Иван Толстой: Здравствуйте, Андрей!

Андрей Гаврилов: Добрый день, Иван!

Иван Толстой: Ну что, сегодня у нас конец осени, начало зимы, поэтому пора говорить о книжках. Год подходит к концу. В отличие от прошлых лет я, к сожалению, в этом году не смог появиться в Москве и поэтому не посетил мою любимую выставку. Вот вы все ходите на музыкальные концерты, на художественные представления, вы - человек культурный. А я - просто библиофил. Я хожу на ярмарку Нон-фикшн, и для меня это все - и культура, и спорт, и впечатления, и tutti quanti. К сожалению, я на Нон-фикшн в этом году не был и завидую вам самой черной завистью. Ну, растравите мне душу, расскажите, что такое в этом году была ярмарка Нон-фикшн.

Андрей Гаврилов: Сразу видно, что вы библиофил, поскольку переход от погоды к фразе «значит, надо говорить о книгах» совершенно мне не понятен, честно говоря. Для меня намного естественнее переход, который обозначен у Юза Алешковского в одной песне: «в такую погодку на печке валяться и водку глушить в захолустной пивной». Это - да, учитывая, какая сейчас погода в Москве. А «кончается осень, пора браться за книжки» - это уже высший пилотаж!

Иван Толстой: Естественно, потому что из дома теперь и в Праге не выйдешь – тут такие ветра, такие дожди, что только ой-ей-ей, прямо не Прага, а какой-то, прости господи, Архангельск или МурмАнск, как сказал бы капитан дальнего плавания.

Андрей Гаврилов: Вы мне сразу напомнили гениальную фразу, которая была на обложке одной из пластинок «Мелодии» много-много лет назад, когда название одной музыкальной пьесы (очевидно, редактор перепутал) звучало следующим образом: «Трек № 6. «Третий день ветры», вместо «ветра». Это было довольно забавно.

Иван Толстой: Кстати, о дисках, о пластинках. Ведь на Нон-фикшн я сам однажды с вами гулял по этим рядам. Есть и продажа старых записей, правда?

Андрей Гаврилов: Не только старых. Третий этаж отдан, по традиции, детской литературе, некоторым издательствам, которые, в силу разных причин, не поместились на основном этаже, и большому залу, где продаются, прежде всего, пластинки виниловые, и не только старые, но и новые, и компакт-диски. Правда, компакт-дисков меньше, но, тем не менее, они есть. И плюс всякая музыкальная атрибутика, от ваших любимых книжек до нашивок в духе тяжелого металла, что-нибудь страшное, что можно на куртку присобачить.

Иван Толстой: Судя по третьему этажу, компакт-диски вымирают быстрее, чем виниловые Long Play.

Андрей Гаврилов: Скажем по-другому. Long Play возродились, как Феникс - «как железный Феликс из пепла», как говорил один мой знакомый, а компакт-диски не возродились, потому что еще не до конца умерли. Вот если они умрут полностью, прекратится их производство, остановятся заводы, то есть надежда, что потом они каким-то образом снова возродятся. Но разве можно возродиться во время агонии? Это как-то не получается.

Иван Толстой: Это дело рук опытного врача. А как быть с новым выпуском вертушек для грампластинок? Есть такое?

Андрей Гаврилов: Да, сколько угодно. Во-первых, вертушки выпускались всегда, потому что появился такой вид гомо сапиенс как ди-джеи. И у ди-джеев есть много примочек, приемов и фокусов, один из которых называется скретч. Это, в частности, движение виниловой пластинки, на которую уже опущена игла, но движение вручную, так что получается не музыка, а черт-те что, такой скрипящий звук, которому можно придать определенный ритм, и это у опытного ди-джея вписывается очень хорошо в танцевальную или в какую-нибудь другую мелодию. Так что выпуск был. Но эти вертушки именно для этого и были предназначены. Параллельно с ними происходил безумно интересный процесс, и мне страшно жалко, что я нигде не могу нащупать под рукой завалявшиеся двадцать тысяч долларов - выпускаются до сих пор лазерные проигрыватели для виниловых пластинок. То есть вы туда загружаете пластинку, как компакт-диск в CD-плеер, и у него нет иглы - луч лазера считывает все, что на ней записано, не портя ее, поскольку нет момента физического контакта. Такие вещи выпускались, как-то я перестал за этим следить, но, думаю, выпускаются до сих пор в очень маленьких количествах, потому что это слишком дорогая игрушка.

