"Загадка, окутанная тайной, укрытой в непостижимости". Так охарактеризовал Россию, страну с абсолютно непредсказуемым поведением, британский политик Уинстон Черчилль. Многие с ним согласятся, однако непосредственным соседям Россия отнюдь не кажется непостижимой – они видят в ней могущественную, но одолеваемую внутренними проблемами страну, причем страну вполне им понятную.
Кликните на баннер, чтобы открыть проект
В серии интервью "Россия и я" двенадцать бывших руководителей постсоветских государств рассказывают о своем отношении к России и проводимой ею политике. Интервью, которые на протяжении полугода собирала корреспондент белорусской службы Радио Свобода Анна Соусь, демонстрируют весь спектр эмоций по отношению к Москве – от гнева и трезвого прагматизма до искренней любви и привязанности. Редко когда услышишь столько компетентных мнений о России, поведение которой в годы президентства Владимира Путина – а на этом сходятся все опрошенные – все больше напоминает действия Советского Союза.
"Философия России состоит в том, что Украина должна быть только с Россией, точнее, под Россией. Украины как отдельного государства для них не существует", – говорит первый президент Украины (с 1991 по 1994 год) Леонид Кравчук. Он вспоминает, как сильно давила Москва лично на него, требуя, чтобы Украина и после роспуска Советского Союза оставалась в российской орбите, притом что на словах все постсоветские республики получали право самостоятельно определять свое будущее.
Многие из бывших руководителей постсоветских стран с горечью говорят о жестоком разочаровании: с приходом к власти Путина ни у кого не осталось надежд, что и Россия когда-нибудь станет свободной и демократической страной, – надежд, которые родились в годы горбачевской перестройки и сохранялись во время президентства Бориса Ельцина.
"Это были обнадеживающие времена, – говорит Витаутас Ландсбергис, избранный председателем Верховного Совета Литвы сразу после провозглашения ее независимости в 1990 году. – Сожалею, что силы большевистского реванша и империализма оказались сильнее". Как и многие, он с теплотой вспоминает Ельцина. "У него было чувство чести и достоинство. Я это видел на наших переговорах в те моменты, когда его соратники пытались толкнуть его на недобросовестный путь", – вспоминает Ландсбергис. Сегодня же, по его мнению, "человек в России не стоит ничего, а территория и власть – превыше всего".
Однако далеко не все руководители постсоветских государств столь критически настроены по отношению к Москве. Многие говорят, что понимают Путина в его попытках сохранить неприкосновенность советского мира, а военные и политические конфликты, возникающие на этом пространстве, объясняют неспособностью договариваться с Россией.
Нино Бурджанадзе, дважды исполнявшая обязанности президента Грузии, защищает российскую аннексию Крыма. По ее словам, "никто реально не ставит под сомнение", что жители Крыма хотели этой аннексии, "потому что практически 90% населения приняло участие" в референдуме о присоединении к России, организованном пророссийскими властями полуострова. Бурджанадзе дает этому референдуму заведомо неверную характеристику: на нем не присутствовали международные наблюдатели, а реальная явка никому не известна. Тем не менее ее слова прекрасно показывают, какие страсти порождают в регионе попытки Москвы манипулировать постсоветским миром, пусть даже сама Бурджанадзе говорит, что с Россией необходимо вести диалог, основанный на поиске взаимных интересов. В 2008 году Грузия тоже пережила войну с Россией, хотя Бурджанадзе уверяет, что этот конфликт можно было предотвратить.
Аскар Акаев, президент Киргизии в 1990–2005 годах, – еще один политик, полагающий, что с Россией можно и нужно работать. На вопрос о том, чем является для него Россия, он отвечает, что это его "вторая родина", потому что он родился и вырос в Советском Союзе. Воспроизводя едва ли не дословно официальные заявления Кремля о непричастности российской армии к конфликту на востоке Украины, Акаев уверяет: "Россия не является участником военных действий ни в Юго-Восточной Украине, ни в какой-либо другой точке мира". (Интервью состоялось в июне 2015 года, еще до начала российской военной операции в Сирии.) Однако восхищение, которое Акаев испытывается по отношению к Путину как к человеку, который "твердо защищает суверенитет России", должно бы заставить других мировых лидеров спросить себя, хорошо ли они понимают, что значит для Кремля слово "суверенитет" и в чем российская верхушка видит российские национальные интересы.
Порой руководители прилегающих к России государств выражают глубокое удивление тем, насколько сильно мистифицируют Москву их коллеги из далеких от России государств. "Меня часто американцы спрашивают: ну расскажи что-нибудь о России, а то мы их плохо знаем, – говорит президент Латвии в 1993–1999 годах Гунтис Улманис. – Но сколько мы можем их плохо знать, я спрашиваю? Идет столетие за столетием, а вы все плохо знаете русских? Изучайте их, встречайтесь с русскими". Это нужно, чтобы понять Россию не хуже, чем ее непосредственные соседи. Только тогда, полагает Улманис, Запад сможет предвидеть действия российских властей и адекватно реагировать на них.
Серия "Россия и я" – шаг именно в этом направлении. Помимо уже упомянутых бывших глав постсоветских государств, в подборке представлены интервью с Робертом Кочаряном, дважды избиравшимся президентом Армении, Петром Лучинским, президентом Молдавии в 1996–2001 годах, Роландасом Паксасом, президентом Литвы в 2003–2004 годах, Арнольдом Рюйтелем, президентом Эстонии в 2001–2006 годах, первым постсоветским лидером Белоруссии Станиславом Шушкевичем, возглавлявшим страну до 1994 года, Владимиром Ворониным, президентом Молдавии в 2001–2009 годах, и Виктором Ющенко, президентом Украины с 2005 по 2010 год.
