Два документальных фильма о русско-украинской войне: "Добровольцы Божией четы" (Украина) и "Аэропорт "Донецк" (производство "Настоящего времени", RFERL/VoA) . Распад империи и ее последние войны. Украинские "киборги" против боевиков Гиви и Моторолы: разные ответы на одни вопросы. Кем были эти люди до войны? Что такое Родина? Кто врет, свидетельствуя о событиях в Донецком аэропорту? Им не жаль друг друга, их заводит война, они хотели бы наказать тех, кто ее развязал. Человеческая судьба воинов с обеих сторон конфликта. Национальная и международная судьба документалистики о русско-украинском конфликте. Принципы военной документалистики и жизнь документалиста на передовой. Какими силами и средствами делается современное свидетельское кино? Фильмы о военном конфликте на востоке украины в программе фестиваля документального кино "Артдокфест" в Риге и в Москве.
Режиссеры Иван Ясний (Киев), Андрей Ерастов (Москва), Виталий Манский (Рига-Москва). Перевод - Елена Поляковская.
Елена Фанайлова: Сегодня мы будет говорить о двух фильмах о битве за Донецкий аэропорт, смотреть отрывки из них, а интервью для этой программы записаны в трех городах (Киеве, Риге и Москве) с тремя режиссерами. Первый – это киевский режиссер Иван Ясний, который с коллегой Леонидом Кантором снял фильм “Добровольцы Божией четы”, о бойцах Добровольческого Украинского корпуса, подразделения запрещенного в России “Правого сектора”. Запись сделана в Киевской студии Радио Свобода в конце сентября.
Иван, как Ваш фильм создавался? Как вообще вы попали в аэропорт?
Иван Ясний: Преимущественно в аэропорту снимал Леонид. Мы так решили, что он туда поедет. Потому что ехать вдвоем было очень опасно. Он до этого уже служил в Национальной гвардии несколько месяцев. И собственно, тогда, когда он там служил, мы сделали первый фильм, который назывался “Война за свой счет”. Это был короткий фильм, тоже документальный и тоже про войну. Ему было менее страшно, потому что он уже видел войну, идти в то, что называется пеклом, в ад, в Донецкий аэропорт. Там действительно круглосуточно были обстрелы. А до этого мы снимали в Песках, это как раз рядом с аэропортом, это 2-3 километра, там тоже все время были обстрелы и достаточно такая опасная зона.
Елена Фанайлова: Как возникла идея фильма?
Иван Ясний: На самом деле идея родилась на Майдане. Каждый, кто приходил на Майдан, мне кажется, искал себя. И я когда приходил, то понимал, что не могу бегать по передовой, бросать какие-то шины, какую-то другую работу делать. Тогда я принес с собой камеру и начал снимать. Все события, которые происходили на моих глазах, снимал. И потом возник клип, который в начале фильма мы поставили. Это как раз про Майдан. Потом, когда закончился Майдан и началась война, я понял, что нужно продолжить это дело, потому что ничего лучшего я сделать не могу. Я нашел Леонида, я знал, что он едет в нацгвардию. Мы с ним уже хорошо были знакомы. Он согласился снимать, взял маленькую камеру. И его из-за этого и выгнали из национальной гвардии, потому что он не тем занимался, он снимал фильм. Так появился наш первый фильм “Война за свой счет”.
Елена Фанайлова: А его где-то показывали?
Иван Ясний: Да, он был показан на украинских телеканалах, на ТVI. Но мы на этом не останавливались. Мы сделали этот первый фильм и поняли, что дальше нужно что-то искать. Ну, и Леонид поехал на передовую, где показывал наш фильм. И в одном из подразделений ДУК (добровольческий украинский корпус), он в основном состоит из бойцов Правого сектора, нам очень понравилось. А понравилось то, что там, как в запорожской вольнице, каждый доброволец мог туда прийти, и в любое время уйти, если ему что-то не по душе. Каждый из добровольцев искал себе командира. И это очень большой плюс, потому что командир присматривался к тем добровольцам, которые приходили, безопасно ли его принимать, выдержит ли он нагрузку психологическую, военную, физическую. Можно ли на него положиться? И это очень важная штука. И еще такой нюанс. В то время, когда мы начали снимать фильм, в армии было такое давление: что это война, к которой никто не был готов. И очень много военных частей, не будем это скрывать, просто сидели и пили, выпивали. А там сухой закон, и если кто-то выпьет, это серьезно наказывалось. И что нам очень понравилось – наверное, это было и в Запорожской Сечи, когда стоял весь строй, выстраивались все, то не отдавали честь, а начинали с молитвы. И тогда снимали шапки, клали руку на сердце, и кто как мог, так и молился. Мы были убеждены, что именно про этих бойцов надо снимать. И Леонид мне оттуда перезвонил и сказал: “Иван, нашел отличную вещь. Давай будем думать. Когда я приеду в Киев, расскажу тебе”. И когда мы уже решились, приехали на их так называемую базу, туда, в добровольческий украинский корпус, и я увидел своих старых друзей. Лет 15 назад виделись, режиссер, актер детского театра, он один из командиров. И у нас была такая неожиданная встреча – Андрей, Иван - обнялись. Потом другой, третий… Я смотрю, очень много знакомых. Так сложилось, что туда съехались люди, в принципе неравнодушные к Украине, к тому, что происходило в это время, они взяли оружие и пошли на войну. Так мы начали снимать. Потом, конечно, получили разрешение снимать там, где мы хотели, никакого запрета не было.
