Тамара Ляленкова: Сегодня мы продолжим разговор об изменениях, происходящих в российской высшей школе - о дисциплине, свободном общении и митингах и массовых сокращениях, а также о том, как события в университете влияют на отношение к власти в регионе. В московской студии сопредседатель межрегионального профсоюза "Университетская солидарность" Павел Кудюкин, руководитель юридического направления Центра социально-трудовых прав Сергей Саурин, доцент биологического факультета МГУ Александр Кузнецов. О положении дел в Уральском федеральном университете расскажет старший преподаватель, член профсоюза "Университетская солидарность" Александр Ладыгин, а том, что происходит в Бурятии, - профессор Бурятского государственного университета Валерий Архинчеев.
Некоторое время назад преподаватели возмутились тем, что очень жесткая пропускная дисциплина, что в университете теперь стало практически на всех его факультетах. Это единственная такая дисциплинарная мера, которая была предпринята в отношении сотрудников, или это продолжение каких-то мероприятий, которые давно уже идут?
Александр Кузнецов: Ну, во-первых, хочу сказать, что возмутились не только преподаватели, а просто все, и коллеги со стороны. Речь идет об ужесточении пропускного режима. Я не могу сказать, насколько это часть какого-то продуманного плана. У меня такое впечатление, что это просто очередной довольно бессмысленный замысел, который, тем не менее, последовательно воплощается на разных факультетах. Есть некие конкретные персоны в ректорате, которые по своей служебной выучке склонны к режимным мерам. Вот они думают, что режим хорош везде - и в армии, и в лагере, и в университете. И, согласно своим таким устоям, не пригодным, конечно, в университете, они проводят некую политику. А отклика они не получают. Потому что, с одной стороны, народ наш пассивный и подвергся страшному искусственному отбору при Сталине, вообще пассивен и пуглив, а кроме того, на самом деле, эти меры внедряются достаточно мягко, т. е. не на всех факультетах одновременно.
Например, я по поводу этого написал петицию, и оказалось, что подписываются, в основном, с нашего факультета. Почему? Не потому, что я ходил и всем говорил. Не по этому. А потому что просто эта мера активно вводится сейчас именно у нас. На других факультетах она уже введена. И там люди привыкли и забыли, что такое была свобода. А на каких-то факультетах еще свобода, и они не знают. А у нас как раз такой переходный период. Поэтому это производит впечатление некоего локального события. На самом деле, это все приказы общеуниверситетские. И если их на каком-то факультете еще не воплотили, то на бумаге все для этого есть. Но из-за того, что это делается то ли случайно, то ли все-таки по какому-то умыслу не синхронно, на разных факультетах, получается, что против этого выступить не удается очень уж массово, хотя почти 3 тыс. голосов петиция набрала, но по сравнению с университетом этого мало.
Тамара Ляленкова: Против таких каких-то хозяйственных введений периодически бывают такие акции, когда собирают подписи, как-то так выступают. Но это не принципиальный вопрос, это скорее, действительно, организационный.
Александр Кузнецов: Проходной режим?
Тамара Ляленкова: Да. Или вы чувствуете себя просто заточенными?
Александр Кузнецов: Нет, не в этом дело. Это совершенно принципиальный вопрос. Это не то, что проверять пропуска или что-то еще. Это значит, что концепция постороннего человека совершенно неправильная. Для университета получается, что все посторонние, кроме человека с пропуском МГУ. А в условиях страшного упадка науки и образования у нас в стране, когда посетители хотят просто посмотреть, что это такое за храм науки, что тут делают, а когда двери закрываются, это значит популярность науки падает. Университет себя не пропагандирует в массах. Это противоречит всем устоям образования и ведет к быстрому краху науки. Потому что если школьник не может просто войти и посмотреть, значит он туда не пойдет, скорее всего, или пойдет в 10 раз меньше, или в 100. И какой смысл плакать, что ведущие ученые убежали в США и в другие развитые страны, если не готовить новых?! А те, которые убежали, они через сколько-то лет умрут, а новых не будет, если двери закрывать. Поэтому это не просто пропускной режим.
Тамара Ляленкова: Хочу пояснить, что речь идет не о том, чтобы нужно просто позвонить и заказать пропуск человеку, а надо подписать у нескольких лиц это разрешение. Это такая достаточно непростая процедура, да?
Александр Кузнецов: Процедура достаточно непростая, но для некоторых людей она просто непреодолима. Например, просто человек прийти и послушать лекцию не может.
Тамара Ляленкова: Я знаю, что даже если студент, который пришел на экзамен и вдруг забыл пропуск, он тоже не может попасть?
