28 января в Кирове отметили 29-й день рождения Ростислава Панченко – местного поэта и активиста, погибшего 20 апреля прошлого года – в день рождения Адольфа Гитлера. Причина смерти – кровопотеря от 68 колото-резаных ран и вызванные последовавшим пожаром ожоги. Следствие по делу закрыто: СК по Кировской области признал инцидент суицидом.

Небольшая двухкомнатная квартира в центре Кирова, заставленная самодельной мебелью – отец Ростислава, кировский писатель Юрий Панченко, занимается резьбой по дереву: взял за основу узоры с древнерусских прялок и сундуков и разукрасил ими банкетки, книжные шкафы, даже кровать. На стенах многочисленные фотографии сына и картины, в комнате Ростислава сделанный отцом письменный стол и вольтеровский стул с вырезанным на спинке двуглавым орлом. Такой же орел на лацкане темно-коричневого пиджака Юрия Панченко, в прошлом – собкора газеты "Завтра".

Приземистый темный столик выдвинут на середину гостиной, на нем вино, водка, бутерброды. Вокруг – друзья и одноклассники Ростислава, бывшая жена Анфиса, мама – детская писательница Наталья Русинова. Выпивают, не чокаясь, вспоминают Ростислава, его отец просит одного из друзей прочитать стихи сына. Говорит в основном Юрий Панченко – он уверен, что сын погиб от рук убийцы, которого грозится найти и покарать.

Родители Ростислава и его друзья рассказывают, что он был рубахой-парнем, водил знакомство со всем Кировом, любил гульнуть, ходил в походы, ездил в поисковые экспедиции с отрядом "Фронт" – в Новгородскую область, искать останки солдат, погибших во время Второй мировой. В 2010 году он окончил философский факультет Вятского государственного гуманитарного университета, поступил в аспирантуру, правда, диссертацию так и не написал. Работы у Ростислава не было, по крайней мере постоянной. По словам матери, он постоянно участвовал в каких-то инициативах – то рекламные модули устанавливал, то работал в багетной мастерской, но не везло: фирмы прогорали одна за другой.

Ростислав со школы писал стихи, рисовал, занимался скульптурой. В 8-м классе вместе с другом Сергеем Чиркизьяновым – Чиром, создал музыкальную группу – пели рэп. "Он всегда был таким… странным, нестандартным, – вспоминает Чир. – Творческий человек". В 2012 году Ростислав познакомился с Анфисой, дочерью местной поэтессы Ольги Юрловой: участвовал в популярном здесь Великорецком крестном ходу – в качестве сопровождающего, окончил для этого медицинские курсы при МЧС. Крестный ход проходил мимо дома, где через три года погибнет Ростислав. "Мы заобщались и через месяц решили пожениться, – рассказывает Анфиса Панченко. – Ну просто так вот… По-моему, это было единственное его самостоятельное решение, не навеянное родителями". Невестка не пришлась ко двору, к тому же на свадьбу никого не позвали, чем всех обидели. Через месяц после свадьбы решили развестись и разъехались. "Эта сука работала в кабаке – стаканы протирала, приходила пьяная в четыре утра, кричала, курила", – рассказывает Юрий Панченко. Он подозревает Анфису в причастности к убийству сына.

Гроб с трупом губернатора

Друзья Ростислава говорят, что он был идеалистом, мечтал о светлом будущем. "Он то носил по Кирову гроб, в котором лежал типа труп Белых, то на какие-то митинги бегал", – вспоминает Анфиса Панченко. Митинги – сначала от КПРФ, штаб которой находился напротив дома Панченко, потом пикет у регионального правительства с требованием провести справедливое расследование ДТП, когда следствие пыталось выгородить сына местного бизнесмена. В 2011 году Ростислав – наблюдатель на парламентских выборах от КПРФ, в 2013-м, понаблюдав за процессом над Алексеем Навальным и пообщавшись с активистами из его штаба, пытается принять участие в муниципальных выборах в полюбившемся ему селе Великорецком.