Елена Фанайлова: Как это было возможно? Вы очень близко подходите к людям. Почему они вас не боятся? Потому что вы пожили с ними?
Иван Ясний: Мы пожили, и это был большой плюс. Мы общались. Мы жили в одном доме. Мы жили на базе сначала. Потом в Песках, там, где он ночевали, мы с ними ночевали, мы с ними ели, мы с ними общались, мы с ними шутили. Там много было шуток, потому что парни должны выпускать этот негатив, это напряжение. И так мы вошли в доверие. Тем более, что командир сказал: не бояться съемочной группы. Пусть она делает все, что хочет. Это было такой командой, чтобы никто не отворачивался, чтобы никто не убегал. Были те, кто говорил, что не хочет, но через день-два уже привыкали и говорили “Пошли с нами”. То есть они соглашались. Хотя в аэропорту у Леонида была ситуация, когда там дым, стрельба вокруг, а он бегает, снимает. И тут парни не могли ничего понять: бегает какой-то человек с маленькой камерой, что-то снимает. У них было ощущение, что все это им привиделось. Вот такие были ситуации. Они не понимали что происходит, потому что Леонид себя так смело вел, что даже не каждый солдат так будет перебегать с места на место под пулями.
Елена Фанайлова: Но потом они понимали, что они стали частью документальной съемки?
Иван Ясний: Да. И со временем может уже, когда мы с большим туром ездили по Украине, показывали фильм, многие из тех людей, которые вообще не знали, как они попадали в кадр, они к нам подходили, обнимали, рассказывали свои истории, свои впечатления. Очень жаль, что многих из тех, кого мы снимали, даже тех, кто случайно попадал в кадр, не менее восьми человек уже нет в живых. Они погибли за это время. Это уже год прошел ровно.
Елена Фанайлова: Страшно было?
Иван Ясний: Я скажу о себе. Леонид, он какой-то бесстрашный. Хотя я видел, каким он вернулся из аэропорта. Весь черный, чумазый, такой, как шахтеры, которые возвращаются из шахт. И я увидел в его глазах, что он действительно вернулся с того света. Это было ощущение, что он спустился на родную землю, где есть цвета и запахи, где есть тишина и покой, и нет того, что ты уже лишился жизни. Что ты вернулся к жизни. И у меня лично, я вам скажу, что в первые часы, когда я туда приехал, когда меня привезли, это очень быстро случилось, мы приехали например на базу, и когда только приехали, у нас было 15 минут. И нам сказали, если вы хотите попасть на передовую, вы уже собираетесь, собираете свои вещи и уезжаете. Я даже не все вещи с собой взял, не всю технику. Остались объективы в моей личной машине, потому что мы закинули и сразу же поехали. Потому что понимали, что это на неделю, на много дней. И когда мы только приехали, у меня еще не было ощущения взрывов, опасности той, не было тех историй, которые меня пугали, что кто-то умирал, кто погиб. Те пара часов для меня были безопасными. Но когда начались бомбардировки, когда пошли грады и минометные обстрелы, тогда я ощутил этот звук, запах этот проникал глубоко так. И в какой-то момент я поймал себя на том, что думаю о том, как пересилить этот страх. И тогда я начал смотреть в камеру, как в телевизор. Как только начиналась какая-то опасная ситуация, я начинал думать о том, как снимать и раскадровывать, как кого-то поймать, что будет интереснее в кадре в этот момент. И это некое отвлечение, когда ограничивается взгляд видоискателем 16 на 9. Только вот этот кадр остается. И больше я ничего не вижу. И это ощущение телевизора, тогда страх проходит, пересиливается.
