступления. Они обоснованно подозревались, а теперь обвиняются. В случае если суд признает переданные стороной обвинения доказательства достаточными, будет установлен каждый факт совершения преступления. Мы уверены, что суд постановит законный и справедливый приговор. Кроме того, хочу отметить, что каждый факт совершенного преступления в ходе ведения Российской Федерацией агрессивной войны против Украины вносится в Единый реестр досудебных расследований и получает надлежащую правовую оценку.

– Все ли статьи обвинения, предъявленные Ерофееву и Александрову, по вашему мнению, обоснованы одинаковым количеством доказательств? Все ли они жизнеспособны и будут доведены до приговора?

– Обвинения Александрову и Ерофееву, по нашему мнению, были предъявлены обоснованно. Прокурор, на основании досудебного расследования, оценил совокупность доказательств и пришел к выводу, что их достаточно для составления обвинительного акта и направления его в суд. Сторона обвинения уверена, что собранных доказательств достаточно для обвинения именно в том объеме, которое предъявлено. Но пока я не могу говорить о каких-то конкретных фактах как об установленных судом, потому что прошло только подготовительное заседание и первое заседание, которое лишь определило порядок исследования доказательств. Сами доказательства еще не представлены обвинением. Их оценку, определение их полноты должен будет сделать не я, а суд. Представить их, кстати, может не только сторона обвинения, но и защиты. Со своей стороны обвинение сделает все, чтобы суд был объективным, всесторонним, чтобы были исследованы все доказательства. Сделает все, чтобы права обвиняемых во время досудебного расследования были соблюдены полностью, созданы все условия для защиты. Но сторона обвинения при этом считает, что доказательств достаточно.

– С самого начала этого дела произошли серьезные перемены: показания самих обвиняемых были изменены и линия защиты стала совершенно другой. Как можно это объяснить, учитывая, что никто из них не заявлял о давлении, а тем более пытках?

– Информация о том, что Ерофеев и Александров изменили показания, не является достоверной. Допрос обвиняемых в суде пока не проводился. Было лишь проведено определение их личности, зачитан прокурором обвинительный акт и установлен порядок исследования доказательств. То есть они показаний в суде не давали. Во время досудебного расследования Александров и Ерофеев показания существенным образом не меняли. Их право – дать показания в суде. Если будут изменения в показаниях, сторона обвинения имеет право ставить вопрос о причине таких изменений. Но я считаю, что даже при изменении их показаний есть достаточно доказательств обоснованности их обвинения. Это обвинение никоим образом не строится только на их показаниях, в его основе – собранные доказательства.

– Очевидно, что они скажут, что они никакие не российские военнослужащие, а сотрудники милиции самопровозглашенной Луганской народной республики. Когда это случится, будет ли сторона обвинения настаивать на выяснении причин изменения показаний?

– Вся процедура происходит в рамках судебного процесса, в котором принимают участие несколько сторон, поэтому я не могу предполагать, что прокурор сделает при заявлении какого-то доказательства, а одним из них являются показания. После того как будет проведен допрос, прокурор примет решение по поводу ходатайства об оглашении показаний, данных во время следствия, чтобы выяснить причину их изменения.

– Позиция обвинения – это официальная позиция Украины в этом деле? Нет никаких противоречий у обвинения с официальными лицами в руководстве государства?

– Прокурор – представитель гособвинения, является государственным служащим Генеральной прокуратуры Украины. Поэтому обвинение предъявляется от лица государства.

– Некоторые официальные лица уже отзывались об Александрове и Ерофееве таким тоном, будто суд уже вынес обвинительный приговор. Насколько это влияет на атмосферу, в которой проходит процесс?

– На следователей, прокуроров влияние посторонних должностных лиц, органов власти и других отсутствует. У нас открытый, гласный процесс. В зал заседания допущены СМИ, которые могут удостовериться, что процесс происходит с соблюдением всех прав, никакого давления ни на одну из сторон не оказывается, все свободны в реализации своих процессуальных полномочий.

– Как на процесс реагирует официальная Москва? Запросы, заявления?

