Писать о коллаборационизме советских граждан во время Второй войны стало небезопасно: ученых, занимающихся этой непростой темой, атакуют ура-патриоты. Несмотря на кампанию травли, исследования продолжаются.

Доктор исторических наук, профессор Казанского федерального университета Искандер Гилязов, с которым мы встретились в Европейском университете Санкт-Петербурга, уже в течение нескольких десятилетий занимается исследованием этого феномена на примере российских солдат-мусульман, оказавшихся в германском плену в годы Первой мировой войны, и на примере представителей тюрко-мусульманских народов Советского Союза, вступивших в вооруженные формирования в составе вермахта, в частности, в волжско-татарский легион, в так называемый легион "Идель-Урал".

Рассказывает Искандер Гилязов.

– Создание восточных легионов в составе вермахта в период Второй мировой войны стало в определенной степени неожиданностью для самих немцев. В самом начале войны, когда планировался военный поход против Советского Союза, немцы вообще не планировали опираться на какие-либо силы из других народов. У них была очень жесткая установка: оружие могут носить только немцы, и только немецким оружием, немецкими руками может быть добыта победа. Остальные народы, согласно нацистской антропологической расистской теории, имели свою "иерархию", классификацию, поэтому немцы к ним изначально, согласно этой теории, относились с недоверием. Конечно, там были народы чуть поближе к ним – скандинавские, например, и были так называемые Untermensch – "недочеловеки": славяне, цыгане, евреи и т. д.

Ход военных действий против Советского Союза, особенно в первые месяцы, практически подтолкнул немцев к идее создания военных формирований из восточных народов. И, что удивительно, когда еще не было плана привлечения этих народов, уже в конце августа 1941 года в лагерях военнопленных начали работать специальные комиссии Восточного министерства Розенберга. Они занимались своеобразным разделением военнопленных по национальному признаку и выделением их в отдельные специальные лагеря, которые также оставались, естественно, лагерями военнопленных, но уже концентрировали представителей различных национальностей. В этих комиссиях работали как эмигранты, так и немецкие представители, немецкие ученые и выходцы из Советского Союза. Они как бы работали на перспективу, не то что надеясь, но подразумевая, что рано или поздно это может пригодиться.

Идея постепенно начала оформляться, и толчок к ее осуществлению был дан немецким поражением под Москвой, когда блицкриг захлебнулся. И фактически в декабре 1941 года было дано добро на создание формирований из восточных народов. Конечно, нельзя все сводить к блицкригу, здесь надо учитывать несколько факторов, которые повлияли на создание восточных легионов. Это, скажем, неожиданно большое количество военнопленных. Было непонятно, что с ними делать. Уже к концу лета 1941 года их было огромное количество. Есть ужасающие цифры: к концу войны немцы зарегистрировали шесть миллионов советских военнопленных. Это же ужас, кошмарная трагедия!

Причем надо учитывать и то, что Советский Союз практически не соблюдал международные конвенции о правах военнопленных, и эти люди оказались как бы брошенными на произвол судьбы своей страной, согласно известному указанию Сталина: "У нас нет военнопленных!"

По отношению к военнопленным других стран – Англии, США – эти международные нормы все-таки действовали, а советские военнопленные оказались в жутком положении. И немцы, понимая, что они никому не нужны, к ним относились особенно жестоко. Это был, конечно, и мор, и эпидемии, и жуткий голод, и жуткое снабжение... Кроме того, надо учитывать, что определенную роль играли представители старой эмиграции и власти других стран, которые в какой-то степени оказывали влияние на немцев, высказывали им какие-то соображения.

В конце концов немцы решили выйти из этой ситуации и "оказать доверие представителям тюрко-мусульманских народов", прежде всего, потому, что посчитали (а позиция Розенберга и позиция других идеологов была соответствующей), что эти тюрко-мусульманские народы подвержены идеологии тюркского единства, что они, условно говоря, будут точно так же едины, как арийцы. К тому же считалось, что эти народы были в колониальной зависимости от Советского Союза и они изначально ненавидят русских. Кроме того, они мусульмане, а к исламу у немцев было внимательное отношение. Это давняя история, она восходит к периоду Первой мировой войны, когда исламский фактор пытались использовать еще кайзеровские дипломаты и ученые.