Я скажу, что у меня была мотивация снять фильм. Но у тех добровольцев, которые туда шли, была другая мотивация – защищать страну, защищать свои границы, защищать свою культуру и ценности, как они говорили. И каждый из командиров их учил, что прежде, чем ы пойдешь на передовую, там, где есть большой риск жизни, риск того, что ты можешь подставить других, ты должен переступить через свою смерть. То есть ты должен понять, что ты уже не живой. И тогда ты будешь на той передовой действовать трезво. Делать те вещи, которые не будут хаотичным, а будут обдуманными, правильными. Они не будут рискованными для твоей жизни. И у большинства парней, которые там были, в глазах не было страха. Даже у раненных, тяжело раненных, тех, кто умирал у них на глазах, у них не было жалости, что они покидают это мир. Они уже переступили. Это было самое впечатляющее. Даже те, у кого был страх, когда они смотрели в глаза тем, у кого не было страха, у них страх проходил. Потому что было внутреннее ощущение, что за этими людьми есть люди, которые боятся, и ты начинаешь переживать по этому поводу. Хотя эти ребята могли всего этого не показывать, но это ощущалось. Говорят, что звери очень чувствуют человеческий страх. А вот когда нет страха, а есть напротив трезвое осмысление того, что происходит… Потому что ты стоишь рядом с людьми, которые в случае опасности дадут правильную команду. И ты можешь спрятаться или сделать то, что они тебе скажут. Потому что в основном мы доверялись, тому, что они нам говорили. Например, минометный обстрел, нас обстреливают, и была такая ситуация, что мы записывали интервью с одним из главных героев нашего фильма по прозвищу Гатило, и в этот момент начался минометный обстрел. И он сам залез под БМП и сказал: «парни, прячьтесь». Но мы не спрятались, а продолжали снимать. Даже Леонид сказал, что это будет интересно, если взрывы будут в кадре…
Елена Фанайлова: - Интересно, но я бы сказала, опасно.
Иван Ясний: Как раз Гатило так и сказал, что эти кадры могут быть и посмертными. И есть некоторое осознание того, что существует грань той смелости с камерой. Ты должен быть осторожным, потому что это может быть последний твой кадр.
Елена Фанайлова: Вы как-то готовились психологически и технически к этой поездке? Какой-то инструктаж проходили? Или у вас до этого был опыт в горячих точках? Как вы вообще осмелились?
Иван Ясний: На самом деле у меня есть моя студия продакшн. И там мы делаем сериалы юмористической направленности. Это юмор, мы смеемся. Я никогда не снимал документалистику. Собственно, на Майдане меня это зацепило, и мне очень захотелось. Я давно снимал документалистику, это было лет 15 назад. Это были такие попытки… А тут я попробовал снимать, и мне очень понравилось следить за людьми, за событиями, и ты понимаешь, что ты оставляешь какой-то отпечаток для истории, факт. И это не просто факт, это эмоция, переданы очень важные вещи, такие ценности, которые люди несли в это время. И это очень важно. Вообще, я считаю, что та война, которая идет сейчас – это война ценностей. По меньшей мере, мы так понимаем. Те добровольцы, которые туда идут, и идут туда с сердцем, они так это понимают , они нам так объясняли – война ценностей, война культур. И до этого у меня не было опыта работы в горячих точках. Ну вот Майдан, там было действительно опасно, но не настолько. Можно было находиться в том месте, где не летали резиновые пули, или еще что-то. Поездка туда у нас была совсем хаотичной. Сегодня решили - и поехали. Это было к лучшему. Если бы мы готовились долго, у нас бы так не получился этот фильм. Он получился именно потому, что мы отпустили все сценарные идеи, как это следует повернуть, чтобы это было интересно, развитие истории. Понятно, что нами руководило событие. И вот куда событие ведет… Было внезапное объявление по рации, что в Песках ранили двух мирных жителей. Мы бросили съемку, вскочили в автомобиль и поехали туда снимать. И так все время происходило. Где интереснее событие случалось, мы все бросали и шли за событием. И так же удачно нам попадались люди, истории. Даже трагические случаи, смерти, мы случайно там оказывались, я даже не знаю почему. Нас просто что-то вело. Если бы все это запланировали, может быть, мы бы и не попали на такие вещи. Нам даже военные говорили, что нам очень сильно везет. То есть вы всегда там, где есть событие.
Елена Фанайлова: В вашем фильме есть забавные эпизоды, где парни говорят по телефону, обманывая своих родных, говорят, что все спокойно. А потом говорят, что вот так приходится врать. Это тоже случайные вещи?
Иван Ясний: Это все время происходило. Я вам скажу, что очень жаль, что иногда бывало, что аккумулятор не был заряжен, и не было возможности все снимать. Потому что света не было, генератор не работал, и негде было зарядить. Но столько они юморных вещей выдают, что я просто удивлялся. И этот юмор, я потом понял, почему. Потому что когда есть напряжение, минометные обстрелы, когда падают снаряды, все прячутся, стараются избежать попадания. И когда небольшое затишье, люди моментально раскрываются. И из них выходит не негатив, а позитив. Они начинают шутить, они начинают говорить о таких вещах, о которых в обычной жизни, в мирной среде они никогда не говорили. Например, на духовные темы. Там были двое героев нашего фильма, которые всегда говорили на духовные темы. Они, правда, из двух разных религиозных конфессий. Но они так спорили, что все садились и слушали. Это было достаточно комично слушать ,разное их отношение к вере. Эта такая философская штука: люди приехали на передовую и обсуждают какие-то духовные темы. Были не только шутки, но также была одна впечатляющая вещь. Там была огромная библиотека в Песках. И в этой библиотеке было очень много книг на украинском языке, в том числе и современных. И на это было очень горько смотреть, как со временем там все разрушалось. Книги падали во время попадания мин, обстрелов. А потом все это сгорело. И вот это запустение. Все это достояние, созданное предыдущими поколениями, культурное достояние… И очень жаль мне, что не удалось это снять. Много таких вещей было, которые мы не сняли, но они остались в нас. Вот одна из таких вещей - библиотека. И еще там был парнишка такой, который умел играть. Он где-то нашел бандуру. И он просил командира: “Давай я заберу. Ее же все равно уничтожат”. Ему говорили “нет, нельзя, не бери”. И он все время там ходил с намерением ее забрать.