– За реакцией органов власти Российской Федерации должно следить Министерство иностранных дел Украины и другие органы, но не мы.

– А следствие обращалось к ведомствам в Москве, например, за документами, подтверждающими или опровергающими то, что Александров и Ерофеев – военнослужащие РФ?

– Совершенно четко скажу, что по уголовному делу Александрова и Ерофеева было направлено в установленном порядке ходатайство об оказании правовой помощи компетентным органам Российской Федерации. Ответ до сих пор нами не получен. Более того, по другим уголовным делам, когда обвиняются военнослужащие (тот же Старков), просто граждане РФ, по всем делам без исключения направляется ходатайство об оказании правовой помощи. Ответы не поступают.

– Можно ли в таком случае сказать, что Москва самоустраняется от своих граждан, обоснованно или нет, но попавших в беду?

– Это не юридический вопрос, поэтому я на него отвечать не буду.

– А позиции защиты, публичным заявлениям адвокатов вы можете дать оценку?

– Оценку участникам процесса – защите или суду – я не имею права давать. Это будет неэтично и незаконно. Если сторона защиты, по нашему мнению, будет допускать в ходе судебного рассмотрения какие-либо нарушения, прокурор будет реагировать в установленном законом порядке.

– Адвокат Ерофеева Оксана Соколовская заявила мне, что есть угроза устранения ее от дела, если ее позиция не будет устраивать следствие и обвинение.

– Согласно законодательству, адвокат самостоятелен, органы следствия и прокурор не имеют никакого влияния на сторону защиты, не препятствуют ей. Такие факты мне не известны. Никаких заявлений или жалоб по этому поводу к стороне обвинения не поступало.

– Насколько вооруженный конфликт на востоке Украины с участием России повлиял на судебные дела, фигурантами которых выступают граждане РФ?

– Агрессия со стороны Российской Федерации началась в 2014 году. До этого, по понятным причинам, подобных процессов не было. В этом и есть ответ. Но я могу судить только по тем делам, которые расследуются Главной военной прокуратурой в контексте российской агрессии. То есть мы расследуем те преступления, которые совершаются в ходе агрессивной войны России в отношении Украины.

– Каково хотя бы примерное количество таких дел? Фигурантами являются десятки, или сотни, или тысячи российских граждан, принимавших участие в военных действиях на востоке?

– В случае совершения преступления гражданами Российской Федерации на территории Украины по каждому факту будет правовое реагирование, приняты все меры для привлечения лица к ответственности. Забегать вперед не буду, но каждый факт, каждое преступление, которое совершается в зоне АТО, мы документируем и фиксируем. Ни одно преступление не останется без внимания и не будет забыто. Мы сделаем все, чтобы виновные лица были привлечены к уголовной ответственности. Кроме Главной военной прокуратуры такие преступления расследуют органы прокуратуры, службы безопасности и внутренних дел. Если вы хотите получить цельную картину, нужны данные ото всех. Ответ с моей стороны будет не полным.

Оксана Соколовская, адвокат Евгения Ерофеева:

– После первого заседания по существу понятно, как будет вести себя обвинение. Линия защиты изменится вместе с изменением первоначальных показаний Ерофеева и Александрова?

– Линия защиты не изменилась, изменились только показания обвиняемых. Потому что я изначально настаивала на применении 63-й статьи Уголовно-процессуального кодекса – отказ от дачи показаний относительно себя, своих родственников. Ерофеев меня, к сожалению, не всегда слышал. Он периодически пользовался моими советами, периодически нет. У него были свои какие-то договоренности с органами судебного следствия. Но после несоблюдения договоренностей со стороны следствия он понял, что если не я, то будет он пожизненно в Украине находиться.

– Что за договоренности не соблюдены?

– Был обещан обмен (на украинцев, арестованных в России. – РС) до суда, но этого не произошло.

– А почему эти договоренности сорвались?

– Была дана команда довести дело до суда и показать, что они совершили те преступления, которые им инкриминируют.

– Они же не первые и не последние участники боевых действий на востоке Украины, которых называют российскими военнослужащими?