В конце концов, вся эта сумма факторов сыграла свою роль: "тюрки, мусульмане, колониальная зависимость, не любят русских, большевиков". Также представлялось, что Советский Союз – колосс на глиняных ногах, что стоит его немного подтолкнуть, и он развалится, особенно если национальные силы внутри него начнут оказывать на него давление. Вот такая идея сформировалась к концу 1941 года.

– Тогда же началось формирование первых легионов?

– В конце 1941-го – начале 1942 года началось формирование первых четырех легионов из этих отделенных представителей, прежде всего, среднеазиатских и кавказских народов. Как ни странно, под эту волну попали и грузины, и армяне, хотя они не являлись ни тюрками, ни мусульманами. Поэтому вначале были образованы четыре легиона – Туркестанский, Кавказско-мусульманский, Грузинский и Армянский. Кавказско-мусульманский впоследствии был разделен на Северокавказский и Азербайджанский. То есть были сформированы пять легионов в составе восточных легионов, которые стали единой военной структурой в составе вооруженных сил Германии.

Татарский, или, как называли его немцы, Волго-татарский легион, или легион "Идель-Урал", как его называли сами представители народов Поволжья, включал в себя татар, башкир, представителей народов Поволжья и Приуралья. Он был основан в конце июля – начале августа 1942 года. Реально знамя было ему вручено 6 сентября, и эта дата считается датой основания легиона. Там были соответствующие правила, было несколько волн пополнений.

1942 и 1943 годы были самыми пиковыми годами для создания этих восточных легионов. Практически все их базовые лагеря размещались на территории Польши. Постоянно происходили формирования. Были соответствующие правила, определенный распорядок. Надо отметить, что в легионах разрешалось создавать военное подразделение численностью не больше батальона – это примерно 900–950 человек. В составе этих батальонов было как минимум по 50–80 немцев.

В результате было создано восемь волго-татарских батальонов. Туркестанских, грузинских и армянских было больше. В итоге получилось так, что наиболее многочисленным оказался Туркестанский легион. По крайней мере, представителей поволжских народов, татар, башкир и других через легион "Идель-Урал" прошло, по самым примерным представлениям, около 20–25 тысяч человек.

– Само название легиона "Идель-Урал" имеет отношение к событиям 1918 года, когда в Казани, на 2-м Всероссийском мусульманском военном съезде 8 (21) января — 18 февраля (3 марта) 1918 года была принята резолюция о создании в составе России штата Идель-Урал, включающего в себя всю Уфимскую губернию, часть Казанской, Симбирской, Самарской, Оренбургской, Пермской и Вятской губерний?

– Скорее всего, это была определенная политическая игра, потому что этот лозунг уже, в принципе, остался в истории, когда в период Гражданской войны обсуждались вопросы национального строительства на территории Среднего Поволжья, создание штата или государства "Идель-Урал". Причем это было абсолютно не сепаратистское движение. Этот штат предполагался в составе Российской Федерации, то есть это не было отделением. Но, в конце концов, даже этого не дали создать большевистские руководители. Потом стал осуществляться более мягкий вариант. По ходу Гражданской войны, по мере усиления власти большевиков возникла идея создания Татаро-Башкирской республики. В конце концов, уже в 1920 году, совсем в других условиях была создана куцая и не полностью отражающая интересы татарского населения Поволжья республика – Татарская Автономная Советская Социалистическая Республика, которая, к сожалению, включила в себя лишь четверть или одну пятую часть всех этнических татар. Даже при этом территории, на которых проживали этнические татары, почему-то оказались в других административных образованиях. Можно только догадываться, почему это произошло.

Большинство политических эмигрантов, которые имели авторитет в 20–30-е годы, по крайней мере, среди татарской политической эмиграции, к этой эпопее с созданием легиона "Идель-Урал" подключены не были. Дело в том, что немцы вообще весьма подозрительно относились к политическим эмигрантам первой волны. Получалось, что к созданию легиона были подключены "более надежные люди" из числа перебежчиков, из поздних эмигрантов, из каких-то других сфер, но никак не из тех, кто имел авторитет в 20–30-х годах. Это касается не только татар, но и многих других народов, например, среднеазиатской, кавказской эмиграции.