Елена Фанайлова: У вас были какие-то образцы документалистики в голове, когда вы это собирали?
Иван Ясний: На этапе монтажа у нас фильм вышел сначала 2 с половиной часа, у нас так много собралось историй. Но мы поняли, что таким длинным фильм не может быть. И тогда мы долго терлись с Леонидом, потому что два режиссера на одном монтажном столе - это очень тяжело: один фильм, две точки зрения и видения. И тогда мы приняли правильное решение. Я отдал свои смонтированные куски ему, а он свои мне. И мы друг друга резали, потом собирали вместе, и каждый отстаивал свое. И в этом случае получился правильный фильм. Мы критиковали друг друга, сокращая. Вот такой это был процесс. Очень приятно, что во время процесса монтажа присоединилось много людей, желающих просто помочь. Приходили звукорежиссеры, режиссеры монтажа. Они садились и делали графику. Между прочим, графику делал россиянин, который за полгода до того приехал на Украину, женился тут. И он согласился сделать для нас всю графику, он с таким энтузиазмом, с таким порывом все это делал. Самое главное, что этот фильм получился, сделанный с любовью, потому что это фильм про людей, которые любят. Может быть самое дорогое, что у них есть, свою страну , людей. И это главное, что удалось нам передать. Мы избегали чего-то искусственного, фальшивого. Может быть, даже иногда во время съемок были сказаны хорошие слова, но маленькая такая нотка была, что человек сказал все это продуманно, не от души, и это мы не брали в монтаж. Мы хотели настоящего, чистого.
Елена Фанайлова: Ну фильм поэтому и производит очень эмоциональное впечатление. Впечатление, что вы действительно их поймали, и они не думают о камере. Скажите, что Вы думаете, жалко, что отдали Донецкий аэропорт?
Иван Ясний: Да, это сложный вопрос. Мне кажется, что аэропорт не сдался. Даже в своих титрах в конце мы написали, что “люди выдержали, не выдержал бетон”. Это действительно так, потому что после того, как завалился аэропорт, оно могло быть и дольше. Хотя 242 дня удерживался аэропорт. И он стал таким символом украинской победы, символом непобедимости, силы. И очень часто нам казалось, что были моменты, когда военное руководство было готово отвести войска, но оно не было готово бросить людей, которые не хотели оттуда уходить, оно понимало, что это их символ. Символ какой-то такой мощи. Жалко ли? Жаль, потому что во многих сердцах, когда аэропорт пришлось покинуть, было некоторое отчаяние. Это не было отступление, потому что там уже не было ничего, на чем можно было стоять, но мне кажется, про него много будет снято, написано. И может быть, даже будут настоящие игровые фильмы. Я думаю, что аэропорт этого заслуживает.
Елена Фанайлова: Были формальные причины, из-за которых фильм "Добровольцы Божией четы" не попал в программу фестиваля "Артдокфест", но об этой картине и других лентах о русско-украинском военном конфликте мы говорили в Риге с председателем фестиваля, режиссером Виталием Манским. В программе "Артдокфеста" - "Аэропорт Донецк" Шахиды Тулагановой и Андрея Ерастова.
Трейлер фильма "Аэропорт Донецк".
Елена Фанайлова: В программе "Артдокфеста" два фильма о войне на востоке Украины - "Аэропорт "Донецк" и "Два дня в Иловайске". Это такая лента-свидетельство...
Виталий Манский: Любительское кино, по сути дела.
Елена Фанайлова: Бойца батальона "Азов".