– Не первые и не последние, но других обменяли, а этих решили показать общественности, международному сообществу как доказательство того, что в Украине агрессивную войну развязали Ерофеев и Александров по приказу Герасимова. Вы же видели, какие мотивы фигурируют в обвинительном акте – "выслужиться перед руководством"? Это где же такие мотивы уголовного преступления можно найти? (Смеется). То есть они пошли убивать, чтобы выслужиться перед руководством. Ну смешно!

– Почему тогда именно сейчас понадобился этот суд и "террористы" Александров и Ерофеев?

– Я думаю, что обвинение в данном случае попробовало пойти по пути российской стороны, по примеру дела Сенцова и Кольченко, по примеру дела Савченко. В моем понимании эти дела однозначно связаны между собой, хотя если смотреть с точки зрения права и доказательств, с учетом службы Ерофеева и Александрова в рядах милиции Луганской народной республики, очевидно, усматривается возможность обмена на пленных, которые находятся на территории ЛНР, Луганской области, ну то есть на неподконтрольной территории. Но обвинение клонит к тому, что если будут менять, то только на Савченко. Я не владею большей информацией по обмену, это не входит в мою компетенцию. Это больше политическая воля обеих сторон.

– Адвокаты Надежды Савченко сразу заявили, что они будут работать не на уменьшение срока. То есть они считают, что важнее сосредоточиться на послесудебном давлении на Россию, чтобы заставить обменять Савченко. Но только после принятия судебного решения.

– Обмен как таковой ничем не урегулирован. Это политическое решение. Даже по Женевской конвенции лицо, задержанное как военнопленный, подлежит репатриации и передаче государству-покровителю. В данном случае государства ЛНР как такового нет, но так как они российские граждане, государством-покровителем можно спокойно считать именно Российскую Федерацию. У нас не действуют нормы международного права, ратифицированные Украиной, применяется то законодательство, которое удобно и выгодно следствию.

– Вы и в этом усматриваете параллели с российскими судами?

– Да, но только российские суды не обвиняют Украину в ведении агрессивной войны против Российской Федерации. Конкретных лиц обвиняют в террористических актах. Поймите, даже с точки зрения права, не вдаваясь в доказательства, которые мы будем исследовать в суде, где что-то примут, что-то нет, проверят на достоверность, доступность, для наличия агрессивной войны нужно как минимум ее ведение. Совет Безопасности ООН должен принять соответствующее решение. И подобное обвинение применимо к высоким должностным лицам армии.

– То есть к тем, кто отдает приказы?

– Конечно. Александров вообще санитар. Обвинительный акт написан не понятно как. Удивительно, что его не обвинили еще в убийстве Кеннеди, вполне логично было бы. У нас система судопроизводства сейчас, да и досудебного следствия, по принципу государства Сомали. Она полностью отсутствует. Происходит политический заказ в судах, везде. Несмотря на открытый процесс, судья спокойно отказывает защите и считает это нормальным.

– Если первоначальные показания были даны Ерофеевым и Александровым в рамках договоренностей, что дело не будет доведено до суда, странно, что первоначальные показания как раз для такого суда и подходят. В отличие от тех, которые, видимо, прозвучат в суде. Могло так быть, что суд предполагалось провести с самого начала?

– Я думаю, что нет. Не было желания доводить до суда, но потом уже переиграли, передали в военную прокуратуру и решили провести показательный процесс. Таких ситуаций было много, и обменов было произведено тоже много, в том числе тех, кого содержали уже под стражей. Но это дело почему-то решили придать огласке по непонятным причинам.

– Обмен мог быть произведен, только если они признают себя участниками милиции самопровозглашенной ЛНР?

– Не только.

– Если они признаются, что являются военнослужащими российской армии, есть юридическое обоснование для обмена?

– Юридически вообще нет никаких норм, регулирующих процесс обмена. Он не предусмотрен ни одним актом, ни Украины, ни России, ни международным. Это просто обмен, который существует в рамках Минских договоренностей, которые, между прочим, никем не ратифицированы.

– Это обмен, который происходит постоянно на линии соприкосновения.