Александр Кузнецов: Да, не может.
Павел Кудюкин: В МГУ, который славился еще в XIX веке своими публичными лекциями, когда на Грановского или на Ключевского люди со всей Москвы сходились. Даже во времена Николая I, казалось бы, одна из самых темных эпох в российской истории, никому в голову не приходило проверять на входе - имеет человек право войти в университет или не имеет.
Тамара Ляленкова: Хотя, с другой стороны, российский университет никогда не обладал той европейской автономией, как ее принято понимать.
Павел Кудюкин: В разные эпохи по-разному.
Тамара Ляленкова: Он сразу был императорским.
Александр Кузнецов: Почему?! До 1911 года жандармы не имели права войти без прошения самого ректора. Там же скандал был в 1911 году, что студенты что-то там бузили около старого университета. И ввели жандармов на территорию университета. После чего ректор написал соответствующему министру жалобу, в итоге был уволен. И вместе с ним уволились 111 преподавателей.
Тамара Ляленкова: Да, была такая история, а теперь полицейский может не пустить студента в университет. Это происходит, к сожалению, по всей стране. То, что главный ВУЗ страны таким образом отличается, это уже такая последняя, как мне кажется, капля.
Павел Кудюкин: Университет строго режима.
Александр Кузнецов: Замечательно было, что раньше жандармы не могли войти на территорию университета, только если ректор позовет, ну, а теперь, естественно, с позволения ректора отдельные отделения милиции в главном здании уже давным-давно базируются. Они туда введены, они там живут. Чего можно ожидать от такого университета?
Тамара Ляленкова: Да, многое зависит от администрации. И это, пожалуй, как раз такой ключевой момент. Та вертикаль, которая сейчас стоит крепко и еще дальше ее закручивают, мы видим это по примеру, в т. ч. и Бурятского госуниверситета.
Профессор Валерий Ефимович Архинчеев рассказал, как выходили преподаватели на митинги. Ректор был поставлен из местного Департамента образования, т. е. они пытались выбрать, но утвердили того, кто был предложен местной властью.
Валерий Архинчеев: До этого же было выдвинуто три кандидата, просто Министерство образования их не утверждало. Мы не понимаем - почему. Задним числом стало понятно - чтобы поставить другого человека. По этому поводу у нас там прошли митинги - три больших митинга. Ситуация в университете привела к тому, что у нас после выступления в защиту неправильной политики главы региона, спикер народного хурала, Законодательного собрания республики выступил в защиту. Депутаты возмутились и, в конце концов, поставили вопрос об его отставке. Ситуация у нас очень непростая в республике началась после того, как был совершен рейдерский захват Бурятского госуниверситета. Ситуация такой продолжает оставаться. Мы надеемся, что все-таки будут выборы. Он уже год исполняет обязанности. Нам все обещают, что будут выборы. На все обращения как нашего коллектива, так и наших депутатов говорят - да, да, у вас будут выборы. Глава региона говорит, что у нас будут выборы. И вот в конце января на нас внезапно свалился новый устав университета, в котором прописано, что выборы коллективом отменяются. Мы сейчас думаем, как с этой очередной напастью бороться, что предпринимать.
Тамара Ляленкова: А устав этот появился откуда, из министерства?
Валерий Архинчеев: Из Министерства образования РФ.
Тамара Ляленкова: За этот год что-то в институте менялось?
Валерий Архинчеев: Да, в университете ситуация поменялась. Мне кажется, поменялась атмосфера. Были предприняты попытки уволить тех, кто наиболее активно выступал за неправильную кадровую политику. Часть народа была уволена. Но как неприятие было, так оно и остается. И вот это неприятие вылилось в недовольство общим руководством республики. Последний митинг, который был, начался с повестки университета и перешел в митинг против главы региона. С чем это связано? Мы все понимаем, что университет - это то место, где формируется будущее, в т. ч. и будущее региона. И очень важно, кто стоит во главе университета, какую повестку будет формировать. Мы же понимаем, чтобы региона развивался, нужно, чтобы в университете была такая атмосфера, которая закладывает развитие региона на 10-15 лет.
Тамара Ляленкова: В других регионах профсоюз "Университетская солидарность" межрегиональный как-то заказывается история образования университетов, что происходит, на местную власть?
