Иван Толстой: У нас сегодня очередная «Тема и вариации». Андрей, я в полной растерянности и готов признать себя совершенно серым ничтожеством. Я не знаю, как называется та основная тема, которую сегодня вы предложили для разговора, и если бы меня спросили, я бы ответил очень просто – та-ра-ра-ра-ра. Но должно же быть и какое-то официальное название?

Андрей Гаврилов: Я предлагаю тему разговора, а не музыкальную тему, назвать «Проблемы судоходства Южной Африки», потом сделать большую паузу, и пускай слушатели падают в обморок, услышав такое от нас с вами. Но для того, чтобы они все-таки в обморок не упали, я хочу сразу начать с музыкальной темы, которую мы не будем с вами сейчас объявлять, а мы ее объявим после того, как прозвучит первый музыкальный фрагмент, отрывок, который мы и поставим нашим слушателям.

Иван Толстой: Это что-то типа «Угадай мелодию»?

Андрей Гаврилов: Нет, «Угадай песню», мелодию все знают.

(Песня)

Это была, как все услышали и вспомнили, песня «В Кейптаунском порту» в исполнении Алексея Козлова и Андрея Макаревича с их диска «Пионерские блатные песни».

Иван Толстой: И это совершенно понятно, Андрей. Обсуждая сегодняшнюю программу, вы написали на целом ряде файлов «В Неапольском порту», и я подумал, что либо вы сменили порт приписки, либо в Москве уже начались полные заморозки.

Андрей Гаврилов: Я вам писал уже достаточно усталый и поздно ночью, когда я практически отключил сознание и включились подсознательные воспоминания о детстве. Дело в том, что в нашем дворе мы пели «В Неапольском порту», во дворе напротив они пели «В Кейптаунском порту». Вариантов песни было очень много. Более того, одно из действующих лиц там браунинг, тот самый, из которого стреляют, а в нашем варианте это был маузер. И вот, хоть убейте, не могу сейчас вспомнить, с чем он рифмовался, но я точно помню, что это был маузер. Может быть, потому, что в то время книг о гражданской войне, революции, о том периоде было значительно больше, чем книг о подвигах в Кейптауне, Неаполе и на заморских берегах, так что вариантов было очень много. И можете представить себе мое изумление, когда я узнал, что есть автор этой песни, а, значит, есть авторский, канонический вариант. И, кстати, вариант Козлова и Макаревича, который мы только что послушали, наиболее ему близок.

На самом деле песня называется «Жанетта», это ее первое официальное название, и написал ее текст в 1940 году Павел Гандельман, в то время ученик 9 класса 242 школы нашего с вами родного города Ленинграда. Мы можем радостно говорить, что мы как-то причастны к этой песне. Он был начитанным мальчиком, и это чувствуется в тексте песни, в некоторых словах, в некоторых выражениях - она все-таки отличается немножечко от дворовых песен того времени. И он хотел написать песню просто сокрушительно кровавую, как он сам говорил, а мотив, тем более, уже был известен.

Иван Толстой: Как интересно, Андрей, я вас сейчас слушаю, и мне захотелось чуть-чуть отвлечься, сделать один шажок в сторону. Я помню одно рассуждение Мариэтты Чудаковой, нашего знаменитого литературоведа, историка литературы, которая рассказывала о самом конце 30-х годов в советской литературе, и у нее была такая мысль. В то время, когда наступила так называемая первая бериевская «оттепель», когда Берия пришел на смену Николаю Ивановичу Ежову и тот был расстрелян, начали выходить люди из лагерей, начали допечатываться те книги, которые были намечены еще в начале и в середине 30-х годов. Закончен был целый ряд каких-то собраний сочинений, довышли совершенно невозможные для печати сталинского времени и, тем не менее, они появились, поэтические книжки. Скажем, в «Малой серии» «Библиотеки поэта» был напечатан Иннокентий Анненский, если вы помните, вышел «Неизданный Хлебников» в 40-м году. В истории библиографии появились какие-то диковинки: «Библиография средневековой Бельгии»… Ну, кому в 40-м году такая книга должна быть нужна? Вышла книжка Лидии Яковлевны Гинзбург о Лермонтове, вышла Анна Ахматова - «Из шести книг».

