В год выборов президента Соединенных Штатов в спорах соперников и их информационного окружения все чаще будут появляться ссылки на наследие предшественников. Кто из них больше сделал для вящего величия Родины, кто обеспечил размах и процветание, а кто, наоборот, опустил Америку в глазах мира? На момент выборов такими предшественниками кандидатов будут Барак Обама и Джордж Буш-младший. Оценка результатов их деятельности, при всей субъективности, будет в значительной мере определяться правилами политкорректности.

Всем известны анекдотические примеры этого терминологического бонтона. Не бывает умственно отсталых – есть только альтернативно мыслящие. Воришка, пойманный в супермаркете за руку, может и обидеться, если его так назвать – правильно именовать его нетрадиционным покупателем. Лгун не лжет, а представляет одну из возможных версий происходящего. На практике политкорректность существовала всегда, задолго до возникновения самого термина. Генералы говорили об отступлении как об отводе войск на заранее подготовленные позиции, еще не понимая, что изъясняются политкорректно. Весь смысл этой нормы поведения – в таком переосмыслении негативных явлений, при котором они воспринимались как позитивные, ни для кого не обидные, может быть, даже заведомо искомые.

Современный политик, как пастернаковский художник, перетолковывает мир таким образом, что пораженья от победы в нем невозможно отличить. Все должны быть довольны развитием ситуации, все не так плохо, чтобы не могло быть гораздо хуже. В годы правления Барака Обамы этот плодотворный принцип был доведен до совершенства. Его доктрина была названа "мягкой силой", и чем меньше в ней было силы, тем лучше она работала. Да, Соединенные Штаты отступали на всех направлениях, но не просто так, а на заранее подготовленные позиции. Да, они перекладывали на чужие плечи трудные обязанности по поддержанию миропорядка, но разве вовремя умыть руки – это не высшая хитрость? Да, их перестали уважать в мире, но это и замечательно, так как уважали в основном за силу и готовность эту силу при случае применить, то есть исключительно за плохие, неправильные качества. Теперь их не уважают, но зато преимущественно за хорошее: за скромность, уступчивость, чуткость к чужим интересам, восприимчивость к другим культурам, тихую провинциальность. Президент, собственно, выполнил, что обещал: довести великую державу до разумного регионального уровня, сделать ее одной из многих – не хуже Мексики, хотя и не лучше Коста-Рики. Теперь даже с Кубой они могут вести дела на равных. Дают ли за другие достижения Нобелевскую премию мира?

Джордж Буш-младший виделся в этой системе координат прямой противоположностью нобелевского лауреата. В свою страну верил и был к ней лоялен до смешного: о своем преемнике слова худого не сказал, чтобы ненароком не навредить Америке. Каких только собак на него не вешали: он и деревенский дурень, и неуч, и врун, и военный преступник. Религиозный фанатик, мечтающий установить в своей стране христианскую диктатуру. Когда после двух сроков Буш самоустранился из общественной жизни, мало кто был готов рискнуть репутацией, появившись на публике в его компании. Политика Буша казалась сплошной чередой провалов. Энтузиасты не упускали случая закатать бывшего президента в асфальт, поднять на смех за частые оговорки, за ограниченность, за то, что путал Австрию с Австралией. Был почти так же плох и недалек, как Рональд Рейган, которого от уничижения спасло только вторжение реальности в заповедный мир политкорректности. Это задним числом оказалось, что Рейган был кругом прав, оказавшись прозорливее, чем все вашингтонские любомудры, вместе взятые, и в результате признан единственным великаном среди президентов своего поколения, но кто же это мог знать тогда, когда было модно посмеиваться над его речевыми огрехами?

Проходит определенное время, и человеческое сознание с новой высоты прокручивает и воспринимает старые кадры. Приходит понимание, что над Бушем смеялись, скорее всего, зря. Что он, хотя и не вертел по-профессорски головой с вечно вздернутым подбородком, говорил по делу, характер имел твердый и прямой, был в меру харизматичен и по любому счету честен. Не выкручиваясь, принял вызовы своего времени и справился с ними без позора. В прикладной политике никогда не был простофилей, хотя мог им иногда казаться. Может быть, знал меньше слов, чем университетский буквоед, но принципы, которым верил, умел отстаивать. Его спонтанная, не по бумажке, пронзительная речь, произнесенная после террористических актов 11 сентября 2001 года, и сегодня остается вершиной ораторского мастерства, которую не смогли заслонить никакие последующие словесные изыски.

Разумеется, факты не способны переубедить убежденных. Найдутся и такие, кто, просмотрев километры кинохроники о применении в Ираке боевых отравляющих веществ, заслушав показания "химического Али" и других преступников, прочитав статьи о ликвидации тысяч ракетных боеголовок, начиненных зарином и другими газами, будут упрямо твердить, что оружие массового поражения в Ираке никогда не было обнаружено и, следовательно, Джордж Буш – лжец. Не важно, что весь регион напичкан запасами химического оружия, есть оно в соседней Сирии, есть даже на вооружении у "Исламского государства", и только у Саддама Хусейна почему-то бочкотары не нашлось. Будут, выкручивая фактам руки, доказывать, что, объявляя войну террору, Буш совершил роковую политическую ошибку, в то время как вдумчивый Обама, заявляя о борьбе с террором, ошибку исправил.