Поэтому Гаяз Исхаки, наиболее авторитетный политический лидер татарской эмиграции, который в 20–30-е годы неоднократно бывал в Германии и в течение десяти лет издавал в Берлине журнал "Новый национальный путь", закрытый в 1939 году, сам после 1940 года попал у немцев в немилость, под подозрение, его посчитали английским агентом. В то время Гаяз Исхаки находился в Турции, откуда пытался поддержать татар, которые оказались в немецком плену. Он неоднократно обращался к властям Германии с просьбой получить визу, но так ее и не получил. В Германию во время войны его так и не пустили.

Он как раз и был автором брошюры, которая вышла в Париже в 1932 году, называлась "Идель-Урал" и представляла собой политический манифест татарской эмиграции, видение эмигрантами будущего татарского народа. В этой брошюре и описывалось будущее татар в составе государства "Идель-Урал". Этот термин, в конце концов, и был положен в название этого легиона, хотя имя Гаяза Исхаки практически никогда не упоминалось.

В марте 1944 года в Грайфсвальде состоялся так называемый курултай или съезд народов "Идель-Урала", помпезное показное политическое мероприятие, организованное немцами, в котором участвовали около 200 делегатов. Там был принят ряд документов и создан "Союз борьбы тюрко-татар Идель-Урала". И там неоднократно подчеркивалось, что это татарское политическое движение в Германии, в том числе легион "Идель-Урал" – в определенной степени продолжение идей, которые еще в годы Гражданской войны пытались реализовать представители татарской политической элиты, когда боролись за свою государственность. Поэтому в какой-то степени можно связать название легиона с тем движением, которое было организовано в 1917–1918 годах.

– А насколько сейчас популярна идея создания штата Идель-Урал, может быть, в каком-то другом виде? Ведь, насколько мне известно, она широко обсуждалась в Казани в 90-х годах прошлого века, сразу после распада Советского Союза.

– С 90-х годов, когда пошла эта волна парада суверенитетов, начался подъем национального самосознания, возникли политические организации, в том числе и у татар, конечно, много говорилось и об этом. Но, мне кажется, эта идея штата Идель-Урал или этого государства не получила широкого распространения. Дело в том, что эта идея предполагала объединение народов Поволжья и создание достаточно большого по территории и численности населения государственного образования.

Я повторяю: это было бы не самостоятельное государство, имелось в виду образование в составе Российской Федерации, сепаратистского плана не было. Сейчас такая оценка этой идеи нередко проскальзывает в исторических исследованиях. Дело в том, что наше татарское политическое движение в 90-е годы и сейчас больше говорит о Татарстане как о государстве татарского народа. И, в общем, каких-либо претензий на Идель-Урал мы сейчас не видим, потому что эта идея, оказывается, затрагивает интересы других народов. А другие народы испытывают определенное недоверие к этому проекту, потому что считают его "протатарским проектом", из-за которого они якобы останутся в тени татар. Рост национального самосознания и политическая активизация, конечно, сыграли свою роль. Так что эту идею сегодня вряд ли можно считать масштабной, популярной и распространенной.

– Искандер Аязович, а обещало ли германское командование легионерам в будущем, после победы рейха, какие-то территориальные национальные образования?

– Это важный вопрос. Дело в том, что сами представители политической эмиграции, которые участвовали в этом движении в годы Второй мировой войны, много говорили о том, что "у нас будет свое государство", что "немцы нам помогут создать свое государство" и так далее, но, сколько бы я ни искал, я ни разу не встретил ни в одном из выступлений, ни в одном из документов заявлений о том, что немцы, готовы дать государственность другим народам. Это была удивительная авантюра!

То есть получается, что немцы рассуждали о чем угодно: о свободе, о совместной борьбе против большевизма, о каких-то других абстрактных, туманных вещах, но ни в коем случае, никогда и никто, никакой чин, никакой политик ни разу не сказал об этом. Это была такая масштабная игра. Я ее называю блефом или авантюрой с немецкой стороны, потому что, сказать откровенно (и я нередко встречал это в документах), немцы представляли этих людей как "пушечное мясо", они должны были "залатать дыры", возникшие на Восточном фронте, "сберечь немецкую кровь". Буквально такие формулировки встречаются в документах. Здесь, конечно, цинизм абсолютно зашкаливает.

– Насколько активно использовались легионеры в военных операциях против советских войск?

– Это планировалось сделать в широких масштабах. Некоторые представители восточных легионов действительно оправдали свое предназначение – скажем, некоторые туркестанские батальоны, некоторые батальоны кавказских народов. Особенно активно они были задействованы в военных операциях на Восточном фронте во время летнего наступления 1942 года в районе Сталинграда. Но это не было масштабным явлением, это были отдельные эпизоды.