То есть это был такой выброс, такой солнечный протуберанец по яркости, по культурности, по несвоевременности этих изданий. И Мариэтта Чудакова рассуждала о том, что это была пора, когда литература, писатели и читатели истосковались по романтическим далеким путешествиям, по экзотике, по вот этому плоду, не столько запретному, сколько отошедшему бесконечно, как этот «бананово-лимонный Сингапур». Вот тогда-то слушались и пластинки Вертинского, которые постоянно привозились в Советский Союз в двойном дне чемодана. Но ведь Латвия, Эстония, Литва насильно вошли в состав Советского Союза, а оттуда военнослужащие, чиновники, да и простой люд стали вести не только книги, но и выпущенные на западе пластинки, в частности, Вертинского. То есть «бананово-лимонный Сингапур» был на слуху буквально. И вот песня «В Кейптаунском порту» или, как вы сказали, первоначально «Жанетта», абсолютно ложится в этот рисунок, в эту мозаику. Это тоже романтическое приключение, по которому истосковалось советское закостеневшее и заржавевшее сердце сталинской эпохи.

Андрей Гаврилов: Я, может быть, соглашусь с последней фразой, но не могу не отметить, что вы единственный человек, который на моей памяти назвал бериевскую эпоху «солнечным протуберанцем». Хоть убейте, Иван, вы чуть-чуть увлеклись в описании того, что происходило.

Иван Толстой: Я очень локализировал.

Андрей Гаврилов: Я бы назвал это чуть более прозрачной кляксой растекшейся. Может быть, вы правы, может быть, действительно, эта страсть к несуществующей романтике и подтолкнула Павла Гандельмана написать нечто подобное.

Иван Толстой: Андрей, а что-нибудь известно об этом человеке?

Андрей Гаврилов: О нем известно очень мало. Насколько я помню, он не продолжил свои литературные изыскания, он, по-моему, если я не ошибаюсь, служил чуть ли не во флоте и, честно говоря, его путь я не проследил, потому что мне было интереснее проследить путь самой мелодии. И, если вы не возражаете, я поверну к этому, поскольку здесь есть несколько забавных поворотов.

Иван Толстой: Хорошо, я с удовольствием вас послушаю, только скажите одно: этот автор слов, слов «Жанетты», слушал мелодию или он написал просто стихотворение?

Андрей Гаврилов: Да нет, Иван, я вас умоляю! Конечно, слушал. Сама мелодия, которая называется Bei mir bist du shein, то есть «Ты лучше всех», «Ты такой красивый» или «Ты для меня такой красивый» - довольно старая. Она была написана в Штатах в 30-е годы, ее написал композитор Шолом Секунда, поэтому иногда на наших пластинках пишут «автор – Шолом», вместо того, чтобы написать «Ш. Секунда». Но это уже грамотность редактора.

Более того, Шолом Секунда родился на Украине в 1894 году, в ортодоксальной еврейской семье, он посещал хедер, он стал завсегдатаем еще Oдесского театра, он успел походить в Oдесский театр, но в 1907 году, ему было всего 13 лет, его семья эмигрировала в Америку и осела в Нью-Йорке. И вот там он увлекся театром - лирическим театром и, даже, музыкальным театром, и, даже, устроился туда работать, получая 25 долларов в неделю. Он начал писать свои песенки. Причем он хотел заниматься серьезной музыкой, а песенки это былo - так.

Он учился музыке, и вот судьба улыбнулась и ему предложили написать на слова Джейкоба Джейкобса песенку для мюзикла. У мюзикла было замечательное название «Можно было жить, да не дают». Он сочинил мелодию, которая в этом мюзикле и прозвучала. Мюзикл благополучно отгремел сезон и навсегда был забыт, по-моему, никто сейчас толком не помнит, о чем он. А вот песня как-то осталась. Она звучала, звучала, ее пели, причем на идише ее пели в том числе и негритянские коллективы, что довольно забавно. И вот получается так, что песенка оказалась тем паровозом, который тянул последние представления мюзикла.

