Ссылки для упрощенного доступа

Побег из дома престарелых


Французские книги о пожилых людях

Продолжительность жизни почти во всех индустриально развитых странах мира растет из года в год, и одно из первых мест занимает Франция. По данным на 2014 год, женщины здесь живут в среднем 85 с половиной лет, а мужчины – 79 лет и 4 месяца. Одна из основных причин долголетия – отличная система здравоохранения во Франции.

Сравнение с Россией удручает: в 2013 году среди стран, входящих в ООН, по средней продолжительности жизни Россия заняла 129-е место из 192. В России средняя продолжительностью жизни женщин – 76 лет, а мужчин – 65, то есть россиянин живет в среднем на 15 лет меньше француза.

Но тема этого обзора – не демография и не статистика, а несколько книг, посвященных стремительному росту числа старых людей во Франции.

Французские книги о старости и стариках
пожалуйста, подождите

No media source currently available

0:00 0:22:12 0:00

Жюд Стефан, поэт, философ, автор книги "Состояние тела", родился в июле 1930 года, то есть в этом году ему исполняется 86. Есть ли нужда уточнять, что название книги "Состояние тела" отсылает читателя к состоянию тела именно старого человека. Проза Стефана поэтична, а общую тональность сборника рассказов, находящихся на грани эссе, можно было бы назвать старческим нигилизмом.

"Красивая, благоуханная старость – это чушь и выдумка! – говорит Жюд Стефан. – Даже и тогда, когда речь идет о старости спокойной, обеспеченной, с первоклассным медицинским уходом". Действие происходит в доме для престарелых, действующем при католическом монастыре, а таких домов во Франции сотни.

Каждую пятницу господин директор нашего заведения уезжает к своей любовнице, а мы, пользуясь его отсутствием, прокрадываемся в морг, чтобы полюбоваться на тех, кто недавно нас покинул. В настоящий момент их двое. Папаша Давид, бывший столяр, и матушка Фромантэн. Оба лежат себе на спине, дожидаясь момента, когда их отсюда увезут.

Мы, старики, живем со всеми удобствами, и жизнь наша – мечта и забытье. Мы послушны, как овечки, и не нуждаемся в продолжительном сне для восстановления сил. Никто из нас даже и думать не смеет о том, чтобы как-то укоротить свою жизнь. Вешаться или прыгать в воду – удел горожан, мы же находимся по ту сторону отчаяния. Мы спокойны и невозмутимы, как боги. Кстати, говоря о богах, мы имеем право посещать мессу (такое вот развлечение!), где нам иногда встречаются красивые дамы, все в белом, в обществе которых никто из нас не рискует вдруг получить эрекцию, вспоминая, что есть еще где-то в мире занятие по названию секс, что способно вызвать у нас только смех. Подумаешь, большое дело – столько шума из-за нескольких криков экстаза. И все-таки интересно: а мы в свое время в достаточной мере насладились этим делом? Ответ на этот вопрос мы уже успели забыть...

Манера Жюда Стефана и его взгляды за истекшие десятилетия ничуть не изменились, и дело тут не в старости, а в принципиальном отношении к жизни. "Единственное, что меняется, это ассортимент поступков и радиус действий, – говорит Стефан, – всё остальное остается прежним":

Мы, старики, никого ни в чем не упрекаем, не бросаемся на штурм океанов и звездного неба, к нам прекрасно относятся, и у всех у нас гарантированная пенсия. Папаша Шарпантье – в прошлом посол, в свое время дававший также уроки тенниса, а я, Жюль Лятуиль, когда-то торговавший винами, а позднее купивший ресторан, избавлен, к счастью, от бремени семьи, и все мы можем, наконец, быть сами собою, а это значит: быть свободными, мудрыми, лишенными иллюзий. У каждого из нас припасена сумма денег, необходимая для сожжения тела в крематории города Руана.

Если прав поэт, сказавший "блажен, кто смолоду был молод", то талантливейший Жюд Стефан смолоду был стар, но и в этом есть мудрость и некоторое обаяние. Стефан, как и другие обитатели идиллического дома для престарелых при католическом монастыре, – очень старые воробьи, которых на мякине не проведешь. За дерзостью и нонконформизмом прозы – один лейтмотив: в обществе, которое возвело молодость тела и духа в культовые понятия, к старикам зачастую относятся как к детям, а это уже само по себе непростительный удар по человеческому достоинству. "Нет, – говорит Жюд Стефан, – мы не дети, и если в ваших сердцах не хватает душевной теплоты для того, чтобы нас любить, то мы в любом случае заставим вас нас уважать, а уважение, как известно, не приходит само собой – за него нужно бороться!"