Павел Кудюкин: Здесь сложная ситуация. Потому что большая часть ВУЗов у нас федерального подчинения. Причем, надо сказать, что находятся в ведении не только Минобрнауки, но ряда других министерств. Это, кстати, тоже для нас довольно серьезная проблема, что мы-то в отличие от Российского профсоюза образования строим свою организацию независимо от ведомственной принадлежности ВУЗа. Нам важно, что люди занимаются одной и той же работой, преподают, исследуют, обеспечивают преподавательский и исследовательский процессы. Конечно, ВУЗы чрезвычайно важны для регионального развития. Особенно сейчас, когда начинается линия - а давайте ликвидировать неэффективные ВУЗы, ведь очень часто это будет означать просто ускоренное угасание региона. Пусть плохонький ВУЗ в региональном центре все-таки дает какую-никакую культурную среду, дает возможность поступать ребятам из населенных пунктов этого региона. Убираем - часть людей просто не найдет возможности уехать куда-то, в другой регион.
Тамара Ляленкова: Да, притом, что последние исследования РАНХиГС показывают, 90% школьников-выпускников настроены на получение высшего образования.
Павел Кудюкин: Да. Поэтому вроде бы региональные власти заинтересованы в том, что ВУЗы сохранялись, чтобы они как-то развивались, но при этом у них достаточно двусмысленная позиция. Это характерная линия, что они очень любят сейчас продвигать своих ставленников на посты ректоров, особенно в ситуации, когда массово идет отмена выборности ректоров. Тут очень интересно получилось с новым законом об образовании. Там втихую протащили. Там сказано, что уставы образовательных учреждений утверждаются в соответствии с законодательством. Как бы идет такая скрытая отсылка к нормам Гражданского кодекса, а там есть, что устав учреждается учредителем, т. е. для ВУЗов федерального подчинения соответствующим министерством. Опять двусмысленно. Что значит - утверждается? Они полностью его разрабатывают и спускают сверху вниз, как сейчас это делается, либо все-таки ВУЗ принимает, а министерство утверждает либо не утверждает. Фактически министерство сейчас спускает готовые уставы и все чаще оттуда изымается положение о выборности ректоров. Здесь ситуация очень непростая.
Кстати, мы инициировали в прошлом году петицию за возвращение выборности ректоров. В общем-то, считает, что, конечно, уставы должны утверждаться коллективами ВУЗов. Это один из основополагающих моментов той самой университетской автономии. Да, выборы раньше были чаще всего формальными, но это, в конце концов, от нас зависит - сделаем мы их реальными или нет. А вот когда нас вообще лишают права выбора, это трудно перенести.
Тамара Ляленкова: И вот в Бурятии из четырех ВУЗов в трех исполняющие обязанности. И все они были поставлены каким-то таким образом. У преподавателей, естественно, это вызывает вопросы.
Валерий Архинчеев: Почему у нас еще вопросы возникли по нашему руководству, мы начали разбираться - кого нам поставили. Выяснилось, что человек нарушитель всего и вся. Начали мы разбираться с его докторской диссертацией с помощью не безызвестного "Диссернета". Выяснилось, что у человека 64% плагиата. Потом мы начали разбираться - кого он взял себе в проректора. Хотели найти его докторскую диссертацию. Там вообще фантастическая история. Он себя назвал доктором экономических наук Макаров Александр Николаевич. Его докторской просто не обнаружили. После запроса в ВАК. Ответ пришел такой странный. Оказалось, что последние 15 лет Макаровы Александры Николаевичи докторские по экономическим наукам не защищали. После этого мы попросили СМИ, чтобы они обратились к нему с официальным запросом. Ответ через пресс-службы был такой, что он защищал докторскую в Бостонском университете в 2009 году. Поскольку информационный мир сейчас открыт, в этот же день стало известно, что Макарова Александра Николаевича в Бостонском университете никогда не было, никто никогда не защищал никаких диссертаций. Там защищали два Макарова - Мария Макарова и Макаров Иван, но по техническим наукам и совсем в другие года. Тем не менее, этот человек в университете, он продолжает руководить университетом.
Мы начали разбираться дальше. Когда он был госслужащим, мы выяснили, что он одновременно занимался предпринимательской деятельности, 1,5 года, будучи замминистра. Мы на это указали главе региона, он сказал, но это же было в прошлом. Сейчас-то он уже ушел, он теперь не госслужащий. Мы начали разбираться дальше по его биографии. Как получил профессорское звание. Оказывается, профессорское звание он получил, подложив документы. Подали заявление в ВАК с просьбой разобраться в достоверности присуждения ученого звания.
Один вопрос, что назначили таким волевым решением. Другой вопрос - а кого назначали? Так получилось, что человек, который таким образом был назначен, который так себя позиционирует, на самом деле, влечет за собой таких же людей с такими же фальшивыми докторскими и кандидатскими диссертациями. Как такие люди могут управлять университетом?! О какой атмосфере может идти речь?!
