Патрик Модиано. Однажды ночью /перевод и предисловие Людмилы Зиминой. – Москва: Текст, 2015.

Патрик Модиано. Ночная трава /перевод Тимофея Петухова. – Иностранная литература, № 9, 2015.

Патрик Модиано родился 30 июля 1945 года, совсем скоро после окончания войны в Европе. Однажды нобелевский лауреат назвал себя ровесником Берлина – города разрушенного и возрожденного.

"Если родился сразу после войны, за этим стоит что-то не вполне обычное. Войны сводят людей, которые никогда бы не встретились в мирное время".

Матерью писателя была известная фламандская актриса Луиза Колпейн, умершая в прошлом году. Отец – Альбер Модиано, "единственной школой которого была улица", происходил из рода сефардов, долгие годы занимался темными спекуляциями, в том числе во время оккупации Франции, подобно месье Кляйну (кинематографическому персонажу Алена Делона) и Н. В. Макееву (мужу Нины Берберовой). Образ отца породил целую галерею подозрительных персонажей и сгустил преступную атмосферу в книгах сына. "Повсюду в воздухе витала опасность, и это придавало жизни особый тон".

Первый роман Модиано вышел в 1968 году, с тех пор им написано более трех десятков произведений.

"Каждой своей книгой я пытаюсь как бы расчистить место, чтобы наконец приняться за настоящую книгу. Но конца этому нет, это как беспорядочное бегство, так бежит человек, которому не хватает дыхания и он вынужден иногда останавливаться".

Следует заметить, что рассказчик Модиано бежит не столько от, сколько за временем, его нитями, ускользающими в современном Минойском лабиринте – Париже. По признанию автора, основной сюжет его романов – память, ее феномен и механизм. Память – "кадастр пустоты" или "черный блокнот, где я будто пытался делать засечки, метки чернилами на бумаге, которые позже выведут меня на нужный путь и помогут распутать и разъяснить все то, что я проживал тогда, не понимая. Сигналы морзянки, которые я слал тогда себе в будущее".

В конце концов, память нужна героям Модиано для обретения утраченной гармонии, немыслимой без восстановления череды минувших лет.

"Порой на меня находит странное чувство, когда я думаю о непогашенных огнях, что мы оставили там, куда уже не вернемся. В том нет нашей вины. Сегодня я думаю, что дело не в забывчивости и не в рассеянности, – я уверен, что оставил перед отъездом горящую лампу нарочно, – чтобы от нас остался какой-то след, знак, что мы не совсем исчезли и что когда-нибудь еще вернемся сюда".

Нередко у персонажей Модиано нарушена память: в этом герой "Улицы Темных лавок" близок зебальдовскому Аустерлицу. Важно отметить, что это провалы не только частной, но исторической памяти, – в них сокрыты ужасные преступления Второй Мировой войны.

Если говорить об источниках вдохновения и питания музы Модиано, то нельзя не назвать следующие.

Во-первых, авантюрные сюжеты писателя восходят к "драмам интриги" Еврипида ("Елена", "Ифигения в Тавриде"), "бульварным романам" поздней античности и пьесам елизаветинцев.

Так, в "Однажды ночью" рассказана история двух дорожных происшествий, двух блондинок (хотя есть и брюнетка, быть может, третья Незнакомка из цикла Модиано) и двух собак. А секрет романа, возможно, раскрывается в холле аэропорта Орли-Сюд.

"Ночная трава" – это повесть о черных пятнах Парижа, девушке со многими именами, мертвеце в доме на набережной и отрывках из старых романов.

Во-вторых, Модиано реализует достижения "ретроспективного" модернизма. Парижские блуждания рассказчика напоминают не столько руссоистские прогулки одинокого мечтателя, сколько дублинскую одиссею персонажей Джойса. Тщательное воспроизведение топографии Парижа Модиано не уступает восстановлению Дублина добровольным изгнанником. Точную декорацию для театральных инсценировок любого и каждого романа писателя придумал, возможно, оперный режиссер Д. Миккелетто со своими сотрудниками, когда в зальцбургской постановке "Богемы" задником служила мигающая карта Парижа.

Бесприютные городские пейзажи и интерьеры Модиано таят в себе ту же обреченность, скорбь, угрозу, стоицизм и страсть, что и полотна Хоппера.

Подобно рассказчику Пруста, герои Модиано пребывают в неустанном поиске утраченного времени, но с меньшим успехом. Прошлое их отбыло эшелонами на Дранси и обернулось дымом Бухенвальда и Маутхаузена (в том "мраке и тумане" сгинул и русский последователь Пруста – Юрий Фельзен).

Сближает Пруста и Модиано не только "проблема времени", но и "проблема женщины". Героини Модиано многим напоминают Альбертину-"беглянку". Они столь же одиноки и свободны, склонны к небрежению общепринятыми нормами. Впрочем, рассказчик Пруста много эгоцентричнее Модиано – последний непременно дает возможность девушкам высказаться.

Любовь героев Модиано – близость скоротечная и обреченная: "Мы походили на людей, которым позволили на несколько минут встретиться в тюрьме, в комнате свиданий, и у них слишком мало времени, чтобы все сказать друг другу".

Нередко их взаимоотношения напоминают посмертные розыски Беглянки, предпринятые мсье Эмме по поручению Марселя.

В-третьих, несмотря на зыбкость повествовательной ткани, истории Модиано продолжают традиции великих романов воспитания. Юные герои, бедные и сиротливые, их хрупкие чувства, их криминальные покровители, их кружение в джунглях большого города – все это так напоминает "Большие надежды" или иные страницы произведений ревностного чадолюбца.

Список близких по духу Модиано писателей может долго продолжаться. Скажем, в одном интервью он отмечает, что часто, по примеру сюрреалистов, выбирает "некий объект изолированно, и он превращается в целый фантастический мир".

Хотя следует сказать, что фантастика на страницы сочинений Модиано напрямую заглядывает нечасто. Разве что герои "Ночной травы" обнаруживают в конце шоссе д`Антен “церковь с мрачным фасадом – точно громадная птица присела отдохнуть".

Не чудеса волнуют писателя, но судьбы молодых и не слишком счастливых людей; юношей, склонных к лени и беззаботности, "стремящихся к счастью и питающих пристрастие к французским паркам"; девушек, балансирующих на лезвии бритвы, – между жизнью и смертью, между судьбой Манон Леско и Герты Крефтнер (еще одной жертвы давнишней ужасной войны).

И Модиано убеждает своим неутомимым многолетним трудом, что, утвердившись в своем прошлом, можно проторить дорогу в будущее:

"Пятнадцать лет назад мне была послана благая весть, и пусть я получил это послание только недавно, не все еще потеряно. Окна фасадов так похожи, что их не отличить друг от друга. И все-таки за одним из них кто-то ждет меня".