Известие о возможной передаче здания Российского Государственного музея Арктики и Антарктики Единоверческой общине РПЦ стало в эти дни в Петербурге центральной темой, которую широко обсуждает общественность.

Расположенный в здании бывшей единоверческой церкви Святителя Николая музей Арктики и Антарктики с 1998 года возглавляет полярник, участник и организатор многочисленных экспедиций на Северный полюс Виктор Боярский. С 1 февраля этого года срок контракта, который был заключен с ним Федеральной службой о гидрометеорологии и мониторингу окружающей среды (Росгидрометом), которой и сегодня подчинен музей, истекает и продлен не будет. Мы встретились с Виктором Боярским в его вотчине, в музее.

- Виктор Ильич, когда вы в 1988 году на собачьих упряжках пересекали Гренландию с юга на север (более двух тысяч километров за 65 дней), могли ли вы себе представить, что через десять лет станете директором Музея Арктики и Антарктики?

- Нет, в ту пору – вряд ли. Тогда я работал в Арктическом институте, и там все шло хорошо. Счастье для меня – это любимая работа, которая сопряжена с различными приключениями, и все это было в полной мере представлено в институте. А в 1988 году был разгар всех этих экспедиций. Я только что вернулся со станции «Восток», где отработал два сезона, участвуя в строительстве нейтронного детектора. Все это было очень хорошо и «в жилу». Я знал, конечно, что музей существует, но не представлял, что мне придется с ним плотно сотрудничать.

- В хранилищах каждого музея есть свои жемчужины. Какие жемчужины есть в вашем музее?

- Все наши жемчужины в основном выставлены в экспозиции. Первое, что бросается в глаза, это, конечно, палатка Папанина, самолет. Сейчас появились новые раритеты, которые в прошлом году подняты со дна Карского моря. Это колокол с «Александра Сибирякова», колокол с «Марины Расковой», телеграф с этого корабля и вещи людей, которые погибли в конвое БД-5.

Поступило много новых документов, в частности, родственники передали нам письма Георгия Брусилова. Он возглавлял экспедицию на «Святой Анне», был прообразом одного из «двух капитанов».

- В истории вашего многолетнего противостояния с РПЦ (а оно, насколько мне известно, длится с 1991 года) есть три участника: ваш Музей Арктики и Антарктики, Росгидромет и РПЦ. Вы можете изложить позицию всех трех сторон?

- Надо отметить, что в этом конфликте до 2014 года было два участника – музей и РПЦ, а Росгидромет осуществлял функцию учредителя и занимался ровно тем, чем должен был заниматься, то есть защищал учрежденные им организации от возможного ухудшения ситуации вокруг них. В то время было понятно, кто есть кто.​

​

На начальном этапе это выглядело не очень серьезным. Мы прошли через ряд судов, включая Высший арбитражный суд. Нам это здорово потрепало нервы, потому что то, о чем просил приход - предоставить ему 330 квадратных метров наших площадей, чтобы осуществлять здесь религиозную деятельность, - это никак не проходило, у нас не было таких свободных площадей. А за счет разрушения экспозиции мы, конечно, отказывались предоставить эту площадь. Этот период нас закалил. Мы даже заявили, что, если будет предоставлен достойный вариант нового помещения, то мы не исключаем возможности его рассмотрения и переезда. Но никакого варианта нам для рассмотрения не предоставили.

Все это кончилось в нашу пользу. Музей получил здание в оперативное управление. Свидетельство об этом было официально зарегистрировано. Мы получили землю под зданием в бессрочное пользование, то есть это здание полностью оформлено на нас в соответствии с законом. Это позволяет нам нормально функционировать и ничего не опасаться, поскольку в соответствии с Гражданским кодексом РФ изъятие собственности у собственника возможно только в двух случаях: когда она не используется или когда она используется не по назначению.

На этом к тому времени все и закончилось. Мы остались довольны, а РПЦ осталась недовольна, потому что исчерпала все свои аргументы. Потом, когда в 2010 году вышел Закон 327-ФЗ, началась вторая волна, так называемая «волна реституции». Этот единоверческий приход, который, как я думал, уже распался, в 2012 году опять подал заявку на это здание. Росимущество рассмотрело эту заявку, обратилось, в соответствии с законом, в Росгидромет, и тут (а это было уже в 2014 году) я впервые столкнулся с новым подходом нового руководства Росгидромета к музею, которое было сформулировано предельно четко: «Музей - наш непрофильный актив, мы обязательно должны от него избавиться!». Мне так сказали на совещании, на котором всерьез обсуждался вариант переноса музея в актовый зал Арктического института, что лишний раз показывает степень владения вопросом и отношение к Музею.