Виталий Манский: Эти фильмы не в конкурсной программе. Они в программе, которая называется "Империя. Распад". И в ней мы хотим предъявить некое наше представление о том, что сейчас происходит на постсоветском пространстве. Многие полагали, что советская империя рухнула в 1991 году, окончательно и безоговорочно, но империи так просто не уходят в прошлое, они втягивают в свой круговорот страны, народы. И те войны, которые происходят на постсоветском пространстве, тому свидетельство. Полагаю, что, может быть, война на Украине – это, хотел бы в это верить, одна из последних войн постимперского периода. Мы начинаем эту программу картиной латвийских документалистов "235 миллионов", собственно говоря, картиной об империи, продолжаем эту программу картиной латвийских документалистов "Крушение империи", и один из авторов этой картины Герц Франк, это фильм Юриеса Подниекса, которую он делал для ВВС. А далее эта программа продолжается уже фильмами о нынешнем процессе развала, и в этом смысле и "Аэропорт "Донецк", и "Два дня в Иловайске" очень яркие и точные свидетельства этого момента. И, собственно, да, фильм "Два дня в Иловайске" снят бойцом добровольческого батальона "Азов", и это не очень кинематографически крепкое, но очень простое и вызывающее доверие визуальное свидетельство. Мы видим людей в ненапряженном состоянии, близко, обменивающихся какими-то фразами, шуточками типа: "Ты меня снимаешь? Я передаю привет маме" – практически перед перебежкой, в боевом моменте, когда человек действительно может через секунду быть убитым. И мы видим людей совершенно нормальных, обычных, очень не похожих на те образы, которые являют современные российские массмедиа, когда говорят о "Правом секторе", о добровольческих батальонах. Мы видим людей, которые были учителями, врачами, юристами, сельскими жителями, которые, кстати сказать, в большинстве своем говорят на русском языке, в чем убойная сила фильма "Аэропорт "Донецк". Потому что когда ты видишь две враждующие, противоборствующие, схватившиеся в смертном бою стороны, говорящие на одном языке, и если убрать титры, подписывающие, кто с какой стороны, ты, в общем, и не всегда можешь сообразить, где кто. И это отдельный удар, я бы даже сказал, под дых для зрителя. Я вспоминаю, по крайней мере, свои ощущения от первого просмотра, затем уже здесь, в Риге, на большом экране, от второго просмотра. И я, конечно, жду показа в России этих картин, хотя не могу уверенно об этом говорить, потому что такая сложная юридическая платформа для возможности этих показов. Раньше вообще нельзя было показывать, теперь нужно ставить какие-то титры определенного размера, что это организация, запрещенная в России... Но показ на рижском Артдокфесте, по крайней мере, спровоцирует у людей интерес к этому фильму, и мне кажется, что в ближайшее время он появится в интернете, и будем как-то об этом думать.
Елена Фанайлова: Я бы хотела, чтобы мы поговорили о структуре фильма "Аэропорт Донецк". Расскажите о том, как это выглядит.
Виталий Манский: Фильм является неким хронологическим документом, повествующим об истории Донецкого аэропорта, который был построен не так давно, перед футбольным чемпионатом в Донецке, и начинается он, по сути дела, с кадров рекламного фильма аэропорта...
Елена Фанайлова: Он до сих пор есть в youtube, этот рекламный фильм.
Виталий Манский: И это, конечно, очень сильный заход. Потому что именно аэропорт "Донецк" стал символом противостояния, символом, как формулирует украинская власть, воинской славы, мужества, стойкости и так далее. И этот же аэропорт стал символом и знаком... То есть, по сути дела, как утверждают люди, которые больше меня понимают в военной стратегии, он не имеет никакого военно-стратегического значения, этот аэропорт, и тем не менее, именно он стал символом противостояния и неким знаком первенства в этой войне. Поэтому в топку были брошены с обеих сторон огромные силы и человеческие жизни, а картина, собственно говоря, предъявляет нам свидетельства как защитников аэропорта, представителей украинской армии, так и армии ДНР во главе с Моторолой, стремящейся захватить аэропорт, и в конечном счете захватившей аэропорт, как следует из косвенных свидетельств в фильме, при помощи и поддержке российской армии и российских специалистов. Этот фильм для меня является, откровенно говоря, каким-то совершенно фантастическим свидетельством ужаса и бессмысленности войны. При том, что я не отношусь к тем людям, которые во время войны говорят о мире. Может быть, я слишком жестко сейчас сформулирую свою точку зрения, но я полагаю, что во время войны о мире можно говорить только после победы, победы одной из сторон. И здесь, тем не менее, мы видим некое такое свидетельство бессмысленности этой войны, потому что никто не победил, все проиграли, обе стороны. Картина сама по себе производит совершенно ошеломляющее впечатление! Эту картину должны смотреть. У нее есть определенные проблемы на Украине, я предполагаю, что у нее будут определенные проблемы в России того же рода. Потому что встретились две идеологии, и я сейчас не хочу ни одной из идеологий присваивать знак, положительный или отрицательный. Конечно, я знаю, я для себя решил, чья идеология ближе к человеческой норме, но, тем не менее, это все равно война двух взаимоисключающих идеологем, и в этой войне оказываются жертвами реальные люди, которые являются героями этой картины.
(Видеофрагмент)
Елена Фанайлова: Режиссер фильма "Аэропорт "Донецк" Андрей Ерастов пришел в московскую студию Радио Свобода. И вот наш разговор о его работе и работе Шахиды Тулагановой, соавтора и продюсера фильма.
Андрей, мы с вами говорим в те дни, когда произошел парижский теракт, когда Россия вступила в полномасштабную войну с Сирией, и российский обыватель убежден, что никакой войны на востоке Украины уже нет, да и не было. Вот уже два месяца, как она закончена сми. Где теперь ваши герои? Где Гиви с Моторолой, где бойцы с украинской стороны? Можете представить, что в их жизни сейчас происходит?