Кроме того, выпускались, а теперь их все больше и больше выпускают, обычные, правда, очень хорошие уже теперь, проигрыватели для обычных пластинок. Не все они могут проигрывать старые пластинки, и не все могут проигрывать пластинки на скорости 78 оборотов в минуту, иногда даже не все могут проигрывать сорокапятки, но что касается того, что называется лонг-плей, то есть больших пластинок диаметром в 30 сантиметров с дыркой посередине, это запросто – можно прийти и выбирать, что вам нужно.

Иван Толстой: Андрей, задержите нас, пожалуйста, хотя бы на недолгое время на этом третьем этаже Центрального Дома Художников, на выставке Нон-фикшн, и расскажите об интересных музыкальных находках именно в этот поход, учитывая, что наша программа всегда сопровождается какой-то хорошей музыкой, за которую отвечаете именно вы, Андрей Юрьевич.

Андрей Гаврилов: Сразу вы на меня перевалили ответственность. Я обычно захожу на этот этаж просто посмотреть на количество пластинок, на людей, которые их выставили на продажу, потому что там немало знакомых, пообщаться, потусить, как теперь говорят. Как правило, поскольку я не виниломан, я мало что там отыскиваю или, даже, мало что ищу. Но на этот раз совершенно случайно я вдруг увидел пластинку, у меня ее нет, и она была бы мне нужна, если бы не стоила, подлая, так дорого, а я умудрился прийти на ярмарку, забыв дома деньги, и это у меня было оправдание, что я прошел мимо нее, так бы пришлось признаться, что просто из жадности я ее не купил. Это пластинка довольно редкая, я слышал о ее существовании, но никогда не видел, выпущенная в Финляндии, с записью нашего, в прошлом – питерского, джазового музыканта Владимира Шафранова, который давным-давно покинул просторы нашей необъятной родины, он жил в Нью-Йорке какое-то время, а теперь обосновался в Финляндии, на острове между Швецией и Финляндией, и, как он сам сказал в интервью, к Стокгольму он даже ближе, чем к Хельсинки, хотя это финская территория. Так вот, пластинка с записью концерта Шафранова это, действительно, была неожиданность. Я не думал, что я там ее увижу. И уже тем большая была неожиданность, что рядом, на соседнем прилавке, было два компакт-диска с записями Владимира Шафранова, но уже выпущенные в Японии. Причем, я знаю, что эти два продавца друг с другом не то, что не связаны, но даже не знакомы.

Давайте послушаем с пластинки «Whisper Not”, это запись 2012 года, трио Владимира Шафранова, где, кроме пианиста Шафранова, играет на басу Питер Вашингтон, а на ударных Виктор Льюис. Пластинка была записана в Нью-Йорке с одного раза, без репетиций. Давайте послушаем заглавную вещь «Whisper Not».

Иван Толстой: Андрей, давайте перейдем все-таки к главной забаве Нон-фикшн, к книжкам.

Андрей Гаврилов: Спустимся с третьего этажа на второй.

Иван Толстой: Расскажите о своем улове, что вообще удается человеку приобрести или чем наслаждаться, когда у него забыт кошелек дома.

Андрей Гаврилов: Я бы здесь сказал две вещи. Это первая ярмарка, перед открытием которой было сделано заявление, предупреждение, обращение к участникам ярмарки с просьбой воздержаться от проявления каких-либо политических чувств или пристрастий, учитывая напряженную обстановку в обществе. Когда я это прочел, честно говоря, я просто охнул - никогда раньше такого не было. Это явно что-то значит. Что значит? Еще большее омрачение нашего политического горизонта или просто-напросто самоцензура со стороны устроителей ярмарки - я не знаю, но ничего хорошего в этом заявлении я не увидел. И когда я, памятуя об этом, заявлении вошел на территорию собственно ярмарки… Для тех, кто был раньше, но не был сейчас, напомню, что когда вы поднимаетесь на второй этаж, то перед входом на саму ярмарку есть холл, где продаются книги, торговые точки представлены, и только после входа на территорию самой ярмарки вы уже встречаетесь с представителями издательств, обычно это устроено так. И вот когда вы прошли эти ряды букинистов и просто торговцев книгами и уже вошли в главный зал, то первое, что вы видели, это большую выгородку, посвященную испаноязычной литературе – испанской и латиноамериканской. Все бы ничего, хотя, честно говоря, мне было жалко, что такое шикарное место отдано просто на показ разных изданий, ну хотя бы «Дон Кихота», которого мы все любим и уважаем, но, в общем, не ради него люди приходят на такое мероприятие. Но что самое отвратительное было, что то ли чья-то политкорректность, то ли чья-то политглупость привели к тому, что когда вы проходили немножечко вперед и делали несколько шагов, вы вдруг замечали пустой прилавок этого испаноязычного отдела, на котором лежал лист бумаги. Лист бумаги, потом, когда я пришел второй раз, уже исчез, то ли его украли на память, то ли решили убрать. Но когда там был я, то это был лист бумаги А4, на котором был напечатан текст. Самое смешное, что я его когда-то раньше читал, но, хоть убейте, не помню, где. Это был текст, посвященный Ленину, который кончался словами: «Я хочу ненависти Ленина, я хочу кулаков Ленина, я хочу горячности Ленина», что, мол, только это может спасти мой народ. Особенно после предупреждения о том, что в обществе напряженная обстановка, этот панегирик автору идеи наших концлагерей, честно говоря, смотрелся чудовищно. Я сделал паузу, хотел подобрать какое-то деликатное слово, но он смотрелся чудовищно.