– Да. Видимо, Украина еще не брала в плен лиц с такой должностью, как у Ерофеева. Все-таки у него Новосибирское высшее военное училище. Видимо, на его примере решили показать, что есть на территории, неподконтрольной Украине, и такие лица.

– Вы защищаете людей, отношение к которым у большинства украинского общества отрицательное. Я наблюдал, с какой ненавистью относятся в маленьком ростовском Донецке к Савченко и как это отношение переносится на ее защитников. Не боитесь, что вас это же ожидает?

– Я регулярно получаю различные сообщения, смс, комментарии, даже на моем официальном сайте. Я устала просить айтишников их удалить. Получаю различные гадости, никто не пишет, что я молодец, что защищаю ГРУшников. Это та же информационная война. Украина сказала, что они представляют ГРУ РФ – и все, это шаблон. Люди смотрят телевизор и думают: "Вот сволочь, как она может защищать их!" А на самом деле, относительно убийства Пугачева: да нет ни одного доказательства, что мой подзащитный в него стрелял. И Женя (Ерофеев. – Прим. авт.) действительно находился на таком расстоянии, что даже если стрелял, он бы в него не попал – там кусты были, "зеленка" эта, что, кстати, видно на видео. Но людям сказали, что они террористы, приехали в Украину. Притом что их взяли на неподконтрольной Украине территории. ВСУшники перешли линию разграничения, а не наоборот.

– Юридически это территория Украины.

– Какая разница? А зачем тогда подписывали какие-то Минские протоколы, собирали трехсторонние группы, к чему это все было? Зачем создавали этот центр по фиксированию нарушения режима огня с участием ОБСЕ? Поймите, как на территории Украины, так и на территории Российской Федерации происходит негатив, давление, распространяется перевернутая, абсолютно недостоверная информация. Причем как в российских СМИ я это слышала неоднократно об Украине, так и в самой Украине. Я не знаю, почему братские народы решили делать гадости, я не понимаю. Ерофеев – такой же человек, как и мы с вами. Лицо считается не виноватым, пока его вину не подтвердит приговор суда, вступивший в законную силу. На данный момент его уже обвинили в совершении преступлений все должностные лица страны: Луценко, Матиас, президент, по-моему, даже сказал, что Ерофеев террорист и это уголовное дело – "дело чести". У него все "дела чести". Я параллельно, несмотря на то что участвую в деле Ерофеева, защищаю АТОшников, я болею их делами гораздо, может, больше, чем Ерофеевым. Мне их реально жальче. Я прекрасно знаю, как из-за обнаружения моим подзащитным контрабанды, которая перемещается спецслужбами Украины, АТОшник, доброволец сидит восемь месяцев в тюрьме. Гордеев Денис – сам адвокат, кстати. Я веду дело Ерофеева не потому, что так люблю Россию или являюсь каким-то агентом, а потому что считаю, что любой человек имеет право на защиту. Это первое. А во-вторых, потому что, прежде чем кого-то обвинять, нужно доказать. Точно так же завтра по мне соберут какие-то материалы, потому что я интересна военной прокуратуре. Чтобы отстранить меня от дела, нужно какое-то уголовное дело возбудить по мне.

– Вы предполагаете, что такое возможно?

– Конечно. Сейчас у украинских спецслужб и некоторых лиц в руководстве страны, не буду озвучивать фамилии, вообще никакого "стопа" нет. Убирают всех неугодных. "Торнадо", айдаровцы, свободовцы – все враги. Они реально стояли на Майдане, благодаря им Украина имеет хоть какие-то признаки суверенитета, территориальной целостности, а теперь их всех под нож, потому что они стали неинтересны власти.

– Как это дело к вам вообще попало?

– Я являюсь адвокатом, у которого заключен контракт с Центром бесплатной правовой помощи при Минюсте Украины. Там происходит отбор, это не такие бесплатные адвокаты, как у вас в Российской Федерации. Мало быть адвокатом, нужно сдать экзамены, заключить контракт – это целая процедура. И я приехала на задержание к Ерофееву, пообщалась с ним.

– То есть это случайность, что вы появились в деле?