Андрей Ерастов: Ну, я чуть раньше замахнусь. Общаюсь с выпускниками школ, современными 18-19-летними, и они спрашивают: какая война в Чечне? Или: какие пожары, какой обстрел Останкино? Я очень хорошо помню октябрь 1993-го в Останкино, когда там просто кровь, трупы на земле – все это было актуальностью, а в их сознании это убыло. Если посмотрите учебники, по которым они учатся, там чеченской войны нет, она усилиями пропагандистов искусственно вытерта из сознания. Хотя им было по 12 лет, когда война в Чечне происходила, но уже 18-летние не знают, что она там была, что она длилась 10 лет. То же самое, я подозреваю, произойдет и с этой донецкой войной – она каким-то образом растворится в сознании, и ее вроде бы не будет. Она будет потом в образе каких-то рудиментарных проявления стукать – то в Тамбове, то во Владивостоке, то будут какие-то немотивированные преступления, то какая-то очередная организация террористического толка накрыта. Мне трудно предположить, что происходит сейчас с этими ребятами, с этими пассионариями. Их однозначно можно назвать пассионариями, говоря об их мотивах, душевном состоянии, их можно так назвать. Но я боюсь другого. Есть такое мнение, что первое, изначальное назначение сталинских репрессий было – погасить пассионариев, которые пришли с Гражданской войны 20-х годов. Это было большое количество совершенно разных людей, которые привыкли свои взгляды на жизнь утверждать и проводить с помощью оружия, достаточно решительных, бесстрашных и умелых. Их нужно было каким-то образом так же нейтрализовать. Мне кажется, это так, это был первый толчок к сталинским репрессиям, а уж потом они набрали обороты, и эта воронка затягивала всех. Как бы это не произошло и здесь. Это очень серьезный вопрос.
Елена Фанайлова: Проходила информация, что Моторола вроде бы отправился воевать в Сирию…
Андрей Ерастов: Не слышал. Он же мне не друг, мы с ним не перезваниваемся.
Елена Фанайлова: Я подумала, может быть, все-таки ДНРовцы, которые допустили вас и Шахиду Тулаганову до своих тел, так сказать, вдруг как-то с вами поддерживают отношения.
Андрей Ерастов: Нет-нет, не поддерживают. Но это к Шахиде, конечно, больше вопрос. Я этим материалом просто пользовался.
Елена Фанайлова: А ваш опыт работы на войне каким-то образом пригодился там? Вы же видели боевые действия?
Андрей Ерастов: В аэропорту, да, мы снимали. Большая часть, снятая в аэропорту в современный момент, это я снимал как оператор. Я могу сравнить с Чечней, я там неоднократно бывал, с Абхазией. Опасно, конечно. Каждый раз на войне есть своя специфика, и ситуация непредсказуема. И здесь тоже ситуация была очень сложная и опасная в тот момент, когда мы снимали, хотя это считалось перемирием. Хотя, конечно, гораздо меньше, чем когда шли реальные боевые действия.
Елена Фанайлова: В разное время вы оказывались то с ДНРовцами, то с украинскими войсками?
Андрей Ерастов: Практически в один и тот же период, в течение двух недель, то на той, то на другой стороне. В этом уникальность этой войны. Там просто едешь в обход, три часа – и ты на той стороне фронта. Для меня, как для режиссера-документалиста, это была просто фантастическая возможность – быть везде, таким всевидящим оком. Кино – это же всевидящее око! Ну, кто-то сказал – взгляд с точки зрения Бога, но мы себя с Богом не равняем. Это потрясающее состояние.
Елена Фанайлова: С точки зрения Бога, мне кажется, люди имеют в виду, когда у вас использована дроновая съемка, сверху…
Андрей Ерастов: Нет, это имеет отношение к художественному фильму. Это наш устойчивый постулат в кино, что в постановочном кино режиссер – это бог, а в документальном кино бог – это режиссер. Но я назвал бы это всевидящим оком. И здесь у нас была уникальная возможность быть и с той, и с другой стороны. Но не в ходе боев. Но мы могли быть и в ходе боев, потому что современный технологический рывок привел еще и к эстетическому рывку, то есть сейчас документальное кино стало вездесущим. Сейчас боец идет воевать с камерой "GoPro" на каске и с мобильным телефоном, они перезваниваются, переписываются, и мы этими материалами пользовались.
Елена Фанайлова: Вы хотите сказать, что обе стороны дали вам возможность взять их материал? У вас в финальных титрах большое количество людей, которым вы выражаете благодарность, ссылаетесь на их съемки. Они вам безвозмездно передали эти материалы?
Андрей Ерастов: Отдали права, да, за что-то платили, за что-то нет. Там они обобщенно перечислены. Мы выражаем глубокую признательность лично одному человеку – Максиму Фадееву. Я не видел его ни разу, он убежденный ДНРовец, и этот человек интересен тем, что он вырос как профессионал на этих боях, как оператор, как режиссер, как художник кино, не побоюсь этого слова. Он до этого, видимо, этим занимался, и это дало ему спрос.
Елена Фанайлова: А этот известный зрителям ютьюба эпизод, когда Гиви срывает погоны с украинцев, это не его рук дело?