Почему он там лежал, почему его не убрали, для чего это все было делать, - мне совершенно не понятно и настроение сразу вам как-то сбивало. Ничего интересного, ничего хорошего для не испановеда в этой выгородке не было, кроме этого идиотского текста о Владимире Ильиче.

Вот это было первое впечатление, с которым вы попадали на книжную ярмарку. К счастью, потом все это развеивалось, потому что, в отличие от прошлого года (или я был скептично настроен в прошлом году), в этом году мне показалось, что интересных книг намного больше.

Давайте я перейду к нескольким книгам, потому что я все говорю вокруг. Чем для меня эта ярмарка интересна? Она интересна тем, что там можно найти не только новые издания (это естественно - издательства представляют свои новинки), но там можно, покопавшись, найти некоторые книги, альбомы, которые выходили в прошлые годы, но почему-то прошли мимо внимания. И это для меня всегда самое интересное - покопаться в глубине выставленных ящиков или стеллажей книг. Например, я с огромным изумлением и радостью нашел маленький проспект выставки, которая состоялась в Питере в 2012 году, и никогда раньше мне это издание не попадалось на глаза, я даже не знал об этой выставке. Не все питерские выставки засвечены в Москве, что делать. Это была выставка рисунков старшего из братьев Траугот, Александра Георгиевича Траугота, посвященная Роальду Мандельштаму. Судя по всему, Траугот свой блокнот зарисовывал… Мне это сразу напомнило рисунки Гойи, которые он делал, отображая политические события в стране, зарисовывал то, что происходило - вторжение французов, борьба с французами. Вот примерно так же, судя по всему, зарисовывал Роальда Мандельштама и представителей андерграундной культуры Ленинграда того времени Траугот.

Была выставка, и тиражом 300 экземпляров был издан малюсенький каталог этих рисунков, совершенно замечательных. Это, скорее, кроки, даже наброски, эскизики. Если бы он был фотографом, он, наверное, делал бы снимки, но у него в руках был блокнот и цветные карандаши или ручка, и он зарисовывал тех, кого видел. Потрясающе интересное издание – маленькое, изящное, аккуратное, и ничего подобного я раньше не видел.

Точно так же я нашел один диск, о котором раньше не слышал, по-моему, вы тоже, но мы с вами об этом толком и не говорили. Я большой поклонник авторского чтения стихов. Я не считаю, что поэты - великие чтецы, что это единственное прочтение их стихов, которое возможно, но я считаю, что до конца понять стих нам помогает именно авторское чтение. Потому что автор, даже если он плохой чтец, даже если он обладатель плохой дикции, потому что он невольно подчеркивает те моменты в своих стихах, которые для него наиболее важны и которые мы можем просто пропустить, увидев в этих стихотворениях нечто совершено другое. И вот, проходя мимо стенда издательства «Русский путь», я увидел двойной компакт-диск с авторским чтением Ольгой Седаковой своих стихов. В общем, ничего удивительного, сейчас выходят компакт-диски с авторским чтением, но все дело в том, что этому компакт-диску уже 10 лет, и ни на сайте Ольги Седаковой, ни на сайте «Русского пути» (я специально копался в интернете, пытаясь найти хоть какие-то упоминания об этом компакт-диске) нигде о нем нет ни строчки. Это поэтический вечер в Архангельске, этот компакт-диск так и называется, повторяю, он выпущен в 2005 году, а записан в 2003 году, издала его Община Храма Сретения Господня в Архангельске. Только на Нон-фикшене можно найти такую редкость.