Друг семьи Панченко, тогдашний председатель регионального отделения партии "Яблоко" Евгений Кокоулин, предлагает Ростиславу пойти на выборы от "Яблока", но Ростислав решает идти самовыдвиженцем. "Кокоулин втянул его в эту историю для отчетности, но потом выяснилось, что выборы стоят денег, а их не было", – говорит отец Ростислава. "Это было полностью решение Ростислава, я тут никак не участвовал, – заочно полемизирует с ним Кокоулин. – Что касается денег, то ничего мы на эту кампанию не тратили". Впрочем, для самого Ростислава, по словам того же Юрия Панченко, важна была идея: "Говорил, что ему интересна политика, что хочет изменить что-то в жизни крестьян". Кандидатом Ростислав так и не стал: не собрал вовремя подписи. "Он мне позвонил в последний день, сказал, что у него авария какая-то случилась и он не успевает в избирком, – вспоминает Евгений Кокоулин. – Ну и вообще надо отметить, что он был достаточно… безалаберный". Друг Ростислава Владимир Мельничук, возивший Ростислава в тот день на своей машине, подтверждает версию с опозданием: мол, задержались всего на 10 минут, и из-за этого Ростислава не зарегистрировали. Правда, по словам Владимира, аварии никакой не было: Ростислав банально проспал.

Особенно взволновали Ростислава Панченко события на Украине. Весной 2014 года в Кирове появилось движение "Русская весна" в поддержку беженцев с Донбасса. Организовал его не кто иной, как Евгений Кокоулин, в мае 2014 года его за это со скандалом исключили из "Яблока". "Я тогда съездил в Москву, – вспоминает Кокоулин, – а когда вернулся в Киров, мне вдруг звонит Ростислав и говорит: – Нам нужны пластиковые стаканчики, у нас в комитете есть деньги на это?" Я сперва не понял, о чем речь, а Ростислав объяснил, что какие-то друзья дали ему бадью с медом для беженцев, и вот его надо расфасовать и развезти по пунктам временного содержания. Так, совершенно неожиданно для меня, он подключился к этой работе". Отец Ростислава, занявший промайданную позицию, неоднозначно воспринял новую активность сына. "Весь дом у нас был в этих тюках, все время он куда-то ездил, кому-то звонил. Я ему говорил: – Сынуля, это все хорошо, но надо искать нормальную работу. У нас вон дворник два часа в день машет метлой и получает девять тысяч". Махать метлой Ростислав не хотел, сидел в одном из пунктов выдачи гуманитарной помощи. "Он был очень активным молодым человеком, волевым, – вспоминает Юрий Басманов, тогда простой волонтер, сегодня – директор Комитета гуманитарной помощи в Кировской области. – Но вот денег у него не было, это да. Я ему давал на автобус и кормил его иногда в столовой".

Всё для фронта

Летом 2014 года Ростислав и переехавший на тот момент в Москву Сергей Чиркизьянов решают ехать воевать на Украину. "Я очень сильно расстраивался по этому поводу, – говорит Чиркизьянов. – Ну что фашисты там обижают русских… Думаю, Ростислав тоже". Ростислав рассказывает отцу и друзьям, что на Украине "погиб кто-то из наших", что "их предали, бросили на произвол судьбы". О ком речь – непонятно. Ребята ищут в интернете, как записаться в добровольцы (и Кокоулин, и Басманов утверждают, что через "Русскую весну" в Донбасс никто не уезжал, по словам Басманова, из Кирова ехали через казачьи организации). Ростислав обсуждает этот вопрос с Кокоулиным, Басмановым, даже со своей бывшей женой, но хранит идею в секрете от отца. Все отговаривают его. "Я оказался в щекотливом положении, – вспоминает Кокоулин. – С одной стороны, Юрий Панченко мой старинный друг и я не могу утаить от него такие настроения его сына. С другой – Ростислав открылся мне и я не мог обмануть его доверия. У них там был план: высаживаемся под Одессой, идем на Харьков, взрываем там мосты, речь шла о какой-то команде". И Басманов, и Кокоулин, и Анфиса указывали Ростиславу на то, что он никогда не служил, более того, по протекции Кокоулина был признан негодным к службе – что бы делал философ с недописанной кандидатской среди ополченцев?