Аньес Биль, певице и актрисе, слегка за сорок, и ее книга "Воображаемая жизнь других людей" не основана на собственном опыте старости. Однако среди ее друзей немало старых людей. Один из них Шарль Азнавур: в мае ему исполнится 92 года. Несколько лет назад Аньес Биль совершила турне с легендарным певцом и делила с ним программу вечера шансонов.

Книга "Воображаемая жизнь других людей" – приключенческий роман. Это определение звучит странно, ибо героине романа Мадлен (Мадо) – 77 лет. Какие уж приключения в таком возрасте, тем более что две ее внучки, Дельфин и Магали, знающие бурный темперамент бабушки, заботятся о том, чтобы бабка, чего доброго, не сбежала из дома для престарелых, в который ее поместили. Но Мадо не хочет вести жизнь, уготованную тем, кого она называет "прозрачными". "Прозрачные, – поясняет она, – это те, которых как бы видят, но на самом деле не видят. Подумаешь, великое дело – еще один старик или старуха, из тех, которых замечают только тогда, когда они задерживают очередь у кассы, слишком долго копаясь в своем кошельке, чтобы выудить оттуда деньги для оплаты покупок в супермаркете..."

Аньес Биль замечательно описывает первый этап превращения старого человека в человека "прозрачного". Вот сцена, в которой одна из двух ее внучек, Дельфин, привозит бабушку в дом для престарелых:

Скажи, бабушка, как тебе твоя новая комната?

Мда, здесь, кажется, чисто и нигде ни пылинки. В общем, совсем не так, как у меня дома. Но и шарма особенного я здесь что-то не вижу

Знаешь, бабушка, я тебе уже сто раз говорила, что в этом месте тебе будет просто несравненно лучше, чем дома, да и я перестану без конца волноваться и без конца думать: а не забыла ли ты выключить газ, не грохнулась ли ты с лестницы, ну и так далее в том же роде. В конце концов, тебе будет здесь ну просто несравненно лучше.

"Ты сказала "в конце концов?" – спрашивает внучку Мадо и добавляет: – В конце чего?" – прекрасно понимая, о каком именно "конце" идет речь в разговоре с 77-летней женщиной.

Но Мадо не из тех, кто капитулирует перед невзгодами жизни, она знает, что может положиться на двух верных друзей, хотя им за 80.

Жакоб (Жаки) Шульман провел годы войны в фашистском концлагере, а Фернан, хоть и пенсионер, как и Жаки, и сама Мадо, иногда подрабатывает могильщиком на кладбище Пер Лашез. ("Хорошая, кстати, профессия в нашем возрасте, – замечает Фернан, – успеваешь привыкнуть к тому, что тебя ожидает, и ничуть не бояться"). Короче, Фернан и Жаки помогут их подруге Мадо сбежать из дома престарелых и пожить, как сказано у Достоевского, "по своей, по глупой воле".

И побег удается. Мадо живет отныне вместе с Жаки и Фернаном, но полиция, равно как и внучки беглянки, уведомлены о побеге. Дельфин и Магали находят бабушку в кафе за бокалом красного вина и уговаривают ее вернуться в дом для престарелых.

Монолог Мадо:

Признайтесь, наконец, что для вас я не более чем живой труп, что вы меня уже, в общем-то, давно похоронили. "Бабка наша прекрасно пожила. Пора и меру знать. Давай, бабуля, пошевеливайся, пора на свалку!" Оглянитесь, маленькие мои, на свою жизнь. Ведь нежности у вас хватает только на воспоминания о собственном детстве. Я знаю, что вы храните еще для меня местечко в вашем сердце, но в буднях ваших для меня уже места нет. Но прежде чем отбыть в неизвестном направлении, я хочу еще немножко насладиться оставшимся, пусть и коротким временем. Сколько его будет, этого времени? Один год, а вдруг 10... Какой закон запрещает мне пожить немного рядом с Жаки и Фернаном ведь каждый из них так же одинок, как и я. Так ведь, Жакоб?

Дельфин и Магали слушают монолог бабушки в полнейшем изумлении.

Но минуточку, если подумать всерьез о том, что она говорит, то ведь в этих словах что-то есть. Кто они такие, чтобы приговорить бабушку Мадлен к пожизненному заключению в доме для престарелых? А к тому же бабка, пусть и в немыслимом "не по возрасту" макияже, говорит и рассуждает связно и логично. Почему, собственно, не дать ей пожить и умереть так, как она сама того желает? Во имя какой, спрашивается, морали? Ведь бабка их еще вполне женщина, и зачем превращать ее в старого младенца, которому надо менять пеленки и кормить с ложечки?

Матушка Мадо еще поживет по своей воле в компании верных Жаки и Фернана и не вернется в уготованный ей рай для престарелых.