Если вы ничего не имеете против авторского чтения, Иван, то давайте послушаем, как Ольга Седакова читает свое стихотворение «Давид поет Саулу».

Да, мой господин, и душа для души –

не врач и не умная стража

(ты слышишь, как струны мои хороши?),

не мать, не сестра, а селенье в глуши

и долгая зимняя пряжа.

Холодное время, не видно огней,

темно и утешиться нечем.

Душа твоя плачет о множестве дней,

о тайне своей и о шуме морей.

Есть многие лучше, но пусть за моей

она проведет этот вечер.

И что человек, что его берегут? –

гнездо разоренья и стона.

Зачем его птицы небесные вьют?

Я видел, как прут заплетается в прут.

И знаешь ли, царь? не лекарство, а труд –

душа для души, и протянется тут,

как мужи воюют, как жены прядут

руно из времен Гедеона.

Какая печаль, о, какая печаль,

какое обилье печали!

Ты видишь мою безответную даль,

где я, как убитый, лежу, и едва ль

кто знает меня и кому-нибудь жаль,

что я променяю себя на печаль,

что я умираю вначале.

И как я люблю эту гибель мою,

болезнь моего песнопенья!

Как пленник, захваченный в быстром бою,

считает в ему неизвестном краю

знакомые звезды – так я узнаю

картину созвездия, гибель мою,

чье имя – как благословенье.

Ты знаешь, мы смерти хотим, господин,

мы все. И верней, чем другие,

я слышу: невидим и непобедим

сей внутренний ветер. Мы всё отдадим

за эту равнину, куда ни один

еще не дошел, – и, дожив до седин,

мы просим о ней, как грудные.

Ты видел, как это бывает, когда

ребенок, еще бессловесный,

поднимется ночью – и смотрит туда,

куда не глядят, не уйдя без следа,

шатаясь и плача. Какая звезда

его вызывает? какая дуда

каких заклинателей? –

Вечное да

такого пространства, что, царь мой, тогда

уже ничего – ни стыда, ни суда,

ни милости даже: оттуда сюда

мы вынесли всё, и вошли. И вода

несет, и внушает, и знает, куда...

Ни тайны, ни птицы небесной.

Иван Толстой: Ну давайте, Андрей, все-таки поговорим в жанре легкого пинг-понга. Хоть я и не был на ярмарке Нон-фикшн, но в Москве я в этом году бывал и, конечно, ходил в книжные магазины. А, кроме того, мир не без добрых людей. Вот я принес в студию книжку, которую мне подарил автор и прислал ее, так что мне не пришлось ее искать в Москве. Александр Фитц, «Легенды старого Ташкента и другие истории».

Вообще, Ташкент - один из интереснейших и забытых литературных центров ХХ века. Что значит - забытых? Забытых широкой публикой. А, вообще говоря, исследователи и историки, писатели и все, кто так или иначе читал и слышал о проблеме эвакуации, о перемещении культурных деятелей в ХХ веке, конечно же, знает, что такое Ташкент и что он весит на весах культурной истории.

Александр Фитц сейчас живет в Германии, он журналист, писатель, общественный деятель, лауреат престижных журналистских, литературных премий, и его книжка о Ташкенте адресована не только бывшим и нынешним его жителям, как говорится в аннотации, а всем, кто не утратил любопытства и ценит юмор.

Я назову нескольких самых разных героев, чтобы понять, о чем пишет Александр Фитц.

Елизавета Ивановна Дмитриева, она же Черубина де Габриак. Судьба связала ее с этим городом в связи с высылкой из Петербурга, точнее, уже из Ленинграда. Елизавета Ивановна - это целый мир, через нее, как за ниточку, можно размотать весь клубок, практически весь Серебряный век.

В книжке рассказывается и о великом князе Николае Константиновиче, и об Александре Федоровиче Керенском, и множество современных уголовных, приключенческих и анекдотических историй. Мастер своего дела, любитель Ташкента Александр Фитц. Его книжка «Легенды старого Ташанта и другие истории», я думаю, понравится всем, кто интересуется и этой специфической эпохой, и этим «Стамбулом для бедных». Такое во время войны этот город получил прозвище. Потому что был Стамбул для беженцев русских - в 1919, 20, 21 году, когда из Крыма, из Севастополя, из Новороссийска бежали русские эмигранты на иностранных или врангелевских судах, через море, в актуальный ныне Константинополь, и там нашли свое пристанище на несколько лет. Это был первый и главный Стамбул. А Ташкент называли «Стамбулом для бедных», для наших, советских людей.