Уже в 1933 году, а написана она была в 1932, было продано около 10 тысяч пластинок с этой мелодией. Он ее попытался пристроить в Голливуд, в какое-то кино, но ему сказали, что это слишком еврейская мелодия, никому не нужна. В общем, ничего не получалось. В конце концов, один молодой музыкант услышал ее в Гарлеме и выкупил у него права за бешеные деньги, за 30 долларов, которые они честно разделили пополам с автором текста, после чего были написаны новые английские слова и, как говорится, дальше уже история.

Правда, в самом начале этой истории появились сестры Эндрюс, малоизвестный коллектив, которые записали эту песенку, и вот тогда же и началась история этой мелодии, история этой песни, которая продолжается и до сих пор. 28 лет авторские права не принадлежали Шолому Секунде. За это время, как считается, они принесли тем, кто у него авторские права выкупил, более 3 миллионов долларов. Когда об этом узнала мама Шолома Секунды, она стала ходить в синагогу намного более регулярно, чем раньше, и все время молила бога простить Шолому его грехи, потому что нормальный, не согрешивший человек, с ее точки зрения, не мог совершить такую глупость - взять и отдать миллионную мелодию за несчастные 30 долларов. Но я предлагаю после всех этих разговоров послушать, как же звучала эта песня в исполнении коллектива «Сестры Эндрюс». Кстати, здесь они ее поют в сопровождении оркестра Глена Миллера. Начинается трек с того, что их представляют вместе с их мелодией.

(Песня)

Иван Толстой: Теперь, Андрей, я смело могу сказать, что наша тема Bei mir bist di shein.

Андрей Гаврилов: Совершенно верно.

Иван Толстой: Давайте слушать дальше! Удивительно зажигательная мелодия!

Андрей Гаврилов: Я предлагаю послушать ее исполнение секстетом Бенни Гудмана, тем более, что с ним связана интересная история. Помните, были пластинки на 78 оборотов? Там одна сторона звучала всего лишь три, максимум - три с половиной минуты. Конечно, радиостанции ставили сторону А, она потому называлась сторона А, что к ней должно было быть привлечено больше внимания, и практически никто не слушал сторону Б. Так вот, дело в том, что секстет Бенни Гудмана, в котором были такие гениальные и уже признанные классическими музыканты как Джин Крупе на барабанах, Тедди Уилсон на фортепьяно или Лайонел Хамптон на виброфоне, записали шестиминутный вариант. Первая сторона - более попсовая, как бы мы сегодня сказали, вторая сторона это, скорее, такой расслабленный джем музыкантов на эту тему. Давайте послушаем, как это звучало полностью. Вы услышите в середине мелодии маленькую паузу, как будто мы представляем другую сторону пластинки. Поет Марта Тилтон – певица, которая вместе с Бенни Гудманом в том же 1937 году, правда, чуть позже, покорила Карнеги Холл во время первого концерта Бенни Гудмана в этом прославленном зале.

(Песня)

Мелодия покорила сразу всю Америку, она стала ужасно популярна и была перенесена в Европу. И вот тут довольно смешная история. Она была безумно популярна в Германии до тех пор, пока вдруг не выяснилось, что это еврейская мелодия. Как пропустили это цензоры? Она в одночасье в Германии была запрещена. Но с немецкой стороной этой истории связаны интересные сплетни, слухи или сведения – честно говоря, я не знаю, как к этому относиться. Популярнейшая певица того времени и киноактриса в Германии была Зара Леандер, шведка, которая переехала в Германию потому, что Германия предлагала очень хорошие условия работы. Она записывала там пластинки, в частности, и Bei mir, хотя и не пользовалась большим доверием немецких властей, поскольку она настояла на том, что все ее гонорары, а она отчаянно боролась за каждый пфенниг, за каждую марку, будут переводиться в Швецию, а не оставаться в немецких банках. По этому поводу Йозеф Геббельс назвал ее «антигерманским исполнителем». Кстати, легенда гласит, что у нее с Геббельсом произошел очень смешной разговор. «Зара Леандер? Зара? - спросил Йозеф Геббельс. - Зара - это еврейское имя?». На что она ответила: «Зара – не знаю, а вот Йозеф? Как насчет Йозефа?». Геббельс пожевал губами и сказал: «Ну что ж, хороший ответ». На этом их разговор закончился.