– Абсолютная. Я вообще избирательна в делах, я не берусь за реальных убийц, которые убивают за деньги. У меня есть свои критерии морали. Но пообщавшись с ним, я поняла: в такой ситуации может оказаться каждый. Не буду глубоко копать, но все связано с политикой. Просто два государства не могут между собой найти точки соприкосновения и помириться, а пацаны с обеих сторон страдают.

– Но при этом вооруженный конфликт есть, кровь льется, и нельзя игнорировать тот факт, что Ерофеев и Александров в этом конфликте участие принимали. Это и общество не может игнорировать, и судебная система не должна.

– Игнорировать это ни в коем случае нельзя, но по информации, которой владею я (а у меня есть доказательства, которые я получала очень сложным путем), есть лица, которые отвечают за этот режим прекращения огня, за фиксирование нарушений. И если посмотреть журнал, который я обязательно предоставлю на судебном заседании – мы будем исследовать его как доказательство, – там четко видно, что минометные обстрелы производятся, как правило, со стороны ВСУ, но не со стороны Луганска.

– Это доказательства чего? Не совсем корректного описания боевых действий официальными лицами?

– Совершенно верно. Координационный центр, который контролирует режим прекращения огня, и именно этот центр фиксирует все минометные обстрелы и с той, и с другой стороны. Это трехсторонняя группа. Я направляла запрос в ОБСЕ, но отвечать они почему-то не спешат, ссылаясь на то, что я не являюсь участником дипломатических отношений.

– Как к процессу относятся стороны конфликта? Было ли давление с украинской стороны? Были ли какие-то формальные или неформальные контакты и помощь со стороны России – властей и силовиков?

– Со стороны Украины, кроме угроз от Главной военной прокуратуры, никаких движений не было.

– Угроз какого рода?

– Чтобы я искала себе адвоката, например. Интересовались моим ребенком почему-то. То есть говорили такие вещи, которые неприятно слышать, тем более со стороны силовых структур. Это было в момент моего ознакомления с делом. Я с вещественными доказательствами не ознакомилась, потому что мне не предоставили такой возможности. Обвинение от суда добилось, чтобы мне назначили только одни сутки для ознакомления со всем делом. Дали мне дело в девять вечера, потому что они весь день знакомили с ним Ерофеева и Александрова. Это был цирк.

– А сколько томов в деле?

– Шесть. Еще вещественные доказательства, видео 16 гигабайт. Это же тоже нужно посмотреть. Я сказала, что не буду подписывать в этот день: "Мне нужно время, чтобы ознакомиться хотя бы с тем, что наваяли с видео". Ответ: "Успеете!" И началось. Зашли два прокурора: "Давай рассказывай, что вы тут делаете". Жаль записи не было, я бы это выложила в интернет, было бы идеально. Но я тогда не записала, не ожидала, что они настолько нагло себя могут вести. А потом мне под камеру вручали обвинительный акт. Я сказала: "Я с удовольствием возьму, но мне нужно время для ознакомления". А мне его так и не вручили. А еще прокурор любит наши переписки в Viber давать в качестве доказательств. Что хотят, то и делают. И мне кажется, они на этом не остановятся. Дело очень важное для Украины, поэтому они будут пытаться и меня, и Юру (Юрий Грабовский, адвокат Александрова. – Прим. авт.) однозначно убрать.

– Какое отношение к процессу со стороны России?

– С российской стороны я встречаюсь с консулом по поводу обеспечения жизнедеятельности Жени. Общалась с его женой больше месяца назад. Когда мне требовалось что-то в качестве доказательства, мы встречались, и она мне предоставляла и документы, и все, что меня интересовало.

– Она сюда приезжала или вы к ней в Россию?

– Я прилетала в Москву, и она туда тоже прилетала.

– Заявление, что их родственникам в Украине что-то угрожает, насколько оно обоснованное?

– Абсолютно обоснованное, потому что мы не знаем, что ожидать от наших органов следствия. Ну как минимум допроса какого-то, хотя и закончилось досудебное следствие. Обеспечить безопасность родственников ГРУшников Российской Федерации на Украине невозможно.