Тем же летом Ростислав вдруг уехал в Москву, по словам его отца – в командировку по просьбе Кокоулина, хотя сам Кокоулин утверждает, что никуда Ростислава не отправлял, а тот рассказал ему, что ездил встречаться с какими-то "московскими бандеровцами". Случайно оказавшейся тогда в столице Анфисе Ростислав сказал, что решил "подзатесаться в Москве", даже дал свой новый московский номер. Он быстро вернулся в Киров – избитый и ограбленный. Кокоулину рассказал, что избили его те самые бандеровцы во время "дискуссий на политические темы", а Сергей Чиркизьянов показал впоследствии на допросе, что то и правда были украинцы, но встретились они с ними случайно.

В августе Ростислав объявил отцу, что будет выполнять какую-то секретную работу по сбору информации среди беженцев, за которую ему обещали зарплату в 20–30 тыс. рублей. Распространяться не стал: мол, обещал молчать. Через месяц принес первые деньги – всего 2400, признался, что его обманули. Юрий Панченко уверен, что к этой истории (а значит, и к смерти Ростислава) причастен Евгений Кокоулин, но тот говорит, что ни о каких деньгах не слышал и ничего Ростиславу не давал – если только взаймы. Не знает ни о какой секретной работе и Юрий Басманов. Есть, впрочем, некоторая странность: на следующий день после гибели Ростислава Евгений Кокоулин поехал в Великорецкое и обнаружил там блокнот с расписанием движения автобусов на Украине: там фигурировали Львов, Полтава и Чернигов, Донецка или Луганска Кокоулин не помнит. Почерк не принадлежал Ростиславу, кто оставил блокнот, так и осталось загадкой.

Залечь на дно в Великорецком

С войной ничего не вышло: "Думали, думали, да не додумали", – разводит руками Чир. "Это с самого начала была болтовня, – уверен Кокоулин. – Слава любил кичиться такими вещами". Вместо Новороссии Ростислав уезжает… в Великорецкое – работать учителем английского в школе, где с сельскими детьми обучаются воспитанники местного детдома. "Это был душевный порыв, желание начать новую жизнь – и у него и у меня, – вспоминает Анфиса Панченко, которая тоже четыре месяца отработала в Великорецком – приезжала туда на пятницу и субботу. – Ну и вообще ему насто*** жить с родителями".

Родители были в шоке от решения сына. "Я пыталась его отговорить, слезу пустить по-матерински, – говорит Наталья Русинова. – Но он ни в какую". Переехал Ростислав в сентябре 2014 года, за полгода до гибели, завел собаку, снял дом: "Жил как бомж, – вспоминает Анфиса. – У него была только льняная простынь, которую нам на свадьбу подарили, он ее использовал как скатерку". Родители пытались наладить его быт, привезли посуду, занавески, даже мебель, каждые выходные Ростислав ездил домой и возвращался с полным рюкзаком продуктов. Навещали его и друзья: "Пьянки были эпические", – вспоминает Анфиса. В декабре сельская администрация дала ему две комнаты в бывшем монастырском доме – там условия были получше, хотя с городской квартирой не сравнить.

Помимо порыва обучать детдомовских детей и желания вырваться из родительского гнезда была и другая причина укрыться в селе: "Если бы я остался в Кирове, я бы больше не жил", – заявил как-то Ростислав маме. Отцу рассказал чуть больше. "Он говорит: "Папа, я попал в такие сети, что мне теперь не выпутаться". Я говорю: "Какие сети?" – "Разведка, секретная разведка", – вспоминает Юрий Панченко. "Я говорю: "Что это, ФСБ?" Он: "Нет, не ФСБ". Я тогда подумал, что других разведок не бывает, но он говорил, что никак не может рассказать. Я ему сказал: "Если требуют собирать какую-то информацию, прекрати ее сбор – болею, не могу, уходи в сторону. Второе – почитай книгу о полковнике Абеле (Рудольф Абель – советский разведчик, 1903–1971 гг. – Прим.), и мемуары Маркуса Вольфа (начальник Главного управления разведки Министерства госбезопасности ГДР в 1958–1986 гг. – Прим.)". Он дня три читал, а потом сказал: "Папа, я нашел, что мне надо" – и после этого уехал в Великорецкое".