Своеобразный эпилог романа датирован 2037 годом. Мадо в окружении семьи и своих не совсем уже молодых внучек, празднует свое столетие. Кто-то из ближних придумал апофеоз праздника – шикарный фейерверк. Мадо слегка призадумалась, но потом решила:

Нет, детки, кончайте праздник без меня. Я что-то устала и пойду лягу.

С улицы доносились приглушенные звуки праздника. Старая женщина закрыла глаза, но она не спала. Нет, она не испытывала ни боли, ни страха. Она даже не чувствовала, как холодеет ее тело. В тот самый момент, когда сердце Мадо перестало биться, вся жизнь промелькнула в одно мгновение перед ее глазам, и Мадо еще успела сказать: "А ведь это был шедевр!"

Так заканчивается книга Аньес Биль "Воображаемая жизнь других людей". Важно подчеркнуть, что бегство Мадо ни в коем случае не продиктовано скверными условиями жизни в пансионате. В этом доме и чисто, здесь вкусно кормят, и обслуживающий персонал не груб и даже временами заботлив.

Она бежит из рая, как сто с лишним лет до нее из Ясной Поляны бежал Лев Толстой, самый известный в истории старец-беглец.

Одной из знаменитостей, часто появляющихся на экранах французского телевидения, является писатель Жан Д’Ормессон, которому пошел 91-й год. В интервью газете "Лё Паризьен" в честь своего девяностолетия Жан Д’Ормессон сказал:

Мне очень нравится стареть. Если ты стареешь, то это означает, что ты еще не умер. Но и умереть, в общем-то, не так уж плохо. Это – как работа. С одной стороны – проклятие, но ведь не иметь работы – еще хуже. Я, честно говоря, не думаю, что умирать это очень большое удовольствие, но ведь бессмертие было бы еще хуже. Мне очень нравится высказывание Вуди Аллена: "Будущее мне интересно. Ведь именно там я намерен провести мои ближайшие годы".

Кстати, о соблазне бессмертия: Жан Д’Ормессон – старейшина Французской академии, члены которой носят вполне официальный титул "бессмертных".

Книга Сержа Ревеля "Выдающиеся побеги Поля Метраля" – роман приключенческий, но написан он в ином ключе, чем книга Аньес Биль. Если Мадо бежит из дома для престарелых для того, чтобы насладиться жизнью в обществе верных и влюбленных в нее Жаки и Фернана, то Поль Метраль, которому 89 лет, бежит от общества людей на лоно природы. С одной стороны, чистой воды руссоизм, помноженный на идиллию Робинзона Крузо, а с другой – отражение простого демографического факта. По данным на 2015 год, во Франции с общим населением в 66 миллионов человек насчитывалось 20 тысяч 669 человек в возрасте старше ста лет, и у каждого из этих людей свое собственное представление о том, как лучше и правильнее всего провести последний отрезок жизни.

Иногда туристы, проникающие в чащу леса, набредают на убежище Поля Метраля, и Поль, хоть и давно привык к одиночеству и даже успел его полюбить, охотно говорит с пришельцами:

Вот посмотрите, здесь я живу, здесь занимаюсь медитацией. Для анахорета я, пожалуй, несколько болтлив. Как объяснить, почему я живу здесь, вне общества, скрытно, свободно, испытывая ощущение счастья от этого одиночества, которое время от времени нарушают лишь олени, зайцы, дикие кабаны, совы, белки, кукушки и голуби? Дни мои посвящены молитве, а в палатку я возвращаюсь только с наступлением темноты. С моей длинной седой бородой я вполне мог бы сойти за монаха, за какого-то лесного мистика. Но умоляю вас, не беспокойтесь обо мне и о моем здоровье. Я ведь уже так давно живу здесь. Не волнуйтесь со мной все в порядке. Идите с миром, детки, и оставьте меня наедине с моим одиночеством, которое я выбрал для себя сам, и главное, умоляю вас, не говорите никому о встрече со мной.

Число выходящих во Франции книг о старости необозримо. Среди них "Старые никогда не плачут" Сэлин Куриоль, роман Паскаль Готье "Старухи" (за несколько месяцев разошлось 200 тысяч экземпляров), на редкость смешное эссе Агат Натансон "Как не стать бабушкой"… Откуда такие тиражи и такой интерес к жизни стариков? Число пожилых во Франции неуклонно растет и становится фактом, в значительной степени определяющим жизнь общества, всю его экономику, систему здравоохранения, культуру досуга, программы массмедиа и так далее. Но, помимо этого, есть еще один важнейший фактор. Речь идет о человеческом достоинстве, о достоинстве тех самых стариков и старух, которые, дав жизнь идущим за ними поколениям, не должны быть забыты в старческих домах по принципу "с глаз долой – из сердца вон".

Материалы по теме

Партнеры: the True Story

XS
SM
MD
LG