В Таганском ЗАГСе зарегистрировали брак трансгендеров Софии Грозовской и Рея Линна. Заключение брака стало возможным, потому что в гражданском паспорте Софии в графе “пол” написано “муж”, а в паспорте Рея – “жен”. На свадьбу, кроме друзей и родственников молодоженов, пришли полицейские, а также люди в штатском, которые представились внештатными сотрудниками ЗАГСа.
Работники ЗАГСа поставили Софии и Рею штампы в паспорта, но отказались проводить торжественную церемонию, а потом убежали и забаррикадировались. Новобрачным пришлось обмениваться кольцами около гардероба. На улице Рея и Софию ждали ЛГБТ-активисты с радужными флагами и лепестками роз, а также автозак. В интервью Радио Свобода они рассказали, почему считают свою свадьбу победой над страхом, которым парализованы жители России.
– Расскажите, как вы подавали заявление в ЗАГС?
София:
– Мы пришли в шарфах с радужной символикой, и сотрудники ЗАГСа на нас сразу стали смотреть косо. Женщина, которая принимала документы, спросила меня: “У вас вообще какой пол?” – “Линолеум”, – ответила я. Заявление у нас все-таки приняли, день свадьбы назначили. За два дня до церемонии позвонила начальница ЗАГСа и сказала, что готова зарегистрировать наш брак, только если я оденусь в соответствии с моим паспортным полом и буду изображать гетеросексуального мужчину. Чиновница сообщила, что в моем аккаунте в соцсетях увидела “этих накрашенных в платьях”. Она имела в виду фотографии со свадьбы в Петербурге двух невест Ирины Шумиловой и Алены Фурсовой. Начальница Таганского ЗАГСа заявила, что не хочет в подобном участвовать.
“У вас вообще какой пол?” – “Линолеум”, – ответила я
Рей:
– Мы позвонили юристам. Они объяснили, что у сотрудников ЗАГСа нет никакого права отказывать нам в регистрации брака. Мы сделали на юриста доверенность, и он пошел с нами на бракосочетание.
– Вы ожидали, что сотрудники ЗАГСа устроят такое шоу с полицией и автозаком?
Рей:
– Мы предполагали, что нам могут отказать в регистрации, ожидали конфликта, но на такую реакцию не рассчитывали, конечно. Работники ЗАГСа хотели избежать огласки, но своим странным поведением привлекли к нашей свадьбе повышенное внимание.
София:
– Когда мы пришли в ЗАГС, то сразу увидели людей в штатском. Они представились внештатными работниками ЗАГСа, но мы предполагаем, что это были “эшники”. Нас не пустили в зал для торжественной церемонии и сказали, что никто из сотрудников не хочет поздравлять нас, потому что все они оскорблены нашим внешним видом. Мы тогда потребовали, чтобы нам выдали письменное обоснование отказа.
– Я видела фотографии с вашей свадьбы: симпатичные молодые люди в нарядных костюмах. Что именно работникам ЗАГСа не понравилось в вашем внешнем виде?
Рей:
– Больше всего их смущали радужные накидки наших гостей. Мы отказались убрать ЛГБТ-символику, тогда сотрудники ЗАГСа убежали от нас и забаррикадировались в зале для торжественных церемоний вместе с нашими кольцами и свидетельствами о заключении брака. Потом пришли полицейские. Они держали дверь, за которой спряталась сотрудница ЗАГСа, хотя мы не ломились туда, а деликатно стучали. Нас в конце концов пустили, но без гостей и прессы. Там на нас стал кричать полицейский. Он угрожал арестовать наших друзей, к зданию подъехал автозак, и мы поняли, что лучше уйти. Забрали кольца и свидетельства о браке. В гардеробе мы, окруженные полицией, обменялись кольцами. Когда мы вышли на улицу, друзья забросали нас лепестками роз, мы сели в машину и уехали. А гостей, которые поехали на общественном транспорте, полиция сопровождала до входа в метро.
– Как вели себя полицейские с ЛГБТ-активистами?
Рей:
– Очень сдержанно и молчаливо. Только один кричал: “Всем молчать и слушать меня!” Друзья, которые ждали нас снаружи с цветами и пирогами, рассказали, что когда они спросили у главного полицейского, можно ли выпить шампанского, он удивился и переспросил: “У вас разве свадьба?” А потом сказал по рации: “Отменить операцию “Земля”. Видимо, сам не понимал, что происходило и для чего их вызвали. Сотрудницы ЗАГСа были очень напуганы. Никаких негативных эмоций, кроме страха и растерянности, я на их лицах не увидел. Очень оскорбительно, что сотрудники ЗАГСа и полицейские не думали, что у нас праздник. Мы тоже в этот день имеем право на улыбки и поздравления. Для них было важно только одно: правильные мы или неправильные. И если мы в их понимании неправильные, с нами можно поступить как угодно. Облаять и выгнать, например.
Сотрудницы ЗАГСа были очень напуганы. Никаких негативных эмоций, кроме страха и растерянности, я на их лицах не увидел
София:
– Но все равно произошло яркое и звонкое ЛГБТ-событие. Его важность признают друзья и враги. Гомофобы написали мне в комментариях скорбное: “России больше нет”. Они очень трагически восприняли нашу свадьбу.