Еще одна книжка, которая мне была прислана в подарок, и я тоже о ней с удовольствием хотел бы упомянуть. Ее автор - Рада Аллой, и книжка называется «Полторы полки». Рада Аллой известна своими путеводителями по Парижу. Было несколько изданий книги, которая называется «Париж для зевак», это детальная, немножко капризная, очень своеобразная работа. Путешествие пешком. Знаете, были шаги-гиганты в детских играх дворовых, а были шаги-лилипутики. Вот Рада Аллой путешествует лилипутиками, и поэтому не упускает никакие детали, которые именно ей милы, именно ей интересны, это не объективный путеводитель по Парижу, там многого может не быть, но зато только там вы найдете такие истории, такие индивидуальные ракурсы, параллаксы и парадоксы, которые может позволить себе человек, тридцать с лишним лет живущий в Париже и знающий его глазами и подошвами.

Вот у книжки Рады Аллой «Полторы полки» такой необычный жанр. Для нее необычный, на самом деле это очень распространенная форма повествования, это книжка про книжки. Это полторы полки изданий с автографами, которые дарили Раде Аллой и ее мужу Владимиру Аллою самые разные авторы. Это небольшая книжечка, в ней 180 страничек, малого формата, она посвящена книжкам с инскриптами, дарственными надписями, по которым восстанавливаются человеческие отношения, потому что хорошая книжка про книжки - это, конечно, всегда книга про людей.

Позвольте, я процитирую чуть-чуть из этой книжки, чтобы было понятно, каким же проблемам она посвящена, о чем пишет парижский автор, родившийся и проведший первую часть своей жизни в бывшем Ленинграде.

«В советских книжных магазинах полки всегда были полны, но ни одной из тех книг, что хотелось иметь, на прилавках не было никогда.

Книги нужно было доставать. Целые стаи поклонников вечно толпились в отделе поэзии «Дома книги» - соблазняя продавщицу Люсю, другие дежурили у «Лавки писателей», надеясь встретить хоть шапочного знакомого и проникнуть в этот рай. Словом, процветал блат, вознесшийся, по слову Пушкина, «из тьмы лесов, из топи».

Тех, у кого блата не было, спасла провинция. Там, в глубине, можно было обнаружить просто лежащие на полках, иногда даже слегка запыленные, томики, за которыми в больших городах шла сумасшедшая гонка. В этом смысле везло таким как мы с Эдиком, то есть людям, связанным с полевыми работами, геологоразведкой и биологическими экспедициями. (Рада Аллой и ее первый муж Эдик имеются в виду – И.Т). (Вспоминаю замечательное mot Эда: в ответ на вопрос: «вы член партии?», он сказал: «что вы! Я - начальник партии!»). Вот, в качестве начальника партии Эдик ездил, главным образом, в Забайкалье, в Приморский край, а я - рядовым биологом-лаборантом то на Камчатку, то на Курилы, то в Среднюю Азию. И каждое лето мы привозили полные рюкзаки книг. Причем не только себе - напав на золотую жилу в каком-нибудь сельпо, где продавали кирзовые сапоги, слипшиеся ириски и водку, и найдя в дальнем углу несколько книжных полок, а там - россыпи заманчивых названий, мы скупали, к удивлению продавцов, все имевшиеся экземпляры. Ведь наши невыездные друзья ждали нас дома и надеялись на богатый улов.

(Из-за этой альтруистической политики я даже утратила одного поклонника. Помню, как он стоял у моих стеллажей, перебирая книги, и вдруг спросил: «Как звали жену Потифара?». «Мут-эм-энет», - машинально ответила я, совершенно не подозревая подвоха. Но уже через секунду поняла, что Женя держит в руках только что привезенный экземпляр «Иосифа и его братьев», никем еще не читанный и даже со слегка слипшимися страницами, и своим вопросом он просто проверял, держу ли я книги напоказ или действительно читаю! Я была настолько возмущена этим подозрением, что прекратила с ним всякое общение»).

Так пишет Рада Аллой в книжке «Полторы полки», которая выпущена в 2015 году «Своим издательством» в Петербурге. Если пинг-понг, Андрей, то мячик теперь на вашей стороне.