Тема с опасной историей, в которую ввязался Ростислав, возникала и в разговорах с друзьями: с Павлом Койковым, Натальей Шабардиной, Владимиром Мельничуком. Юрий Панченко связывает это с теми обещанными Ростиславу в августе деньгами, тем более что в декабре 2014 года Ростислав вдруг сказал, что должен получить 200–300 тыс. рублей – тоже за какую-то секретную работу. Отец пытался отговорить его – снова ведь обманут, но сын не соглашался. "Это все его любовь к мистификациям, – уверена Анфиса. – Еще за полтора года до смерти он что-то подобное приплетал, говорил, что, возможно, ему будет плохо в ближайшее время и надо, чтобы я себя берегла. Летом 2014-го говорит: "Я тайный агент спецслужбы, у меня есть звание, спецзадание, и если ты хочешь, со временем мы тебя тоже примем в свою тайную службу, ты как моя бывшая жена должна об этом знать". В тот момент я хохотнула. Уже после его смерти мы сидели с друзьями, приехала его девушка, когда я рассказала это, она схватилась за лицо: "Ой, он мне говорил то же самое". Может, это был его способ соблазнять женщин, не знаю". Склонности к придумыванию объясняет Анфиса и истории с обещанными Ростиславу деньгами: "Он часто говорил, что ему с неба должно упасть мифическое бабло, но этого не происходило". Анфиса тут не лукавит: Владимир Мельничук вспомнил, что речь о 300 тыс. рублей шла еще в 2012 году – Ростислав собирался тогда купить на эти деньги дом, но так их и не получил.

Сельская жизнь шла своим чередом. 18 часов уроков в неделю оставляли много свободного времени, на выходные ездил к родителям. "Ни одна пьянка в селе не проходила мимо Ростислава, он со всеми прибухивал. В запой не уходил, но пил много, – вспоминает Анфиса, добавляя, что в селе его недолюбливали: за его склад ума, за вычурность в одежде. – Он мог в школу прийти в грязных штанах, застиранной футболке, нестриженый, небритый. Они там однажды все напились и давай стричь его патлы, постригли как тифозника, пришлось все сбрить – потому он и в гробу бритый лежал. Селяне ему насто***, он постоянно говорил: "Я тут всех перережу, всю деревню спалю на ***, пойду утоплюсь". Ну и школа ему разонравилась. Английский он не знал, учебник по слогам читал, потому и детей не мог заинтересовать. А дети там были непростые". Некоторые трудности в работе отмечает и директор школы Георгий Чернышев. По его словам, Ростислав часто опаздывал, но он поговорил с ним и опоздания прекратились. А незадолго до смерти Ростислав даже отвесил какому-то ученику оплеуху – пришлось объяснить ему, что это может вызвать серьезные проблемы. "Но вообще он мне нравился. Нормальный был парень", – говорит директор.

В ноябре 2014-го вышла первая книга Ростислава – сборник стихов "Три четверти мертвого смысла". Он гордился ей, раздаривал друзьям. Не всем она, правда, нравилась: "Я ему написала: – Такое позорище! Ты решил в конкурсе бесталанности победить или что?" – говорит Анфиса.

25 апреля 2015 года Ростислав должен был уехать в очередную поисковую экспедицию – уже купил билет. В субботу 18-го пришел к директору отпрашиваться в отпуск. "Дело святое, я ему сказал, выбирай – в счет очередного или в счет административного отпуска. Он обещал подумать до понедельника". После разговора с директором Ростислав на попутках доехал до города, пообедал, пошел в гости к Владимиру Мельничуку – помогать с ремонтом. Никто не заметил в нем каких-то особенных настроений, все было как обычно. "Пожаловался на ученика в школе, который его достает, что ему пришлось его выгнать и подзатыльник ему дать в коридоре, – вспоминает Владимир. – Ну так-то вообще говорил, что тяжела жизнь сельского учителя… Но мы все жалуемся". В воскресенье Ростислав полдня ходил по магазинам – закупался в поход, а после обеда уехал в Великорецкое. Вечером родители позвонили ему – голос звучал бодро, сказал, что поужинал, растопил печку: несмотря на середину апреля, было прохладно. Ничто не предвещало трагического понедельника.

(М)учитель?