Зара Леандер так до конца своих дней и не отмылась от сотрудничества с гитлеровской машиной пропаганды, ее песни использовались в пропагандистских роликах даже когда она уехала из Германии. Она уехала сразу, как только союзники разбомбили ее виллу. Как только она вернулась в Швецию ей не простили того, что она работала на Гитлера. Но все бы ничего, но дело все в том, что появились не так давно сведения, причем не от кого-нибудь, а от господина Судоплатова, о том, что Зара Леандер на самом деле была русской шпионкой, которая работала бесплатно, за идею, поскольку была тайным членом шведской компартии. Когда об этом спросили Зару Леандер, она ответила коротко: «Я никогда ни на кого не шпионила», и поставила точку в этом разговоре. Но, честно говоря, я не могу предположить, что господин Судоплатов вдруг, под конец жизни, стал юмористом. Мне всегда казалось, что чувство юмора ему очень чуждо, и я, честно говоря, не знаю, как относиться к этой информации. Но, как бы там ни было, Зара Леандер записала, наверное, самую популярную версию того времени той мелодии, о которой мы говорим.

(Песня)

Это была Зара Леандер, популярная мелодия в Германии, пока она не была запрещена за еврейские корни.

Иван Толстой: «Тема и вариации». Тема – Bei mir bist du shein в исполнении певцов самых разных рас, кровей, цвета кожи и географии.

Андрей Гаврилов: Вы спросили, Иван, мог ли автор песни «Жанетта» Павел Гандельман знать мелодию. Да, конечно, мог. Уже в 40-м году оркестр Якова Скоморовского записал инструментальную версию этой песни, она называлась по-русски «Моя красавица», эта пластинка была издана, и она была очень популярна. Это забавно, но когда я рылся в своих архивах, я понял, что у меня практически нет инструментальных версий Bei mir, и версия Скоморовского была чуть ли не единственной, какую я откопал. Наверняка есть еще, но мне так сразу найти не удалось. Но, кроме того, что эта мелодия существовала и была популярна, конечно, тут же появились русскоязычные версии этой песни. Еще до появления песни «Жанетта», то есть она же «В Кейптаунском порту». Была песня «Старушка неспеша дорогу перешла, ее остановил милиционер». Как говорят эту песню исполнял Утесов, но запись эту я не нашел. Вполне возможно, что он ее так и не записал, а, может быть, просто мне не попалась. Был вариант «Моя красавица мне очень нравится». Вот почему эта мелодия называется «Моя красавица». До меня тоже не дошли записи того времени этой песни, в меру хулиганской, но значительно позже этот вариант спел Аркадий Северный, благодаря записям которого до нас дошли очень многие дворовые, уличные, народные мелодии. Вот посмотрите, какие были народные слова «Моей красавицы».

(Песня)

Это был Аркадий Северный, который нас познакомил с дворовым вариантом песни «Моя красавица». А наиболее известным в 40-е годы был вариант «Барон фон дер Пшик», который был впервые исполнен и записан оркестром Николая Минха. Эта запись существует, она сохранилась, она не очень хорошего качества, но, разумеется, полная всенародная популярность была у исполнений Леонида Утесова. Во время войны эта песня стала безумно популярной. Утесова постоянно просили ее исполнить, особенно когда он выступал перед воинскими частями, перед солдатами, и он ее держал в своём репертуаре очень долго.

(Песня)

Иван Толстой: Андрей, интересно, как мы с вами закрепились, уже бросили якорь с этой «Жанеттой» в российском порту, потому что все время звучат мелодии в исполнении российских и советских исполнителей. Так часто бывало с западными темами, с западными произведениями. Джек Лондон или Фенимор Купер - кто о них сейчас говорит и читает на западе, это совершенно отечественные авторы. Так случилось и с этой «Жанеттой». А продолжилась ли все-таки любовь на Западе Bei mir bist du shein?