Андрей Гаврилов: Я знал, что рано или поздно вы перейдете к спорту. Нет более ненавистного для меня времяпровождения, чем спорт. Я не буду долго останавливаться на какой-то отдельной книге, потому что, в отличие от вас, который получает в час по чайной ложке от друзей и знакомых, я-то был прямо в самом рассаднике литературы на этой ярмарке, поэтому я просто скажу о том, что я там видел, на что стоит обратить внимание.

Прежде всего, это трехтомник Валерии Новодворской, он только что вышел в издательстве «Захаров». Это, разумеется, не полное собрание сочинений работ и статей Валерии Новодворской, но, тем не менее, достаточно полное. У него есть один большой для меня минус - это содержание. Такое впечатление, что люди немножко торопились с изданием, и вместо того, чтобы в содержании назвать каждую работу, которая представлена в этом трехтомнике, там обозначены просто группы статей по годам или по темам, но нет отдельного перечня. Если вам нужна отдельно какая-то работа, заметка, полемическая зарисовка, вам придется довольно долго рыскать и ее отыскивать.

Во-вторых, я думаю, мы с вами оба его купим, вышел 12-й том собрания Лидии Корнеевны Чуковской, посвященный ее «Дневнику». На сегодня это последний том, и где-то промелькнула фраза, что, вроде бы, завершается этим издание собрания сочинений Лидии Корнеевны, которое подготовила Елена Цезаревна. Я не знаю, будет ли какое-то продолжение, и я попытался выяснить это на стенде издательства, будут ли они продолжать или пытаться продолжать эту серию, и ответа я не получил. Но этот том, который, с моей точки зрения, надо иметь обязательно – крайне интересный дневник Лидии Корнеевны Чуковской.

Затем, не могу не сказать, это такое странное издание, которое я долго вертел в руках, но оно, к счастью, не продавалось, поэтому тут было все сразу решено, был выпущен том большого формата, не толстый, Ивана Гончарова «Русские в Японии», подзаголовок «Из книги «Фрегат Паллада». Вот эта книга, которая, с моей точки зрения, несколько бессмысленна по тексту, потому что текст «Фрегат Паллада» надо читать целиком, если уж вообще читать, но зато она потрясающе издана. Каждый параграф, каждая мысль, каждый посыл Гончарова иллюстрирован или фотографами, относящимися примерно к тому времени (у Гончарова это 1853-54 год, но здесь фотографии, очевидно, чуть попозднее сделаны), или гравюрами, или рисунками, или картинами того времени или посвященными тому времени. Книга издана прекрасно, ничего тут нельзя сказать. Издательство «Олма Медиа Груп», я просто снимаю шляпу. Не всегда полиграфия на высоте, но нельзя требовать слишком многого.

Что вам еще сказать, чтобы вас подразнить немножко? Вышла книжка «Удивительные истории о словах самых разных» Виталия Бабенко в издательстве «Ломоносов», посвященная именно истории слов и истории о словах. Те, кому интересен не только Фасмер, гениальный, но, тем не менее сухой словарь, я думаю, эта книга будет крайне интересна.

Но если уж дразнить вас, Иван, то дразнить. Мало того, что вы были лишены возможности покупать книги, вы были лишены возможности покупать интересные диски и пластинки. Буду продолжать вас дразнить музыкой Владимира Шафранова, пианиста, который получил классическое образование в Ленинграде, а джазовую школу прошел в Нью-Йорке. Давайте послушаем в его исполнении тему Энио Морриконе из кинофильма «Кинотетар Парадизо». В финском трио Владимира Шафранова, кроме самого Шафранова, играет Пекка Сарманто на басу и Юккис Уотила на ударных.

Иван Толстой: И если уж я перехватил мячик, позвольте мне рассказать еще об одной книжке, - вы будете смяться, - которая мне тоже была подарена. И вот эта книжка, насколько я понимаю, гораздо более редкая, чем те, о которых я уже говорил, и чем, может быть, те, которые продаются и выставлены на ярмарке Нон-фикшн. Я имею в виду книжку, выпущенную в Сан-Франциско издательством «Угроза». Это сокращение двух фамилий - редактора Андрея Устинова и художника Станислава Гроздилова.

Чем эта книжка примечательна? Она выпущена «Амазоном». То есть тем самым гигантским порталом, который продает и диски на третий этаж, и книги, и вообще, что только он не продает. «Амазон» выступает, в данном случае, в качестве издателя и, отчасти, распространителя, хотя вы можете отослать в «Амазон» ПДФку с обложкой и со всеми рисунками, которые вы хотите видеть, вам книжку выпустят, и могут весь тираж отослать вам, но могут и допечатывать время от времени. Книжка стоит очень дешево в таких обстоятельствах, потому что нет ни магазина, ни каких-то продавцов, накладные расходы ложатся на самого покупателя. То есть книжки выпускаются тиражом, может быть, один экземпляр, может быть, сто, может быть, сто тысяч, сколько вы захотите, платите только деньги и все.

