Сопредседатель ростовского отделения Партии прогресса Алексея Навального Василий Белокопытов попросил убежища на Западе. Активист был известен в Ростове-на-Дону как организатор оппозиционных митингов, антикоррупционных расследований и протестов против военных действий российских войск на Украине. Последнее расследование Василия Белокопытова коснулось участия российских казачьих обществ в боевых действиях в Донбассе, после чего он, по его словам, стал получать устные и письменные угрозы. В июне нынешнего года неизвестные подвесили на ворота частного дома активиста гранату. После такого "предупреждения" Василий Белокопытов решил покинуть страну. Об обстоятельствах своего вынужденного отъезда он рассказал корреспонденту Радио Свобода:

– Моя эмиграция связана с угрозами, которые поступали в мой адрес за мою политическую деятельность, а также за то, что я выступал против казаков, принимающих участие в войне на Украине. Вы должны представлять себе, какая масса людей, проживающих в Ростовской области, приняла участие в этой войне. Большинство из них – это казаки, а также бывшие военные. Когда я начал свое расследование, его материалы я стал выкладывать на сайте "Отморяженные". Я писал о так называемой "Казачьей национальной гвардии" – вооруженном формировании при Всевеликом войске Донском.

Информацию о ее незаконной деятельности, об участии в военных действиях в Донбассе мы направляли в правоохранительные органы Ростовской области. После этого в мой адрес было очень много угроз, которые выражались и в телефонных звонках, и в сообщениях, которые посылались не только мне, но некоторым других активистам Партии прогресса в Ростовской области. В конце концов это все закончилось тем, что на ворота моего частного дома повесили гранату. Потом выяснилось, что это муляж. Может, сейчас это выглядит смешно, но когда мне с утра милиция сказала, что это очень похоже на настоящую гранату, и когда перекрыли движение в центре города на три с половиной часа, ничего смешного не было и было, на самом деле, очень страшно.

– Чем закончилась эта история? Было ли кому-то предъявлено обвинение?

– Закончилась история вот чем. Эксперты, проводившие изъятие гранаты, попросили меня принести для гранаты какую-нибудь коробочку и напихать туда бумаги, чтобы граната не перекатывалась. Я сделал все, как они просили. Через несколько дней меня вызвали в угрозыск Советского района Ростова и сказали, что мне нужно сдать свои образцы для экспертизы ДНК. Я спросил: с какой целью? Мне ответили, что хотят определить, дотрагивался ли я до гранаты или нет. Я понял, что против меня будет сфальсифицировано уголовное дело, как против нашего, ростовского журналиста Сергея Резника, которого обвинили в ложным доносе, – якобы я сам подложил себе гранату, – и что на свободе мне осталось находиться очень недолго. Вскоре действительно было возбуждено дело по статье "Хулиганство", которое продолжается и сейчас.

– В своем блоге вы писали также, что вас арестовывали по делу ростовского активиста Бориса Батыя ...

– По этому делу задерживали, опрашивали и проводили обыски у многих ростовских активистов, в том числе и у меня. Как мне стало известно от знакомых в органах внутренних дел, в начале лета этого года в Ростовской области было принято решение произвести "зачистку" оппозиции. Потом мы уже поняли, что это было связано с теми судебными процессами, которые предстояли на территории Ростовской области, в частности, по Надежде Савченко, по Сенцову, по другим известным украинским "террористам", как они их назвали. В связи с этим были проведены акции устрашения оппозиционеров. Ко мне приехали домой рано утром и повезли в следственное управление Советского района Ростова. Когда меня привезли к следователю, мне заявили, что я переписывался в интернете с Борисом Батыем и должен подтвердить факт этой переписки. Я заявил, что не буду без адвоката давать никаких показаний. Тогда сначала они стали мне угрожать, потом отпускать тычки, затрещины. Когда я сказал, что вообще ничего не буду говорить, они начали меня бить. Били большими толстыми "книгами" в мягкой упаковке (по-видимому, били делами. – РС), чтобы не оставлять следов. После этого я подписал все, что им было нужно, поскольку на тот момент я уже знал, что Борис находится за границей. Через несколько дней прошел обыск уже в офисе Партии прогресса, была изъята компьютерная техника…

– Как вы могли бы охарактеризовать общественно-политическую атмосферу в Ростове в последние месяцы перед вашим отъездом?