А волго-татарский легион "Идель-Урал" был создан позже всех остальных. Первый его батальон возник в начале 1943 года и был отправлен на борьбу с белорусскими партизанами. В апреле 1943 года он поднял в Белоруссии восстание и почти все легионеры перешли на сторону белорусских партизан, так что идея волго-татарского легиона изначально провалилась. После этого легион "Идель-Урал" близко не подпускали к району боевых действий. Они выполняли охранные функции, и охрана постов, мостов, саперные и строительные работы так и стали с тех пор основными занятиями легионеров.

К концу 1943 года стало ясно, что идея создания восточных легионов себя не оправдала, поэтому с немецкой стороны было принято "соломоново" решение: перебросить их во Францию. Но представьте себе, какая идея должна была воодушевлять этих людей? Идея борьбы с большевизмом, за освобождение Родины. То есть на Восточном фронте для них можно было подобрать какую-то идеологическую базу. А какую базу можно было подобрать для них, отправив их во Францию на борьбу с американскими соединениями? За что они там должны были проливать свою кровь? В конце концов, эта идея завершилась полным крахом.

– А какие взаимоотношения складывались у легионеров с армией генерала Власова?

– Отношения были специфичными. Армия генерала Власова создавалась как Русская освободительная армия, в ней не планировались какие-то национальные подразделения. Сам Власов, судя по некоторым его выступлениям, по некоторым публикациям, придерживался, я бы сказал, достаточно демократических подходов к национальному вопросу. Например, в одном из своих выступлений он высказался за полное право наций на самоопределение в будущей России, вплоть до отделения. В то же время он отметил, что верит в силу традиций, в силу связей этих народов с русским народом, в то, что рано или поздно эта вековая традиция сыграет свою роль, и эти народы будут вместе с русским народом.

И в то же время со стороны национальных лидеров тюрко-мусульманских народов было недоверие к генералу Власову. Они даже совместно подписали антивласовский манифест, в котором просили немцев ни в коем случае не соединять их с армией генерала Власова, потому что, как там было написано, "генерал Власов – русский генерал, и весь ход его мыслей – русский. И поэтому у нас – свое движение, а у него – свое". Хотя, конечно, контакты были. Были специальные представители РОА, которые общались с представителями тюрко-мусульманских народов, но никакого союза не получилось.

– Кроме военного сотрудничества немцев с представителями тюрко-мусульманских народов Советского Союза существовало еще и политическое сотрудничество. В чем оно заключалось?

– Кроме военного сотрудничества немцы планировали организовать своего рода идеологическую базу для всех этих военных формирований. Были созданы специальные так называемые посредничества при Восточном министерстве Розенберга, Министерства по делам оккупированных восточных территорий, которое отвечало за всю эту работу, в том числе и с представителями восточных народов. Эти посредничества с различными восточными народами были немецкими учреждениями в составе этого министерства. Были созданы Туркестанское посредничество, Татарское посредничество.

Я скажу о последнем, которое более тщательно изучал. Это было немецкое учреждение, которое занималось татарами. Оно занималось работой среди эмигрантов, среди работников, которые трудились на территории рейха, среди легионеров, организовывало пропагандистскую, политическую работу среди этих людей. Это посредничество возглавлял абсолютно случайный человек (я с ним встречался, когда еще он был жив, ему было 90 с лишним лет) – адвокат Хайнц Унглаубе, очень веселый, жизнерадостный человек, который не говорил ни по-русски, ни по-татарски. И его выбрали на эту должность, потому что он, как он сам рассказывал, когда-то что-то прочитал о татарах. Меня это потрясло!

Он возглавлял это посредничество практически до конца войны. Под его эгидой тогда же были созданы еженедельная газета для легиона и журнал татарской литературы на татарском языке. Для того, чтобы поддержать политические усилия других народов, были созданы приложения к этой газете. Он стал издавать немецко-татарский вестник на двух языках.

Своего рода итогом этой политической работы стало создание национальных комитетов, которые начали представлять себя как правительства в изгнании, как политические организации. И под эгидой татарского посредничества в Восточном министерстве в 1944 году был создан "Союз борьбы тюрко-татар Идель-Урала", который именовался просто "Комитет Идель-Урала". Попытки создания такой политической организации начались еще в 1942 году, но оформилась она только в 1944-м. Сохранились программные документы, стенограммы этого съезда. Частично я их опубликовал, в том числе и в переводе на русский язык в журнале "Гасырлар авазы" ("Эхо веков").