Почему издательство «Угроза» и многие люди, любящие книги и желавшие давно их издавать, обратились именно к «Амазону»? Потому что совсем недавно «Амазон» стал предлагать матовую обложку, не блестящую, неприятную, супермаркетовскую, а обложка теперь матовая и на ней хорошо лежит рисунок.

Вот такую книжечку, маленькую брошюру, страничек всего 26 в ней, выпустило издательство «Угроза» только что. На ней стоит даже дата - 22 октября 2015 года. Многие книжки, вышедшие 22 октября этого года, уже попали в продажу, а вот эта книжка особо для продажи и не предназначена. Я не знаю, Андрей, видели вы ее на Нон-фикшн или нет, ее мог продавать сам автор, Дмитрий Быков. А книжка называется «Американские приключения «Доктора Живаго», и жанр этой книжки – доклад в стихах. Действительно, Дмитрий Львович Быков прочел этот доклад 30 сентября 2015 года «в два часа по полудни» в Стэндфордском университете, Стэнфорд, Северная Калифорния.

Доклад в стихах - это то, чем отличается Быков, он любит всякую общественную тематику заключить в форму иногда сонета, иногда мадригала, в общем, чего-то стихотворного и рифмованного. Я прочту маленький кусочек, как это все звучит. Там были ученые доклады, посреди этой конференции, и вдруг вышел Быков и прочел следующее:

«Доклад в стихах» - звучит, как «Конь в пальто», но вы, коллеги, строго не судите: в стихах мое спасение, а то вы все такие умные сидите, и только поэтической строкой свое участье мог бы оправдать я. Структуралист я, в общем, никакой: мне этот метод - как корове платье, хоть я и применял его подчас, страдая от критических уколов. Я был в архивах, как любой из вас, но здесь же мой учитель Богомолов, пусть он меня простит за эту лесть - с его умом тягаться нам ли, грешным? Не то чтоб мыслей нету - мысли есть, но не научны. И вдобавок Флейшман: он совершил в науке перелом ничуть не меньший, чем Бахтин саранский. Мне страшно даже рот открыть при нём, хоть пить со мной не брезговал Синявский. В таком собраньи, пышном и лихом, смешно претендовать на габаритность. Я в силах защититься лишь стихом, и может, он отчасти примирит вас со сказанным. Пристрастья передоз я возмещу вам строгостью гармоний.

Меня давно волнует парадокс, а если говорить бесцеремонней — несправедливость. Я, увы, из тех, кто «Доктора» вершиной не считает, и почему не лучший русский текст в Америке давно приобретет роль культового? В наших пустырях есть эпосы как минимум не площе, но почему-то скажешь «Пастернак» - и в Штатах сразу хлопают в ладоши. Позавчера я от родных осин через Стамбул явился в Сан-Франциско.

Таможенник, естественно, спросил: какая будет здесь у вас прописка, зачем вы тут? Я, значит, так и так: вот у меня из Стэнфорда бумага. Он прямо встрепенулся: Pasternak! Он написал про “Доктора Живаго»! - и только что объятиях не сжал. И вот я не могу понять, откуда такой восторг у местных горожан. Добро бы стилистическое чудо, но сколько там безвкусицы, пардон! Как русскому - мне это очень мило, но кто бы здесь слыхал про «Тихий Дон» и был в восторге от «Войны и мира»?

Ну, хоть и страничек всего 26, однако я, конечно, не буду читать все это, в конце концов, существует авторское право, которое мы должны уважать, но вот на 14-й странице я расхохотался, потому что встретил упоминание своего имени, хотя я на этой конференции не был. Позвольте похвастаться:

Конечно, кто-то скажет: ЦРУ. И эта тема, в общем, нашумела. Роман, по этой логике простой, раскручен был на уровне разведок - с тех пор, как книгу выпустил Толстой, подобный аргумент не так уж редок.

На этом я позволю себе поставить точку и передать мячик на вашу сторону.