Белое зимнее солнце морозно освещает белокаменную церковь конца XVIII века, все вокруг укрыто белым искрящимся снегом, белый дым валит из труб белых домов, когда-то принадлежавших Николо-Великорецкому мужскому монастырю. В одном из них, прямо напротив церкви, и жил Ростислав Панченко. Мы с его отцом проходим по траншее среди сугробов, заходим в холодные сени, поднимаемся на второй этаж по скрипящей деревянной лестнице. Справа вход в жилые помещения, на двери амбарный замок, слева – холодные туалеты и разбитое окно во двор. Спускаемся вниз, идем к Нине Ивановне, старушке, что живет прямо под комнатами Ростислава. По-вятски окая и глотая окончания, она жалуется, что пострадала больше всех – залили ее во время пожара. Нина Ивановна открывает второй этаж – тут почти не осталось мебели, в комнатах Ростислава лишь обгоревшие стены со следами висевшей на них одежды, да привезенный из города шкаф-купе, стекла разбиты, холодно.

20 апреля 2015 года Ростислав не пришел в школу, ему звонили, но телефон не отвечал. Согласно материалам уголовного дела, около 16 часов соседи заметили дым из его окон и один из сельчан, работник местной кочегарки Виталий Игнатов, поднялся наверх. Игнатов рассказал следователям и подтвердил в интервью РС, что дверь в квартиру была заперта, он стучал, и минуты через три ему открыл сам Ростислав: "Он был весь в крови и с ножом. Я первым делом подумал, что там еще бабушки... Ну, что там бабушки, что порезал он всех. А он оказывается себя… Он на меня попер с бешеными глазами, я выбил нож и спустил его вниз". По словам Игнатова, он оставил Ростислава на лестничном пролете между первым и вторым этажами, откуда его забрали пожарные.

Не вяжется с версией Игнатова рассказ водителя пожарной части Александра, с которым также удалось поговорить: по его словам, Ростислава нашли не на лестнице, а на втором этаже – за той самой дверью, у которой его встретил Игнатов. "Мы когда подъехали, какая-то женщина заорала: "Не забегайте, он с ножом", нафиг. Там человек 10 уже стояло. Но я у него нож в руках не видел, – вспоминает Александр. – Его Никита вынес. Он выходил из коридора и упал на Никиту, нафиг. Он был в крови весь, я на него шесть пакетов бинтов израсходовал, нафиг. Он был одет – в рубашке был и в трико. Потом Кирилл подъехал, и мы его на руках унесли на улицу. У него взгляд был… кошачий. Кирилл держал ему голову: "Ты не умирай, не умирай". Потом я посмотрел: у него руки кровоточат, нафиг, и живот исколотый, и в области сердца. А ножа я не видел". В Великорецкое тем временем приехала скорая, врачи забрали Ростислава в районную больницу в Юрье, где боролись за его жизнь до половины десятого.

Очагом возгорания оказалось кресло в комнате Ростислава и сложенные костром возле порога поленья. Находилось все это в паре метров от топящейся печки – недалеко, но удивляет, что истекающий кровью человек мог самостоятельно перебросать дрова и запалить такой костер.

Другая странность: примерно за полчаса до того, как соседи заметили пожар, Ростислав отправил несколько сообщений в сети "ВКонтакте" – Сергею Чиркизьянову и еще одному приятелю по переписке, некоему Макину Д.В., с которым ни один из друзей Ростислава не знаком. По словам Чира, сообщения показались ему странными, будто их писал не Ростислав: слова "прокатило, брат, хата" не входили в лексикон его друга. Не верится и что человек с ножом в груди мог написать все это самостоятельно, не допустив почти ни одной ошибки (Ростислав, впрочем, всегда писал грамотно). Компьютер, к сожалению, обгорел, снять с него отпечатки не удалось.

Лень расследовать

Родители Ростислава с самого начала были недовольны ходом следствия. Полицейские в отделении тут же высказали предположение, что Ростислав покончил с собой по пьянке или накурившись спайса (в крови у него нашли всего 0,1 промилле этанола, наркотических веществ не обнаружили вовсе), по словам Юрия Панченко, руководитель СК по Кировской области Григорий Житенев вообще высказал предположение, что это родители довели сына до самоубийства, пригрозив соответствующей статьей. Евгений Кокоулин рассказал, что квартиру Ростислава не опечатали, так что если это было убийство, любой мог прийти и замести следы – к тому же оперативная группа даже не заметила тот самый украинский блокнот и другие мелочи. Никто из соседей не видел, чтобы к Ростиславу в тот день кто-то приходил, но Нина Ивановна внизу и не могла ничего слышать, а соседка по этажу ушла с утра на работу.