Андрей Ерастов: Может быть, и его тоже. Там несколько камер было, пресс-выезд, который совпал с пленением, как я знаю. Я там не был в этот момент. Там снимали несколько профессиональных людей, снято очень грамотно. Да, большинство материалов в интернете есть, их может взять всякий Не сказать, что ДНРовцы очень открыты, но они работали с нами. Я не могу погружаться во все нюансы, это работа больше Шахиды, она продюсер и автор программы.
Елена Фанайлова: Меня интересуют ваши ощущения, когда вы там находились. И не могу не спросить о чувстве страха. Или это для профессионала вашего уровня – само собой разумеющаяся вещь?
Андрей Ерастов: Да там не было ситуации совсем уж страшной. Мины там пролетают, конечно, время от времени, и это такая лотерея, пульки пролетают, но ведешь себя осторожно, в бронике, в каске… А что касается ДНРовцев и как с ними общаться, знаете, где лучше всего описаны ДНРовцы, их типы человеческие? В последней главе романа "Анна Каренина". Там в конце Вронский едет в Сербию воевать, и там описаны глазами брата Левина добровольцы, едущие в Сербию. Вот если внимательно это описание прочесть, то там узнаешь типы ДНРовцев.
Елена Фанайлова: Один из исследователей культурологии этой войны говорил, что еще прекрасно типы ДНРовцев описаны у Пушкина в "Братьях-разбойниках", очень колоритные персонажи, Бабай и все остальные.
Андрей Ерастов: Совершенно верно, и в "Капитанской дочке" они хорошо описаны…
Елена Фанайлова: То есть русский бунт, бессмысленный и беспощадный, во всей его красе?
Андрей Ерастов: Ну, он такой все-таки модернизированный, сербские добровольцы ближе. Это люди, в чем-то не реализованные и неприкаянные в жизни, как тот же Вронский. Человека влечет самореализация, компенсация чего-то, что ему не удалось в жизни. У каждого есть своя личная история, и именно это позволяет находить с ними грани общения. Понимание им нужно. И когда они чувствуют искренний интерес, они достаточно открыты. И это очень интересные и непростые люди.
Елена Фанайлова: Гиви и Моторола в несколько неожиданных ролях в вашем фильме – не в этой своей картинной роли, к которой мы привыкли, когда смотрим ролики в ютьюбе, а они каким-то человеческим языком все-таки разговаривают. Кто они по социальному происхождению? Про Моторолу более-менее понятно, а Гиви?
Андрей Ерастов: Он местный, донецкий, рабочий парень. Кто-то из предков у него был грузин, по-моему, во втором поколении. Но дело даже не в его происхождении, кто где родился, а они и в фильме все говорят: "Мы дети Советского Союза". Они все очень похожи. И они похожи на тех, с кем они воюют. И все это напоминает братание времен Первой мировой войны, когда бойцы встречаются глазами и думают: "А что мне плохого сделал этот человек, такой же, как я?" – в этой войне это самая актуальная тема. Как в любой гражданской войне, две противоборствующие стороны насколько близки, похожи друг с другом, что этот вопрос витает в воздухе. Как в "Тихом Доне", в общем…
Елена Фанайлова: У меня вопрос о главном инструменте, который вы в своем фильме используете. Вы создаете некое зеркало путем экрана, путем съемок, вы заставляете их смотреть глаза в глаза. Они при этом не видели друг друга, конечно же, когда вы их снимали, но у зрителя возникает полное ощущение, что это люди, которые отвечают друг другу. А они отвечают на одни и те же вопросы – о жизни, смерти, мотивах похода на эту войну, о том, что для них главное, в конце концов, о бессмысленности этого военного действия.
Андрей Ерастов: Не дошли они пока до бессмысленности, если говорить о содержании их слов.
Елена Фанайлова: Но для зрителя, для слушателя этот вывод уже начинает присутствовать. Там есть вопрос, ненавидят ли они друг друга, и они отвечают на него по-разному до столкновения и в момент, когда они выходят из боя.
Андрей Ерастов: Да, прием "глаза в глаза" был использован, спасибо, что вы его увидели. И спасибо вообще магии кино за то, что она позволяет это сделать. Потому что, если они встретятся в этой студии, на ток-шоу, они просто заведутся и передерутся, и здесь они у нас будут не столько аргументированы, не буду раскрываться, а здесь они раскрывались. Это магия кино! Относительно ненависти друг к другу, она еще присутствует, но один из украинских бойцов сказал, к сожалению, эта фраза не вошла в фильм по соображениям формы: "У меня нет ненависти к тому простому солдату, с которым я воюю, в которого я стреляю на поле битвы. У меня есть ненависть к тем пропагандистам с обеих сторон, которые эту войну разжигают". Это не просто разговор, а это говорит человек, который случайно выжил, молодой парень, 24 лет, позывной – Турист, это его анализ ситуации. Это потрясающе! В какой-то момент все войны к этому приходят. Очень хотелось бы, чтобы здесь возникло нечто противостоящее разжигаемой агрессии с обеих сторон, и это может быть только иммунитет культуры, ничего другого.