Когда я на этом совещании сообщил руководителям, что такие распоряжения в жизни не выполнял и выполнять не буду, тут и началась волна против нас, которая длится уже два года. Начались внеплановые проверки финансовой деятельности музея, которые ни к чему в итоге не привели. И началось расследование моей деятельности еще с 90-х годов, когда я создал компанию при Арктическом институте, которая всячески помогала оставшемуся тогда совершенно без денег музею. В 1992 году мы получили, в соответствии с подписанным с музеем договором, маленькое помещение в этом здании. И до 1999 года, когда музей начал получать первые субсидии от государства, нам удалось его не только отстоять, но и поддержать на плаву. Зарплату сотрудникам музея платил Институт Арктики, а все остальное платили мы сами.

- В Единоверческой общине Петербурга в лучшем случае - сотня человек. Можно ли сравнить эту цифру с количеством ежегодных посетителей вашего музея?

- Я обычно привожу цифры, подтверждающие нецелесообразность и антигосударственность передачи этого здания общине, такому малочисленному приходу, в котором сейчас человек 30-40. Я говорю о том, что у нас в этом году, например, было 78 тысяч посетителей, из которых 40% - дети. И посещаемость в последние 5-6 лет ежегодно растет на 5-6 тысяч человек, причем растет за счет различных программ, которые мы осуществляем.

В законе написано, что, если такое здание передается общине, то берущая его община должна обязательно возвратить этому объекту прежние признаки имущества, то есть восстановить его в том виде, в котором он был до переделки. Это здание еще с 30-х годов было капитально переделано под музей. Были потрачены сотни тысяч рублей: снесли четыре купола, застелили веранды, сделали перекрытия, огромный подвал с гардеробом, с системой отопления и т.д. Была проделана большая работа. И теперь, если здание будет передано общине, то эти тридцать человек должны будут его вернуть в первоначальное состояние, а это будет стоить несколько миллиардов рублей. И ясно, что эти деньги будут взяты из бюджета, потому что у общины таких денег нет.

Пример с Исаакиевским собором - очень характерный. Тогда впервые прозвучало, что РПЦ готова получить собор, но содержать его должно государство. Они не берут объекты, которые не приносят прибыль. В городе 531 церковь, и надо поставить еще одну пустующую. Кто здесь будет молиться? Получится так, что и музей будет в загоне, и храм будет в загоне, и будет потрачено 500 миллионов рублей, которые Росгидромет намерен получить из государственного бюджета на переезд музея. Бюджет музея сегодня – 8 миллионов рублей в год, и зарабатывает он 12 миллионов рублей. И эти 20 миллионов рублей будут потеряны, потому что, если музей начнут перевозить, это затянется на несколько лет - процесс будет длинный.

- Госкомиссия по вопросам развития Арктики поддержала в июле прошлого года предложение Русского географического общества и ваше о создании мемориально-просветительского центра на базе атомного ледокола «Арктика». Предполагается, что его транспортируют из Мурманска в Кронштадт, извлекут атомный реактор, причем этот проект обойдется в несколько миллиардов рублей, а на самом атомоходе создадут музей. Расскажите об этом проекте. Не рассматривается ли вариант переезда вашего музея на борт «Арктики»?

- Эта идея сформировалась в 2012 году, когда мы отмечали 35 лет достижения ледоколом «Арктика» Северного полюса. В тот год ледокол уже был выведен из состава флота и стоял на холодном отстое в Мурманске. Идея появилась потому, что мы хотим сохранить ледокол как знаковое явление мирового судостроения. Ледокол «Арктика» первым в истории человечества достиг Северного полюса. А главное его отличие от «Красина» - то, что он весь, до мельчайших болтиков и винтиков, был сделан в Советском Союзе. По значению для отечественной истории его можно сравнить с кораблем «Восток», на котором полетел в космос Юрий Гагарин.

Почему Кронштадт? По своим габаритам ледокол не может быть установлен нигде в городе. В Кронштадте был построен первый ледокол, это историческое место. Но он никогда не рассматривался как место для перемещения нашего музея, потому, что ледокол не может вместить всю его экспозицию. Там очень мало объемных помещений, и превращать его в музей – неправильно, он - сам по себе очень интересный объект.

Мы сейчас говорим о создании в будущем на ледоколе музейного центра арктических технологий. Этот процесс пошел, «Росатом» уже получил 500 миллионов рублей на извлечение реактора из ледокола «Арктика», а что будет дальше – посмотрим.