Андрей Гаврилов: Да, конечно – Элла Фитцджеральд, Джуди Гарленд, Мерлин Монро - очень многие ее исполняли. Я хотел, конечно, как только увидел, что есть эта песня в исполнении Эллы Фитцжеральд, ее включить в наш разговор и, вдруг, с изумлением услышал, что исполнение не интересное – тихое, спокойное, ничем не выдающееся исполнение гениальной Эллы Фитцжеральд. Не знаю, чем это вызвано, то ли эта мелодия была ей не очень по душе, просто она пошла вслед за модой, то ли есть разные варианты записи и мне попалось что-то не очень удачное, но, честно говоря, я был поражен. Намного интереснее запись 1959 года в исполнении Луиса Примы и Кили Смит. Все, война прошла, уже надежда на будущее, весело. И вот уже конец 50-х годов, уже на горизонте появляются эти рок тучи, но пока их еще нет. Тем не менее, музыка становится веселая, энергичная, танцевальная. Луис Прима и Кили Смит, вариант 1959 года.

(Песня)

Иван Толстой: Куда отправляемся дальше Андрей, куда путешествуем?

Андрей Гаврилов: Мы уже совсем подошли к современности. Я предлагаю послушать вариант немецкой панк дивы, которую уже даже называют крестной мамой немецкого панка, а если уж говорить откровенного крестной мамы европейского панка Нины Хаген.

(Песня)

Мы с вами говорили о том, что существовали народные варианты народных текстов. Творчество продолжается. Даже если есть авторы, теперь уже почти всегда находимые, к практически любому народному произведению можно попытаться отыскать авторов. Тем не менее, это творчество постоянное, оно бурлит, оно не стоит на месте. Когда я рос, у нас постоянно рождались в каждом дворе свои варианты «Кейптаунского порта», и недавно я увидел пластинку, компакт-диск Митьков «Митьковская бескозырка», и там Дмитрий Шагин вообще поет «В один английский порт». У нас тоже был такой вариант, у нас не было первых куплетов или первых нескольких строк, и вся песня начиналась «В один английский порт, ворвался словно черт…», то есть никакого Кейптаунского порта не было и в помине. И вот также продолжается линия старушки, той самой, которая в 30-е годы, помните, «Старушка не спеша дорогу перешла»? И вот появился вариант, который исполнила Людмила Петрушевская.

(Песня)

Иван Толстой: Людмила Петрушевская, как я понимаю, Андрей, - знаменитая отечественная писательница?

Андрей Гаврилов: И, кроме того, она еще периодически выступает с такими кабаре-концертами. Что-то там может нравиться, что-то – нет, но пройти мимо этого варианта я, хоть убейте, не смог.

Иван Толстой: Что там у вас Андрей еще за пазухой?

Андрей Гаврилов: Чаще всего, когда мы говорим о каких-то мелодиях, мы вспоминаем или наш вариант мелодии, как вы справедливо заметили, как будто это русская песня, или, по крайней мере, русскоязычная песня, или американский вариант. Но, кроме того, мы не очень затронули Европу. В Европе безумно интересный вариант этой песни появился в исполнении группы «Пум Чак». Группа «Пум Чак» продолжает в чем-то ту традицию европейского джаза, которую начал великий Джанго Рейнхарт, цыганский французский гитарист, и Стефан Грапелли. Они тогда вместе работали в одном ансамбле «Hot Club de France». И вот эта скрипка с акустической гитарой, чуть-чуть с цыганскими мотивами, вот этот жанр, это направление популярны до сих пор в самых разных странах, но особенно во Франции. И вот французский коллектив именно в такой манере записал нашу с вами песню. Bei mir bist du shein в исполнении французского коллектива «Пум Чак»

(Песня)

Иван Толстой: Андрей, но когда существует так много версий, я имею в виду, прежде всего, текстовых к одной известной мелодии, то, наверное, подмывает кого-то сделать нечто интегральное, то есть записать как бы лучший текст к этой лучшей из мелодий 20 века?

Андрей Гаврилов: Этого пока нет, но, тем не менее, вы абсолютно правы, вы угадали. Псой Короленко создал произведение под названием «Шлягер века», где попытался объединить разные варианты, разные тексты, разные языки песни Bei mir bist du shein. Посмотрите, что получилось.

(Песня)