Елена Фанайлова: Вы в своем фильме не даете ответ на вопрос – кто виноват? Я езжу на Украину, и понимаю, что для них все происходящее на востоке Украины – это не гражданская война, не восстание народа, а это агрессия Российской империи, закамуфлированная, скрытая, выдаваемая за гражданскую войну. Как у вас люди себя понимали в этой ситуации? Украинцы наверняка говорили примерно так, а что говорили люди со стороны ДНР?
Андрей Ерастов: Ну, что я буду сейчас транслировать ДНРовскую пропаганду? Вы уже пространслировали украинскую… (смеется) Я могу, конечно, объяснить, почему в фильме нет ответа. Потому что ответы дает пропаганда. А искусство задает вопросы. И это коррелирует с известной фразой, что диктатура боится вопросов, а демократия боится ответов.
Елена Фанайлова: Ближе к концу фильма становится понятно, кто врет. Не буду говорить, кто, но это понятно.
Андрей Ерастов: Да, есть персонаж такой. Но мы не расследованиями занимались, хотя эту картинку раскрыли. Мы же не информированием занимаемся, мы не информационный канал. Мы средствами кино стремимся показать образы этой войны – в людях, в характерах, в степени ожесточения, передать объемные образы. Мы не собираемся расследовать факты. Фактами все насыщена, каналов много. Мы картину мира даем.
Елена Фанайлова: Причем разнообразными фактами, и их можно по-разному интерпретировать, совершенно верно. Тогда об образах и о картине, о визуальном. Она отчасти страшная, отчасти магнетическая. Вы в одном из своих интервью сказали, что вас интересовали пропорции Верещагина, то есть “Апофеоз войны”, батальные полотна. Вы имели в виду пропорции мертвых тел, пропорции ужаса и жизни?
Андрей Ерастов: К сожалению, про Верещагина уже такой штамп сложился – "Апофеоз войны". На мой взгляд, это худшая его картина, плакатная, лобовая и однозначная. Но самая запоминающаяся, и ее растиражировали, потому что она очень простая и легко читаемая. А на самом деле Верещагин для меня – человек, который понимает диалектику войны, будучи сам боевым офицером, проливавшим кровь, имеющим заслуженного Георгия за защиту Самарканда. Для меня ключевые в его творчестве две картины, которые представляют собой диптих. Одна называется "После победы", а другая – "После поражения". На одной изображен басмач, который держит в руке голову русского солдата, отрезанную, а на другой изображен русский солдат, который облокотился на штык и закуривает перед басмачами, которых убил Верещагин. Он показывает этот ужас симметрии. Вот эта формула Верещагина для меня более важна. И сколько на него обрушилось критики за картину "Забытый воин", когда убитый солдат лежит на дороге. Просто огромный поток критики. Сам царь Александр Третий его сумасшедшим назвал.
Елена Фанайлова: К вопросу о царях, пропаганде и народном восприятии. Как вы думаете, ваша картина сейчас может быть показана в Украине или в России? И как она может быть воспринята?
Андрей Ерастов: А мы потихоньку ее уже показываем и там, и там. И первые зрители на наш вопрос, за тех они или за тех, отвечают: не за тех и не за тех, а за людей. И надеюсь, что и в Украине, и в ДНР мы получим тот же ответ. И это не значит, что мы хотим им угодить. С другой стороны, я не могу говорить обо всех показах, не хочу забегать вперед. Покажем – посмотрим.
Елена Фанайлова: Вы на фестивале были, и был эфир "Настоящего времени".
Андрей Ерастов: Да. И вот на Артдокфесте в декабре – милости просим! Замечательный фестиваль – Артдокфест, который хранит традиции документального кино в том виде, как оно должно быть. Не длинный репортаж, а документальный фильм. Не продолжение телевизионного вещания, а альтернативный способ познания мира. Не принижая значения телевидения, это другой способ изображения действительности. Я надеюсь, что нам удалось сделать именно документальный фильм.
Елена Фанайлова: А легко или трудно сочувствовать этим людям? Они воины, убийцы, они выполняют грязную работу, некоторые из них практически сумасшедшие, если честно. Как вам с ними? Не перегорает ничего?
Андрей Ерастов: Нет. Любой военный – это убийца. Я служил срочную службу, давал присягу и готов воевать. Я не хочу убивать. У меня отец на войне был, и что, я должен относиться к нему как к убийце? Я отношусь к нему как к военному.
Елена Фанайлова: Вы хотите сказать, что война – необходимая часть человеческой цивилизации, мы не можем ее избежать?
Андрей Ерастов: Я не говорю, что необходимая, но она неизбежная. До тех пор, пока в человеке перевешивает животная его составляющая. Культурный слой столь тонок, что он очень легко рвется. И вот это пацанское желание адреналина, оно у них есть, оно прорвалось. Оно прекрасно сублимируется в спорт, в творчество, в экстремальные виды спорта, если не хватает. Война – это проявление животного начала в человеке, оно прорывается. И оболочку культурного слоя надо укреплять. Войны, к сожалению, пока есть, но и пацанству есть куда уходить – спорт придуман, творчество…