– Мрачная обстановка. Ростовская область уникальна в том отношении, что мы являемся прифронтовым регионом в невоюющей стране. Очень много, скажу откровенно, больных на голову людей съехалось с территории всей Российской Федерации и завозилось на территорию Донбасса – и все они прошли через Ростовскую область. Далее, за последний год сильно поднялась преступность, появилось очень много оружия – все это происходит из-за идущей рядом войны. У нас были многочисленные ДТП с участием армейских машин на трассах области и на центральных улицах Ростова, повлекшие человеческие жертвы… Очень много было беженцев с Украины, которые, кстати, нам говорили: это вы виноваты, ваше правительство все это заварило, и вы обязаны теперь нам помогать… Наконец, все эти суды над украинцами, которые идут у нас в области, – все это тоже не проходит бесследно. Тяжело, просто тяжело в Ростове стало, в последний год особенно. В том числе и по этой причине я решил уехать.

– Почему для политической эмиграции вы выбрали именно Финляндию?

– Так сложились обстоятельства: к тому моменту у меня была открытая виза только в эту страну. Может, я бы и хотел уехать в другую страну, но бегут ведь часто не туда, куда хочется, а оттуда, где невозможно жить. Я, кстати, хотел очень поехать на Украину, но туда сейчас российским гражданам проехать трудно.

– Как вы добирались до Хельсинки?

– Из России в Финляндию довольно короткий путь. Через Яндекс-Попутчик можно доехать до Санкт-Петербурга за относительно небольшие деньги, при этом ты не будешь зафиксирован ни в одной транспортной базе. А уже из Питера до Хельсинки – на маршрутке, за 700 рублей.

– Как вас встретили в Финляндии?

– Первый финн, которого я встретил в Хельсинки, – это был водитель автобуса. Водитель нашей российской маршрутки высадил меня в четыре утра на пустынной улице. Я стоял с сумкой и не знал, куда мне идти, в какой полицейский участок. Ни английского, ни финского языка я не знаю. Водителю хельсинкского первого автобуса, который проезжал мимо меня, я попытался на пальцах объяснить, что мне нужна полиция. Он увидел, в каком я шоковом состоянии и сказал: о’кей, садись! Довез меня прямо до полицейского участка. Когда я ему предложил деньги, он сказал: денег не надо! Точно так же ко мне относились сотрудники иммиграционной службы, полицейские, социальные работники. Они старались помочь мне во всех вопросах. Я им всем очень благодарен. В России я такого отношения не встречал.

– Где и в каких условиях вы сейчас живете? На какие средства существуете?

– Мне повезло. Я приехал до той иммиграционной волны, которая пришла в Финляндию после середины лета. Меня поселили в центре Хельсинки, в великолепном районе, в бывшей гостинице, где сейчас расположен иммиграционный центр для беженцев. Здесь есть двух- и трехместные номера. Я живу в одном из таких номеров, с одним соседом. Мне предоставляется питание и социальная помощь в размере 92 евро в месяц. С учетом того, что я из этой суммы 40 евро трачу на посещение бассейна, остальные деньги остаются на всякие личные расходы. Хельсинки не очень большой город, все основные достопримечательности находятся в шаговой доступности.

Знаете, Финляндия – это та страна, которую должен посетить каждый русский человек. Здесь видишь, как можно за сто лет из бывшей провинции Российской империи превратиться в передовое европейское общество. Такой должна была стать Россия, если бы не было Советского Союза и Путина. Такой она могла быть даже после 1992 года, если бы мы пошли по пути демократических реформ – мы бы уже к ней приблизились. Когда я хожу и смотрю на людей, подмечаю каждую мелочь, каждую любовно выполненную загогулину – парковку для велосипеда, клумбочку, – мне больно все это осознавать. Не могу понять, почему здесь все это получилось, а у нас – нет. Здесь очень схожая с российскими городами архитектура, пейзажи, но в то же время все совершенно другое. Самое главное – здесь другие люди.

– Какова процедура получения убежища в Финляндии? На какой стадии рассмотрения ваша просьба?

– Она очень простая. На тот момент, когда я приехал, процедура состояла из подачи трех так называемых заявлений. Первое заявление – о том, что ты претендуешь на международную защиту в стране, – подается либо на границе, либо в полицейском участке. Согласно этому заявлению социальные службы обеспечивают тебя жильем, питанием, и ты ждешь второго "дорожного заявления" – в ходе него полиция оценивает твои варианты прибытия на территорию Финляндии. То есть, если у тебя нет финской визы, или если ты прибыл через так называемую "третью" страну, которая считается безопасной, то тебя, согласно Дублинскому соглашению о беженцах, в нее и отправляют. Если же у тебя и виза финская, и ты прибыл с территории небезопасной для тебя страны, тогда проводится третье, главное иммиграционное интервью, в ходе которого принимается решение по твоему заявлению – дать тебе международную защиту или нет. Я пока прошел два интервью, жду третьего.

