Что случилось, почему случилось, прогноз. Азы политической журналистики. Допустим, Путин убил, почему убил, кого дальше убивать будет. Таковы жесткие стандарты, заданные профессией, все прочее – от лукавого, то есть литература. Эмоции под запретом, эмоции вредят аналитике.

Поэтому сюжеты незавершенные, с отложенным финалом и невнятными последствиями, лучше оставлять на потом. Когда обстановка прояснится и можно будет попытаться постичь происходящее, используя шаблонную схему. Лучше подождать.

Так что писать о Надежде Савченко сегодня, сейчас, вот в эту минуту вроде бессмысленно. Ибо завтра, через час или через десять минут ситуация может измениться. В ту сторону, не в ту или в эту. К лучшему, к худшему или непоправимо.

Но вот беда: отложить "на потом" эту тему как-то не получается. Хотя иных сюжетов навалом. Просто все прочие события, пусть ненадолго, как бы утратили актуальность. На них трудно сосредоточиться, забывая о судьбе политзэчки, которая в минувший четверг объявила сухую голодовку. И когда в воскресенье читаешь в новостях, что Савченко "сейчас в удовлетворительном состоянии", то ни о чем другом думать не можешь, как об этой удивительно хорошей новости. Ни глотка воды с четверга, однако состояние здоровья голодающей местных диагностов удовлетворяет.

Что случилось, почему случилось, прогноз. Прогноз невозможен, тем не менее, говорить о происходящем необходимо, и тут сюжет распадается на части. Есть человеческое измерение, и есть политика.

В том государстве, которое выстроено в России в нулевые годы, человек практически всегда является объектом истории. Жертвой обстоятельств. Вне зависимости от того, сидит он в тюрьме за то, что украл всю нефть, или беснуется на телеэкране, проклиная национал-предателей. Максимум, что ему дозволено, – достойно отсидеть свои двушечки и десяточки и выйти на волю живым. Немало, если сравнивать тех, кто отбывает свои сроки, с теми, кто топчет большую зону, изнемогая от преданности вождю. Однако третьего, что называется, не дано.

Случай Савченко уникален тем, что она не пожелала играть по правилам, предложенным в Кремле. "Я не предмет торга", – сообщила заложница в минувшую среду и сутки спустя объявила смертельную голодовку. Это настоящая трагедия для всех, кто родственными узами с ней связан, для миллионов людей на Украине и во всем мире, сострадающих пленной. Но это, вероятно, не слишком радует и так называемого Путина.

В самом деле, как ему торговать заложницей и устанавливать цену, если она погибнет?

Методика, успешно опробованная на других людях, дает сбой, и это реальная проблема. Ясно, что условия, поставленные Савченко, – немедленное освобождение или смерть – для него невыполнимы, но что дальше? Или он все-таки готов ее убить, намеренно обостряя до предела отношения и с Украиной, и с Западом и собираясь после очередного битья стекол в российском посольстве в Киеве начинать новую войну на востоке? Будет использовано принудительное кормление? Савченко попытаются сломать, и "РТ" с Арамом Ашотычем покажут нам эксклюзивные кадры, как некогда киношники из ГБ распространяли видеоролики про жизнь ссыльного академика в горьковской больнице? Ничего, кроме кромешного позорища, это тогда не принесло, и сегодня не принесет.

Ясно, что случилось. Не надо объяснять почему. Только вот будущее, причем самое ближайшее, абсолютно непредсказуемо, а поскольку речь идет о жизни и смерти, то и весь сюжет с трудом поддается комментированию.

Ибо счет пошел на дни, часы, минуты, и любой прогноз может мгновенно обессмыслиться, опоздать, устареть. Но писать сегодня, положа руку на сердце, больше не о чем. Самые злободневные темы почему-то померкли на фоне одной этой жизни, грозящей оборваться, и даже не секрет, почему так вышло. Почему судьба одного человека по имени Надежда Савченко обрела мировой масштаб.

Просто в ней, в ее отчаянном противоборстве с российской властью внезапно сошлось всё. И политика с дипломатией, и аншлюс с войной, которая из Донбасса перекинулась на Ближний Восток, а там вполне может перерасти в Третью мировую. Суд, приговаривающий депутата ПАСЕ, служит безупречнейшим образцом российских беззаконий на международной арене, а поведение Савченко в этом суде – символом бесстрашного сопротивления беспримесному злу. Там, в Донецке Ростовской области история творится буквально на глазах, и в ней перемешано разное. И подвиг человеческий, и печальные хроники расчеловечивания целой страны.

И здесь возникает главный вопрос: что же все-таки делать? Поскольку скорое освобождение Савченко в этой России сегодня представляется чудом, а спасать ее надо немедленно. Опыт подсказывает, что давлению Путин не поддается, но и времени нет ждать, пока он сочтет необходимым поразить мир внезапной вспышкой гуманизма, как перед сочинской Олимпиадой. Мир должен самостоятельно изыскивать аргументы в дискуссии с президентом РФ, и трудно поверить, что таких аргументов нет вообще.

Наверняка есть, и от того, как быстро они будут предъявлены, зависят жизнь и свобода Надежды Савченко. Иные прогнозы следует отвергнуть, хоть это и противоречит азам политической журналистики. Подразумевающей объективность в оценке событий самых безысходных и бесстрастную аналитику, когда от боли хочется кричать.

Илья Мильштейн – журналист и публицист

Высказанные в рубрике "Право автора" мнения могут не отражать точку зрения редакции