– Это примерно то же самое, как Вера Савченко ездит на свой страх и риск в Грозный, например?

– Да.

– Кроме консульской помощи, российская сторона как-то участвует в деле?

– Мне они никак не помогают. Ни холодно, ни жарко. Ни с кем не общаюсь на территории Российской Федерации. Я понимала, что на адвокатские запросы мне никто не ответит там, без поддержки консула, поэтому я через него отправляла.

– Но это же знаковое дело, не обычное.

– Согласна, но посмотрим. Все доказательства мною получены, а там будет видно, что придумает обвинение. Но по доказательствам материалы дела – это просто ничто. Обвинение ссылается, например, на протоколы осмотра телефона, который вообще не является вещдоком, его даже нет в списке. Если судьи будут хоть немножко вникать в суть судопроизводства, я думаю, по многим статьям можно будет спокойно оправдать. Если судьи не будут вникать, то приговор будет такой, какой надо украинской стороне.

– Какие-то статьи все равно останутся?

– Возможно. По защите моей, ни одна из статей не может быть инкриминирована и применена к Ерофееву. Вообще к нему должны применяться нормы Женевской конвенции, но даже если брать уголовное судопроизводство, там нет доказательств. Разве что незаконное пересечение границы. Но у нас по законодательству за это устанавливается административная ответственность и штраф. А сроки привлечения к административной ответственности – 3 месяца. То есть сроки прошли уже.

– А что касается оружия?

– А оружие… Есть правила ведения любой войны. Он был без оружия, получил его по распоряжению милиции Луганской народной республики, выполнял боевые распоряжения. Мы все это будем исследовать в суде. Но что он не перевозил с собой оружие – это факт. Нет никаких подтверждений того, что у него было оружие, кроме его же слов, которые были сказаны под давлением на стадии досудебного следствия.

– О каком давлении вы говорите?

– Вполне логично, получив ранения, имея проблемы со здоровьем и пребывая на территории противоборствующей стороны, бояться за свое здоровье. И потом, хотя у нас есть клятва Гиппократа, не все надлежащим образом ее выполняют. Могли ненадлежащим образом медицинскую помощь предоставлять. Да могли просто элементарно прекратить их охранять, и их бы убили. Они как бельмо в глазу для многих украинцев. Мы это прекрасно видим по многим моментам. К тому же договоренности, которые были с органами следствия… Они же постоянно находились под влиянием должностных лиц. Там кого только не было: и альфовцы, и СБУшники, многие к ним ходили, постоянно вели с ними разговоры. Они постоянно находились под присмотром, особенно в военном госпитале. Тем более Женя не какой-то там Вася с плугом, а какой-то военный, какой-то спецназовец. Были еще моменты, которые повлекли за собой дачу тех показаний, которые были нужны. И опять же, с точки зрения права, если взять Европейскую конвенцию, пытками считается все: и моральное, и физическое давление. Физическое: плохая медицинская помощь и отсутствие надлежащего ухода после получения ранения. По ранению, кстати, никаких уголовных производств не было. Получил ранение – и все. А то, что это тяжкое телесное повреждение, никого не волнует. Якобы они военнопленные. Но нормы Женевской конвенции не применяются. А что касается морального давления, понятно, что велись разговоры и предпринимались действия, направленные на получение нужных доказательств.

– А какую помощь могли бы оказать российская сторона и сепаратисты самопровозглашенной ЛНР?

– Для меня, наверное, была бы важна информационная поддержка в части не переворачивания фактов, как это происходит во многих СМИ Украины, а передача информации как есть. На территории Украины это практически невозможно.

– Мы говорим о российской стороне. У обвиняемых все же российские паспорта.

– У меня нет копий их паспортов, и у следствия тоже. Если завтра на заседании Женя скажет, что он не Евгений Владимирович Ерофеев, то не будет доказательств обратному. Есть только какие-то иные документы на Ерофеева и Александрова. Ерофеева признала жена. У нас судопроизводство может строиться на показаниях свидетелей, потерпевших и обвиняемых. Женя встал и сказал, что он Ерофеев, все, этого достаточно, пока никто не заявил обратного.