Характер нанесенных повреждений (нам удалось ознакомиться с судмедэкспертизой) говорит о том, что Ростислав мог сам нанести себе все эти раны и ни одна из них не приводит к мгновенной смерти или быстрому угасанию сознания, но сложно поверить в то, что человек, не состоящий на учете в психоневрологическом диспансере, мог самостоятельно так себя исполосовать: грудь и живот были испещрены множественными колото-резаными ранами, причем были пронзены левое легкое и печень, левое предплечье растерзано так, что эксперту было затруднительно описывать повреждения – кожа слезала лоскутами, было исполосовано горло, проткнуто бедро. Впрочем, сердце не задето, а все раны на шее поверхностные – их дном служат мягкие ткани шеи, перерезана яремная вена, но не затронута артерия. Согласно заключению эксперта, эти раны приводят к смерти, если не оказать медицинскую помощь, но сохраняется "возможность совершения потерпевшим ограниченных самостоятельных действий, в короткий промежуток времени". Мог ли Ростислав написать сообщения "ВКонтакте" и сложить костер, остается под вопросом, как и то, зачем нужны такие увечья – есть ведь гораздо более действенные и легкие способы самоубийства.

Другие экспертизы показали, что ранения были нанесены обнаруженным в квартире ножом, на котором были найдены отпечатки пальцев Ростислава, следы кожного эпителия Ростислава и не было никаких других отпечатков. Отец же Ростислава говорит, что у сына было четыре похожих ножа, один из них остался в квартире, а два других пропали, соответственно, не исследовались. Юрий Панченко нашел один из ножей – он завалялся в бардачке у его приятеля, что вместе с Кокоулиным ездил в Великорецкое 21 апреля. Панченко настаивал на том, чтобы этот нож также приобщили к делу, но он не заинтересовал следователей. Четвертый нож бесследно исчез.

Не согласны родители и с выводами посмертной психолого-психиатрической экспертизы, показавшей, что Ростислав находился в затяжной депрессии: "Он был на взлете, у него только что вышла книга, он собирался издавать вторую, ехать в поход, – говорит Юрий Панченко. – Ему не нравилось в селе, но он хотел довести детей и уехать, там совсем немного оставалось!" Следствие ссылается на переписку Ростислава с Сергеем Чиркизьяновым: "Все утро боролся с желанием повеситься", "Снова думаю о суициде, не знаю, что делать", – то и дело писал он другу. В постановлении о прекращении уголовного дела, подписанном следователем Малых, значится, что сообщения такого рода Ростислав начал писать 9 апреля 2015 года, однако, по словам самого Чира, это были обычные для них обороты речи: "Это было и пять, и десять лет назад, *****, – горячится Сергей. – Обычный треп, я ему мог написать то же самое". К тому же ни один из опрошенных нами родственников или друзей Ростислава не припомнил, чтобы тот высказывал суицидальные настроения.

По словам Валерия Рылова, адвоката, защищающего интересы семьи Панченко, следствие велось спустя рукава, а постановление о закрытии – отписка. "Они обязаны были приостановить дело, на случай, если откроются новые факты", – говорит Рылов. Родители Ростислава готовы бороться до последнего – лишь бы убийца был найден. "Я уже писал Бастрыкину, я и Путину напишу, – говорит Юрий Панченко. – Или пусть они докажут мне, что это самоубийство. Пока что мне этого никто не доказал!"

Ты говорила, я чудак
Каких не помнит свет,
Но ты ошиблась, всё не так,
Я просто много лет
Пытаюсь быть самим собой,
Пусть опрокинутый судьбой,
И загнан в угол, и за край,
Ищу какой-то новый рай.
Порой пытаюсь быть глупцом,
Чтоб отрешиться от всего,
Но в жизни не был подлецом,
Да, счастье, верю я в него.
Ещё я знаю, есть покой,
Но он не для меня,
И измеряется порой
В секундах счастье дня.
От истин истин не ищу,
Лишь поводы для драк,
Порой по пустякам грущу,
Права ты, я чудак…

Ростислав Панченко