Хочу, однако, заметить, что в последние месяцы финские власти приняли ряд новых законодательных норм, существенно меняющих процедуру. Это связано с увеличением потока беженцев в Финляндию. Так, в течение 2014 года было подано три с половиной тысячи заявлений о предоставлении международной защиты, а в течение десяти месяцев нынешнего года было подано уже 25 тысяч таких заявлений. И прогнозируется, что до конца 2015 года эта цифра возрастет до 35 тысяч. Поэтому, согласно нововведениям, насколько я знаю, все три интервью будут сведены к одному, чтобы максимально быстро принять все решения по каждому соискателю убежища.

– Цифры, которые вы приводите, – это ведь общее число беженцев, не только российских?

– Нет, конечно. Поток беженцев из России в Финляндию очень небольшой. В 2014 году это было чуть больше двухсот человек. За 10 месяцев нынешнего года эта цифра составила около 190 человек. Из этого числа больше половины, по моим данным, получили международную защиту. Часть была отправлена, согласно Дублинскому соглашению, в "третьи безопасные" страны. Еще часть приехавших сама отказалась от процедуры получения убежища – они вернулись обратно или же выехали с территории Финляндии в другие страны.

На самом деле, тут очень много людей, которые являются, как я их называю, "туристами" (т. н. "беженский шоппинг". – РС), которые приезжают сюда только для того, чтобы неплохо провести время. Ведь если тебе не предоставляют питание, то твое пособие составляет 316 евро в месяц, это эквивалентно 21 тысяче рублей. При этом основной набор продуктов в хельсинкских магазинах стоит так же, как в ростовских, а то и дешевле. Цены в магазинах на одежду здесь, особенно в период распродаж, значительно ниже, чем в торговых центрах и Ростова, и Москвы. Поэтому пособия хватает на очень многое, и появляются такие, чисто экономические беженцы. Есть такие, которые уже по несколько стран объездили, проведя несколько месяцев на пособии сначала в одной стране и потом переехав в другую, в третью… Но иммиграционные власти таких людей очень быстро выявляют и выкидывают с территории страны и заодно из Евросоюза, при этом запрещая им въезд еще на пять лет.

Добавлю, что я сейчас общаюсь в основном с русскоязычными беженцами из стран СНГ. По моим наблюдениям, те люди, которые реально нуждаются в защите, – это беженцы с Украины, из Донбасса. Политических же беженцев из России я пока здесь не встретил, хотя уверен, что они здесь есть.

– Общаетесь ли вы с местными жителями? Насколько они интересуются тем, что происходит в России сейчас?

– Они не могут понять, что происходит в России. Для них 70 лет Россия была "империя зла", потом была какая-то небольшая оттепель, и опять на их глазах возвращается все то же самое. Для молодежи это непонятно. Более же взрослые люди привыкли, что она была для них "империей зла" и такой же осталась.

Хотя к русским людям здесь относятся очень хорошо, внимательно, учитывая такой громадный туристический поток в Финляндию из Санкт-Петербурга, Ленинградской области, вообще из всего Северо-Западного округа Российской Федерации. Такой пример: в стране официально два государственных языка, финский и шведский, но сейчас уже большинство информационных надписей выполнено на четырех языках, в том числе на английском и русском. И русская диаспора в Финляндии очень большая (русскоязычная община в Финляндии является третьей по величине этнической общиной после финнов и шведов, насчитывая, по оценке 2012 года, более 60 тысяч человек, или около 1% населения страны. – РС). Есть с кем пообщаться, есть с кем заняться любым делом – я имею в виду бизнес. Здесь предпринимателям, кстати, оказывается очень большая помощь от государства, и я для своего бизнеса увидел уже несколько направлений, которые мне были бы интересны. Но, конечно, нужно выучить язык, чем я и занимаюсь сейчас.

– Как вы думаете, надолго вы уехали из России?

– Я очень не хотел уезжать из России. У меня ведь в Ростове достаточно успешный бизнес. Он семейный, и надеюсь, что он поэтому не развалится. С родными в Ростове я общаюсь посредством скайпа, электронной почты – проблем нет. Постараюсь дистанционно продолжать свою и политическую оппозиционную деятельность, участвовать в начатых нашей партией проектах по борьбе с коррупцией в регионе.

Здесь, в Финляндии, я пока, не получив убежища, нахожусь в подвешенном состоянии и от меня мало что зависит. Меня, конечно, очень угнетает это положение. Я бы очень хотел определиться со своей судьбой поскорее. Если бы я точно знал, что получу убежище, то мог бы приступить к поиску работы. Кстати, если кто-то думает, что здесь рай и все намазано маслом, он ошибается. Я смотрю, здесь, чтобы хорошо жить, люди очень тяжело трудятся. И я готов так же трудиться ради хорошей, спокойной жизни. Если же в Финляндии у меня не получится получить международную защиту, я просто уеду в любую другую страну. Но в Россию, думаю, точно не смогу вернуться до конца правления Путина.