Андрей Гаврилов: Я не могу ничем таким похвастаться, но я тоже вернулся с выставки с книгой, в которой 28 страниц. Эта книга выпущена моим любимым издательством, за которым я много лет слежу, это то издательство, в котором все книги, которые мне были интересны, судя по всему, я все-таки купил. Это издательство «Возвращение». Для тех, кто не знает это издательство, хочу сказать, что они начали с того, что выпускали маленькие книжки формата меньше, чем карманные английские покет-буки, иногда даже в два раза меньше. То есть совсем такого блокнотного формата. «Поэты узники Гулага». И они первыми выпустили очень много книжек, очень много текстов тех авторов, которые потом уже выходили в более академических, более представительных изданиях, в твердой обложке уже, которые лежат в больших магазинах. Увы, иногда пылятся. Это кошмар, но что делать. А вот их первые книжки, почти что на ротапринтах, я помню, я их повсюду отыскивал, пытался найти, еще помните магазин «Гилея» - там они были. В общем, я их собирал, а потом как-то это издательство пропало. И то ли они мне не попадались, то ли они действительно на какое-то время сделали паузу, но вдруг на этой ярмарке я увидел отдельный стенд и, более того, книга 2015 года, 25 страниц текста, Феликс Елизаров «У истоков гулаговского фольклора». Но речь идет не о фольклоре, а об апокрифе. Это история о том, как шла борьба МВД с бандами сбежавших зэков в Якутии, возле лагерей. Безумно интересная тема, которой я раньше не встречал, и это воспоминания человека, который сам участвовал в этих милицейских облавах. Несколько неожиданный поворот для издательства «Возвращение», но тем не менее очень интересно. Я уже ее прочел и, судя по тому, как она издана - не на ротапринте, а очень хорошо, это чисто типографское издание - я думаю, что она будет представлена в магазинах и я очень всем рекомендую на нее обратить внимание, это действительно очень любопытное издание.

Вы знаете, что меня еще поразило на ярмарке? Я впервые увидел там и, по-моему, впервые на ярмарке был представлен издательский проект Музея АЗ, это Анатолий Зверев. Может быть, вы помните, когда вы были в Москве, я вам говорил, что в Москве открылся его музей, практически в центре, и я знал, что они выпускают альбомы, книги, но все это богатство, которое они выпустили, буквально за несколько месяцев, может быть, за год, собранное в одном месте я видел впервые. Это был небольшой прилавок, но очень удачно расположенный, он был на углу, он заворачивался так, что к нему можно было спокойно подойти с двух сторон, посмотреть книжки, а там были роскошные издания. Например, 5 книг в коробке «Анатолий Зверев рисует сказки Андерсена» или «Анатолий Зверев и его иллюстрации к Апулею, к «Метаморфозам», или «Гоголиада Анатолия Зверева», прекрасно изданные книги.

И я впервые вижу, чтобы к презентации своей продукции издательство подошло, наверное, все-таки по западному. Потому что, кроме самих альбомов, была представлена сувенирная продукция, так называемая, это ужасное слово «мерчандайзинг», а именно, были тарелки с рисунками Зверева, игральные карты с рисунками Зверева, были альбомы для рисования с рисунками Зверева, то есть такое впечатление, что, посмотрев как подобные вещи представлены в Лувре или Галерее Тейт, издательский проект Музея АЗ решил сделать примерно то же самое. Я понимаю, что для любителя книг сама фраза «тарелки с рисунками Зверева» звучит ужасно, но, поверьте мне, что для того, чтобы представить продукцию издательства, наверное, это было сделано не просто так, и это был не очень умный ход. Я не думаю, что очень много людей купит тарелку с рисунком Зверева, чтобы есть из нее гамбургеры, повесить на стену или поставить на полку, но, повторяю, на ярмарке это все смотрелось удивительно органично и удивительно хорошо.

Иван Толстой: Ничего, я бы купил и чашку, и стакан, и все что хотите со Зверевым, я очень люблю этого художника. Абсолютно брызжущая цветастая радость. Обожаю. Что он окурком рисовал, что кистью, мне совершенно неважно. По-моему, это практически всегда бешено талантливо.

Андрей Гаврилов: Вот видите, как хорошо, что мы успели об этом вспомнить.

Иван Толстой: Андрей, какой музыкальной вещью с третьего этажа Центрального Дома Художника мы закончим сегодняшний разговор?

Андрей Гаврилов: Если вы не возражаете, я хочу представить пьесу в исполнении Владимира Шафранова. Ему принадлежит фраза: «Пианист не может считать себя состоявшимся музыкантом, если он не играет Шопена». И вот на джазовом диске «Kids are pretty people» - «Дети это красивые люди» Владимир Шафранов и его трио играют Шопена, 20-й прелюд.