В среду около семи утра испуганная бабушка Нико позвонила и сразу стала кричать в трубку: "У вас нет телевизора, вы не знаете, что там у вас рядом с вашей улицей идет захват террористов, причастных к атакам 13 ноября! Там стреляют, повсюду стреляют! Не выходите из дома!" Бабушке 86 лет, она очень рано встает и сразу включает телевизор.

Как и все уставшие родители, мы запрограмированы просыпаться только на плач наших детей, и по утрам мы спим, пока спят они.

Бред какой-то! А, так значит, ночью все эти сирены и шум на улице – начало спецоперации? Включаем радио. Открываем балкон, чтобы выйти покурить. Шум сирен и вертолетов заполняет квартиру. В 7.05 мы получаем первое сообщение из секретариата яслей: "Оставайтесь дома с семьей, никуда не выходите!", второе сообщение приходит из школы старшего сына: "Не выходите из дома!" Мэрия и полицейское управление отправляют сообщения жителям Сен-Дени через социальные сети. Работа общественного транспорта остановлена.

Очень быстро мы узнаем, где именно и что происходит. Это на центральной пешеходной улице, 300-400 метров от нас. Там, где почта, аптека, продуктовый магазин, кофе-табак, овощная лавка и медицинский центр для новорожденных. Первая мысль, от которой хочется спрятаться: "Знаю ли я людей, которые закрылись в квартире и обстреливают полицейских? Встречалась ли я с ними на улице? Говорила ли я с ними в кафе, на рынке?" В Сен-Дени все друг с другом всегда разговаривают – если ты, конечно, не ходишь опустив глаза. На рынке африканские мамы делятся рецептами, в марокканских и алжирских забегаловках тебе бесплатно нальют чай с мятой, у мясника в любой лавке найдется конфетка для твоего ребенка, а булочник оставит тебе твой любимый хлеб, если ты поздно возвращаешься с работы. В моем городе Сен-Дени – 110 000 жителей 130 национальностей. Первая страшная мысль: "Знаем ли мы тех, кто закрылся в квартире?"

С балкона видно: улицы забаррикадированы, въезд в центр города, где идет операция, закрыт. Очень быстро нам сообщают через соцсети: все жители из ближайших от места событий домов были эвакуированы в здание мэрии. Жертв нет. Мэр был на месте через десять минут после начала операции, то есть в 4.25, открыл двери, очень быстро организовал психологическую помощь. Мы ждем, слушаем радио, пытаемся придумать, чем занять детей, как говорить о происходящем, чтобы их не напугать. Слышится приглушенный "бум!", и через некоторое время соображаем: это то, о чем говорят по радио – одна из камикадзе взорвалась, пятеро полицейских легко ранены.

Утро тянется мучительно долго, но в то же время время летит очень быстро, мы пытаемся как можно активнее отвечать на сообщения родных и близких: "За нас не волнуйтесь, мы в безопасности!"

В 11 часов узнаем, что во время атаки убита полицейская собака по кличке Дизель. Фотографии овчарки заполняют твиттер. На улице тишина, сирены затихли. Даже чайки, которые обычно стаями кружатся в небе над каналом Сен-Дени, напоминая о фильме Хичкока, вдруг замолчали.

В 11.30 после очередной стрельбы все снова утихло. Очень быстро мы узнаем, что операция завершилась. Два человека из подозреваемых убиты, семеро задержаны, гражданских жертв нет. В течение часа полицейские машины и мотоциклы – большой процессией, с сиренами – покидают наш город. В пустом небе кружится одинокий вертолет.

К полудню сидеть дома становится невыносимо. Мы потихонечку выглядываем из окон, выплываем из подъездов. Всем нужен воздух. Полицейские вежливо объясняют нам, какие улицы уже открыты, хочется остаться рядом с ними и говорить. Они улыбаются, желают нам хорошего дня и стойкости, подмигивают детям. Мы медленно, как призраки, сплываемся к центру города. Там одни журналисты, автобусы с логотипами СМИ, много-много кабеля повсюду, с коляской пройти сложно. Мы останавливаемся и долго разговариваем с прохожими, и вдруг понимаем: мы все знакомы. В единственном открытом кафе многолюдно, лица у всех напряженные. Мы все прячем глаза, чтобы не расплакаться. Жизнь медленно возвращается к норме, прошли первые автобусы и трамваи, коммерсанты поднимают железные занавесы своих лавочек, из открытых окон пахнет обедом.

После обеда к жителям обращается мэр – он благодарит нас за солидарность, смелость и сдержанность. Большинство общественных предприятий: школы, детские сады, театры, библиотеки – откроются завтра. Городские неправительственные ассоциации предлагают помощь. Везде организованы встречи и дискуссии, всем предлагается психологическая поддержка.

Вечером, когда дети уснули, мы долго курили на балконе.

– Тебе страшно? – спрашиваю я.

– Да, от того, что это совсем близко. В нашем городе.

– Тебе не хочется уехать отсюда?

– Нет! – в его "нет" много надежды. – Если бы они были из Сен-Дени, я бы, наверное, задумался об этом…

Я соглашаюсь. Аргументировать все равно нет сил. Он прав, конечно же. Судя по реакции городских властей, судя по мерам безопасности, кoторые сегодня приняты муниципалитетом для нашей защиты, очень сложно не согласиться с тем, что лучше все это переживать во Франции, чем в России, например. "Не сравнивай с Россией, не сравнивай!" – но в голову лезут картинки из Беслана и Дубровки.

В спальне натыкаюсь на "Чернобыльскую молитву" Светланы Алексиевич, подписанную автором всего несколько дней назад: "Милая Оля, будьте счастливы!"

– Какой сегодня был замечательный день, – сказал мой шестилетний сын, засыпая. – Мы были все вместе, никуда не спешили, ели только сладкое, смотрели целый день мультики! Правда, повезло?

На улице тихо, идет дождь, и этот длинный-длинный день заканчивается.

Ты даже и не представляешь, мой милый, как нам всем невероятно повезло.

Ольга Кокорина – режиссер и театральный педагог, активистка движения Russie-Libertés (Париж)