– Друзья вас отговаривали от регистрации брака?
Рей:
– Перед свадьбой многие доброжелатели уговаривали нас не делать этого, иначе в лучшем случае нам не дадут пожениться, а, может, убьют. Но мы сделали это. Мы заключили брак, мы живы и здоровы. Многие ЛГБТ сейчас живут в страхе. Например, один трансгендерный мужчина умолял нас не ходить в ЗАГС. Он боялся, что после этого государство введет еще какие-нибудь репрессии против ЛГБТ. Он писал, что если не обращать на себя внимания, то можно как-то выжить. Это заблуждение – думать, что, если ЛГБТ будут кроткими и тихими, нас не тронут. Государство инициирует какой-нибудь гомофобный закон раз в полгода. Если понадобится отвлечь людей от войны и падения рубля, ЛГБТ снова станут козлами отпущения. Бессмысленно прятаться в подполье. И я надеюсь, что наша свадьба хотя бы отчасти развеяла ужас, который парализовал ЛГБТ.
Гомофобы написали мне в комментариях скорбное: “России больше нет”
– В России ЛГБТ преследуют, избивают, убивают. Как вы решились на официальную и публичную регистрацию ваших отношений?
София:
– Мы познакомились с Реем прошлым летом. Я пришла на группу поддержки трансгендеров, а Рей был организатором этого проекта. Мы начали много общаться. У нас схожие политические взгляды. Мы ходили на митинги в поддержку осужденного за организацию несанкционированного митинга Ильдара Дадина. И поняли, что любим друг друга, хотим быть все время вместе. Мы сегодня живем в военное время: в любой момент людей, несогласных с властью, могут отправить за решетку, выгнать из страны. Поэтому мы поняли, что нам лучше официально зарегистрировать наши отношения.
– София и Рей, вы планируете уехать из страны?
София:
– Нам пока чуть больше двадцати лет, и мы будем бороться с гомофобией здесь. Сделаем все возможное, чтобы изменить жизнь ЛГБТ в лучшую сторону.
Рей:
– Я работаю психологом на телефоне доверия для ЛГБТ. Психологическая поддержка сексуальным меньшинствам требуется больше всего в России, поэтому я нужен здесь.
– Вы называете себя квирами. Расскажите, что это такое?
Рей:
- По документам я женщина. Журналисты, рассказывая о нашей свадьбе, написали, что я трансгендерный мужчина. Это не совсем так. Я думаю, что между гендерно неконформной женщиной и трансгендерным мужчиной есть пространство, которое я занимаю. Я хорошо себя чувствую в женском теле, менять его не планирую. Нормально воспринимаю, если ко мне обращаются как к женщине. Но сам пишу и говорю о себе в мужском роде. Получается, что для меня границы моего гендера размыты. Для меня философские и политические взгляды важнее, чем гендерная и сексуальная идентичность.
София:
– В паспорте у меня стоит буква “м”. Операцию по перемене пола делать не собираюсь. У меня нет отвращения к своим мужским половым органам.
– Вы чувствуете себя женщиной?
На такой вопрос я отвечаю обычно: я – фиолетовый осьминог с планеты Вулкан
– Я не понимаю, что такое чувствовать свою женственность или мужественность. Женщина – это кто? Та, которая боится мышек и любит розовый цвет? На такой вопрос я отвечаю обычно: я – фиолетовый осьминог с планеты Вулкан. Принимаю гормональную терапию, потому что хочу выглядеть иначе, чем сейчас. Я бы хотела получить новый гражданский паспорт с женским именем, но тогда наш брак с Реем станет недействительным. Мне не нравится находиться в мужской палате в больнице или в душе для мужчин. Меня эмоционально истощает необходимость постоянно объяснять на работе, на учебе, в сортире, в кафе, почему я не похожа на других. Каждый раз, когда я иду куда-то, где надо предъявлять документы, вынуждена думать, как меня будут воспринимать. Все это очень осложняет мою жизнь, но для меня брак с Реем важнее собственного удобства и безопасности. Вдруг нам придется срочно эмигрировать из страны. Когда наступит более толерантное время, я поменяю свои документы.
– Ваши родители были на свадьбе?
София:
– Мне повезло: родители любят и принимают меня такой, какая я есть. На свадьбу пришли все близкие родственники, даже бабушка. Моей семье нравится Рей. Два года назад я сделала камингаут, никто меня не осудил, кроме одного друга, который сказал, что для него моя особенность как цвет стен в поликлинике.
Рей:
– Моя мама православная. Считает меня лесбиянкой из-за отношений с Софией. Она не пошла на свадьбу, потому что это грех и аморально. Поздравила меня эсэмэской.
– У вас после свадьбы, которая получила резонанс в СМИ, не возникло проблем на работе?