Документы эти по большому счету демократические, что достаточно неожиданно. Они не нацистские, не фашистские, они националистические, национальные. Но в то же время они во многом повторяют постулаты татарского демократического движения 1917–1920 годов. Татары, конечно, достаточно осторожно высказывались по вопросам антисемитизма, но в некоторых их политических движениях были достаточно сильны антисемитские ноты. Это, конечно, никак нельзя принять.

– А какова была судьба членов волжско-татарского легиона "Идель-Урал" после окончания войны?

– 95% легионеров, а может, даже и больше были совершенно случайными людьми в легионах. Они не были по-настоящему врагами, многие пошли в легион только с одной целью: переждать, сохранить жизнь. И конечно, совершили ошибку. Нельзя их обвинять в том, что они стали предателями или фашистами. Любое преступление должно быть конкретно доказано в суде.

Судьба их во многом непростая. Те, кто остался жив и вернулся на Родину, из одного лагеря перекочевали в другой. Я не скажу, что их сразу расстреливали, но практически все они прошли через фильтрационные лагеря. Сохранились их дела, которые в 90-е годы были в открытом доступе. Я не успел поработать с ними в то время, но там их много – десятки тысяч.

– Пытались ли вы сейчас получить разрешение на работу с этими материалами?

– Даже не пытался. Я наслышан, какой там жесткий доступ. Те, кто был освобожден, не получили никаких прав как ветераны ВОВ. Это вполне понятно. Чисто по-человечески мне просто жалко этих людей. Во многом это заблудшие люди. Я к таким людям отношусь не то чтобы с пониманием, но, по крайней мере, с учетом всех обстоятельств.

– Год назад, к 70-летию победы фильм "Война непрощенных" режиссера Дениса Красильникова про легион "Идель-Урал" стал победителем в номинации "Лучший полнометражный документальный фильм" на 11-м Казанском международном фестивале мусульманского кино. У русских националистов он вызвал ярость. До сих пор на националистических сайтах, например, на сайте "Новороссия" можно прочитать негативные комментарии к этому фильму. Эта история с фильмом – очередное свидетельство того процесса, который мы наблюдаем сегодня в России, – процесса искажения истории ради достижения неких политических целей. Как вы можете прокомментировать эту ситуацию?

– Я выступал в этом фильме консультантом. Я читал очень много отзывов – от восторженных до резко критических. Большинство критических отзывов сами не выдерживают никакой критики, потому что критики подходят к этому фильму с заранее известной позиции. У этих критических оценок основной лейтмотив заключается в следующем: "Раз этот фильм снят о легионе "Идель-Урал", то он уже однозначно плох и он уже однозначно защищает этот легион". А то, что этот фильм не посвящен легиону "Идель-Урал", а посвящен тем людям, которые, оказавшись в плену, оказавшись в составе легиона, в этих нелегких условиях поднимались на борьбу против нацизма, это их не волнует.

Здесь уже идет какой-то раж. Люди хотят выделиться, показать себя, не разобравшись в источниках. Поэтому я счел ненужным вступать с ними в полемику. Сейчас, к сожалению, пошла такая тенденция. Если в 90-е годы у нас был подъем интереса к этой тематике, то теперь мы опять видим признаки советского подхода (в плохом смысле этого слова).

В истории мы сегодня видим только то, что хотим видеть. В настоящем мы многие вещи перепроецируем, переносим на прошлое. К сожалению, мы опять начали героизировать войну как явление. Это мне не нравится. Война – это, в первую очередь, трагедия. И мне кажется, что 9 мая мы должны не просто бить в фанфары, а остановиться и подумать, вспомнить тех людей, которые погибли во время войны, и, может быть, просто помолчать, а не кричать: "Ура! Ура!"

Когда я вижу в майские дни на машинах наклейки "Дошли до Берлина, дойдем до Вашингтона!", мне становится просто страшно. Это неправильное восприятие истории. К сожалению, наше общество начинает видеть в войне только героизм и подвиг, а не трагедию. А мне кажется, что на первом месте в восприятии войны должны стоять трагедия и ужас.