Приходит понимание того, что Джордж Буш видел мир острее и точнее, чем многие современники. Примеры его правоты приводит в своей недавней статье известный немецкий комментатор Ганнес Штейн. Буш понял – неважно, на интуитивном ли, на интеллектуальном ли уровне, – что ближневосточные диктатуры – не подлинная альтернатива исламского фундаментализма, а всего лишь ложное противопоставление. И сегодня немало тех, для кого единственный урок последних лет заключается в том, что, не будь американцы идеологически зашоренными, они бы не подрывали, а пестовали и холили местные арабские диктатуры как надежный заслон на пути у вселенского джихада. Ведь и сами сатрапы регионального формата – от Хусейна и Каддафи до Асада – охотно подчеркивали при случае, что режимы их носят исключительно светский и прогрессивный характер. Выбор упрощается до минимума: то ли светская диктатура, то ли строй типа "Исламского государства". Изъян такого выбора – ни то, ни другое неприемлемо для демократического политика, не страдающего патологическим лицемерием.

Диктаторы арабского Востока действительно по возможности подавляли исламский фундаментализм, но не по идейным или моральным соображениям, а только потому, что искореняли вообще любые проявления политического несогласия, инакомыслия или свободы в своих странах. Религиозные или культурные меньшинства они терпели при условии, что те признают и поддержат верховенство их власти. Обскурантизм и несовершенства традиционных обществ заменили идеологией и практикой тоталитаризма. И при первой же опасности для своей абсолютной власти, когда их не мог спасти арабский национализм, они с необыкновенной легкостью перекидывались в стан исламского фундаментализма. К религиозным образам и понятиям прибегали в трудную минуту и Каддафи с его "зеленой книгой", и Хусейн с его "матерью всех войн", и Асад, давно забывший, что изначально собирался, собственно, строить "арабский социализм", и те иракские генералы из светской партии БААС, которые сегодня командуют армией "Исламского государства".

Дилемма оказывается ложной и тогда, когда западным мыслителям ее пытаются навязать в отношении России, доказывая, что, если с Путиным что-то случится – уйдет пенсионером в отставку или отшельником в скит, страна погрузится в столетний хаос. Понимание подвоха дается не всем, но Джорджу Бушу оно далось. Буш видел в арабской националистической диктатуре и исламском фундаментализме сообщающиеся сосуды: невозможно разбить один, не выпустив жидкость из другого. Статус-кво на Ближнем Востоке, взорванный изнутри, распадался на глазах, и созерцательная бездеятельность не могла заменить решения, даже болезненного. Склеивание осколков как было, так и осталось безнадежным делом.

Понял тогдашний американский президент и то, что бесконечная война между Израилем и палестинцами не является ни единственным, ни главным конфликтом региона. Даже если бы каким-то чудом рядом с Израилем завтра возникла миролюбивая и демократическая Палестина, с процветающим и работящим средним классом, это никак не разрешило бы другие острейшие проблемы арабского Востока. (Отчет о развитии человеческого потенциала арабских стран за 2002 год представляет эти проблемы так: “Валовой домашний продукт всех арабских стран, вместе взятых, меньше, чем ВВП Испании, известной когда-то под арабским названием аль-Андалус. Книгоиздательская продукция всего арабского мира едва дотягивает до показателя немецкой земли Гессен. Отношение к женщинам в арабских странах ничуть не лучше, чем отношение к неграм в ЮАР времен апартеида. И ни одному из местных диктаторов не удалось заложить основы здоровой работающей экономики – в отличие от авторитарных режимов в других частях мира". В том, что за истекшие 13 лет ситуация не изменилась к лучшему, вряд ли можно обвинять Израиль.

Американский президент понял, что проблемы арабского мира из Иерусалима или Рамаллы не разрешить. Порядок может быть только обратным: когда на арабскую землю снизойдут прочный мир и благосостояние, когда она сможет по успешности сравниться хотя бы с той же Азией, весь арабо-израильский конфликт скукожится до своего реального, то есть маргинального, значения. А преимущество маргинальных проблем в том, что их можно решить без глобального ущерба.

Джордж Буш, говорят, был религиозно нетерпим. Он называл фундаменталистов "исламо-фашистами". А ведь мог бы подняться до душевной высоты своего преемника, произнеся такие, к примеру, слова: "Говоря об исламе, мы имеем в виду религию, которая дает утешение миллиарду человек во всем мире... которая сделала братьев и сестер из людей разных рас... миллионы американцев мусульманского вероисповедания являются врачами и адвокатами, профессорами и военными, предпринимателями, прекрасными отцами и матерями... Женщины в традиционном облачении должны чувствовать себя на улицах в безопасности: в Америке никто не имеет права запугивать других из-за головного убора". Вы уже догадались, что цитата не из Обамы. Так сказал Буш, посетив одну из мечетей сразу после 11 сентября 2001 года, когда исламизм объявил Америке джихад. Исламо-фашизм относится к мусульманам ровно в той же степени, в какой немецкий нацизм или итальянский фашизм относятся к немцам или итальянцам. Бороться с исламизмом обязаны все, но победить его могут только сами мусульмане.

Джордж Буш, разумеется, страдал многими недостатками и оступался не реже, чем другие политики своего времени. Некоторые из его ошибок, вполне вероятно, хуже преступления и вопиют к небу. К примеру, заглянув Путину в глаза, он увидел душу там, где ее по определению быть не может. Политик – не психиатр, чтобы заглядывать пациентам в душу. Но, как пишет в своей статье Ганнес Штейн, есть просчеты, которых простецкий Буш никогда бы не допустил. Это не он вывел войска из Ирака, оставив там вакуум, который в конечном счете заполнили исламисты. Не он профукал Сирию и под предлогом своих тягостных раздумий расчистил место для Путина. С первого захода он бы осознал, что диктаторский режим Башара Асада и "Исламское государство" – лицевая и оборотная стороны одной и той же медали. И что тот, кто для совместных действий объединяется с Асадом, Путиным и Ираном, фактически толкает миллионы суннитских арабов в объятия исламистов.

Ефим Фиштейн – международный обозреватель Радио Свобода

Высказанные в рубрике "Право автора" мнения могут не отражать точку зрения редакции