София:
– Я программист, работаю удаленно, делаю информационную систему для библиотеки МГУ. На работе обо мне все знают, но ценят как профессионала, поэтому я не опасаюсь проблем. Однажды меня коллеги спросили, почему у меня длинные волосы, я им деликатно объяснила, что это не их дело. В другой раз в рабочем письме я написала о себе в женском роде. После этого одна из сотрудниц позвонила и поинтересовалась, называю ли я себя Софией Грозовской на своей странице в соцсети. Я подтвердила. Тогда она спросила, комфортно ли мне с таким альтер эго. Я ответила, что у меня яркая и интересная жизнь. Больше вопросов не было.
Рей:
– Очень раздражает, что в нашем обществе необычный человек обязан всем встречным предоставлять исчерпывающую информацию о себе. Недавно мы с друзьями-трансгендерами сидели в кафе недалеко от дома Софии. К друзьям прицепились какие-то люди, начали задавать некорректные вопросы. Нам пришлось вызывать охранника. К сожалению, люди не знают, что есть много видов гендерной идентичности. Трансгендерность – это несовпадение того, как сам человек воспринимает свой гендер и как его воспринимают окружающие. Такой диссонанс проявляется по-разному. Трансгендер может быть крайне неудовлетворен своим образом, чувствовать себя заточенным в чужом теле.
Бывает, что у человека нет неприятия своей физиологии, но он не желает играть гендерную роль, которая принята в данном обществе в определенное время. Например, современную эмансипированную женщину много лет назад общество восприняло бы с осуждением. Одни трансгендеры делают операцию по перемене пола, другие нет. Некоторые трансгендеры вообще не хотят определять свой пол как мужской или женский. Трансгендеры могут быть гомосексуальными, бисексуальными и гетеросексуальными. Все это – варианты нормы. Очень грустно видеть, как мои клиенты годами скрывают, кто они на самом деле. Они насилуют себя, чтобы выглядеть нормальными, такими же, как все. Живут в постоянном конфликте с собой и с окружением. Неправильно патологизировать трансгендерность. А это происходит даже в вузе на психологическом факультете, где я учусь. Для защиты диплома я выбрала тему: “Психологические особенности образа я у взрослых трансгендерных людей”. Мне эту тему не хотели утверждать: “Ну, вы же понимаете, в каком обществе мы живем.Такое название может оскорбить чьи-то чувства. Давайте выбросим из названия слово “трансгендерность”. Видимо, чувства гомофобов боялись оскорбить... Мне удалось отстоять тему и название своего диплома. Скоро буду его защищать, в том числе и перед педагогом, который во время лекции по социальной психологии заявила, что, если мужчина хочет заключить брак с мужчиной, он должен стать женщиной. Еще сказала, что геи равно педофилы. Я ответила, что нельзя с преподавательской кафедры произносить такие дикие слова. Мы с ней поспорили. В результате она пригрозила записать этот разговор на диктофон и отправить в прокуратуру.
– Расскажите, с какими трудностями сталкиваются трансгендеры, если они хотят поменять документы.
София:
– Процедура смены документов должна выглядеть так. Человек обращается к психиатру по месту жительства. Говорит, что подозревает у себя транссексуальность. Его кладут для наблюдения в стационар на пару недель. Потом врачебная комиссия пишет заключение. После этого трансгендеру дают справку, он идет в ЗАГС и ему меняют документы. Если трансгендер, который выглядит как представитель своего биологического пола, обратится к психиатру, то ему, скорее всего, поставят диагноз “шизофрения", и на этом все закончится. Поэтому люди начинают принимать гормональную терапию до визита к психиатру без консультации врача. Это очень вредно, иногда смертельно опасно, потому что повышает риск тромбоза. Если психиатр увидит, что человек дошел до такого отчаянья, что сам начал принимать препараты, он может поставить диагноз “трансгендерность” и выдать справку. Но единого образца этого документа не существует. Поэтому, чтобы выдать разрешение на получение нового паспорта, врачи могут заставить делать операцию по смене пола или пройти химическую кастрацию, даже если человек не хочет этого. Врачи поступают так, потому что ужасно боятся ответственности, а законодательство должным образом этот вопрос не регулирует.
– Ваша свадьба – самая громкая ЛГБТ-акция за последнее время. Есть ощущение, что ЛГБТ-протест в России сошел на нет?
– Уличный протест вообще сошел на нет. Произошло это из-за закона о несанкционированных митингах. Три задержания превращают теперь человека в уголовника. Люди не готовы идти на такой чудовищный риск. Надо искать другие формы протеста. К ЛГБТ-активистам в полиции отношение, как правило, особенно жестокое. Полицейские не упускают случая поиздеваться над нами. Однажды меня после акции задержали вместе с трансгендерным мужчиной Никсом Немени. Следователь, которая нас допрашивала, потеряла шариковую ручку и решила, что мы ее украли. Она потребовала, чтобы мы разделись при других полицейских. Я видел, какое это было унижение для Никса. Многие трансгендеры очень щепетильно относятся к необходимости обнажаться в публичных местах, а Никс носил утяжку. Никс встал в бойцовскую стойку и сказал, что лучше умрет, чем снимет одежду. Следователь позвала полицейских, чтобы нас раздели насильно. Тогда я сказал, что сниму одежду, чтобы отвлечь внимание от Никса. Неожиданно эта стерва нашла ручку у себя на столе.