Тамара Ляленкова: К юристу вопрос. В предыдущей части программы тоже слышали о том, что в Питере даже уголовные дела возбуждают против администрации некоторых ВУЗов. Понятно, что ректор должен обладать набором каких-то определенных качеств академических достоинств. Что можно сделать? Или это тоже вопрос коллективного договора?
Сергей Саурин: Нет, это, конечно, не вопрос коллективного договора. Это вопрос юридической фиксации фактов вот этих подлогов. До тех пор, пока нет вступившего в силу приговора суда о том, что подлог имел место, презюмируется, что это не подлог. Это техническая ошибка, опечатка в документах ВАК, в Бостонском университете, где угодно, но человек не виноват до тех пор, пока он не будет признан виноватым.
Тамара Ляленкова: А могут преподаватели прийти и оспорить процедуру выборов?
Сергей Саурин: Смотрите, какая история. Одно дело, если речь идет о возбуждении уголовного дела. Возбуждение уголовного дела - это вопрос публичного права. Любой гражданин, которому стало известно о правонарушении, может пойти и заявить об этом правонарушении в компетентные органы. Никаких проблем.
Тамара Ляленкова: Но тогда это будет конкретный человек против ректора. Или как?
Сергей Саурин: Это не будет - конкретный человек против. Это будет государство против. Заявление подается для возбуждения дела в компетентные органы.
Тамара Ляленкова: В России это тоже возможно?
Сергей Саурин: Государство будет рассматривать это дело. Этот человек будет просто как информатор, заявитель. Он узнал, сообщил, а дальше это публичный процесс, публичное право. Есть дела частного обвинения, но к этим вопросам они не имеют никакого отношения.
Что касается выборов. Выборы - это процедура, регулируемая частным правом. Государство в выборы вмешиваться никак не может. Человек, который участвовал в выборах в качестве кандидата, может оспорить результаты этих выборов. К этому нет никаких вопросов. Но опять же оспаривание результатов выборов может повлечь только отмену выборов. Это не значит, что этого человека назначат, если даже он занял второе место, или было всего два кандидата. Будут перевыборы.
Что касается людей, которые вообще не имеют отношения к процедуре выборов, т. е. они просто работают в данном ВУЗе, то они, естественно, обжаловать процедуру выборов им никто этого не даст сделать. Потому что первый самый вопрос - а вы кто? А как это нарушает ваши права? Никак, потому что вы не имели к этому никакого отношения. Вы не выступали в качестве кандидатов. Но совсем другая система, совсем другая ситуация, когда есть тот же самый вступивший в законную силу приговор о подлоге документов. Это дает основание любому гражданину в публичном порядке обратиться в контрольные органы в сфере образования, а именно - в Департамент, Минобрнауки, поставив вопрос о несоответствии данного гражданина, который занимает эту должность, занимаемой им должности. И этот вопрос тоже решается в публичном порядке государством. Это задача государства - проверить соответствует или не соответствует.
Павел Кудюкин: В Трудовом кодексе есть норма о том, что трудовой договор может быть признан недействительным в случае, если были представлены недостоверные документы.
Сергей Саурин: Да, но для этого нужно, чтобы они были признаны недостоверными, во-первых. Во-вторых, работник не может пойти и сказать, что, уважаемый, признайте вот у этого человека договор недействительным. Он не может этого сделать. Это должен делать работодатель. Если речь идет о руководителе образовательного учреждения, должен делать учредитель.
Тамара Ляленкова: Министерство образования.
Сергей Саурин: Да.
Тамара Ляленкова: Такая безысходная история получается.
Павел Кудюкин: Она может иметь исход, и зависит этот исход от общественной активности. Да, мы не можем обратить в суд как работники ВУЗа. Но мы можем выйти со своими требованиями. Более того, если мы профсоюз, а ректор грубо нарушает трудовое законодательство и право профсоюза, мы вправе поставить перед работодателем ректора, т. е. перед учредителем ВУЗа, вопрос о его увольнении. Есть такая статья в Трудовом кодексе. Другой вопрос, что для этого тоже нужно, чтобы кто-то признал, что было такое грубое нарушение. Мы один раз пытались по этой процедуре пройти в отношении Московского 2-го меда, Пироговки. Подавали заявление в Минздрав. Но они сказали - не признано. Правда, потом этого ректора сняли, но по другим мотивам.
Тамара Ляленкова: А тем временем университет переводит преподавателей на эффективные контракты и, таким образом, получает рычаги давления на сотрудников.
Валерий Архинчеев: Во многих ВУЗах мы переходим на систему эффективных контрактов с января 2016 года. И действительно в этих эффективных контрактах прописаны голые оклады. Все те, которые до этого были стимулирующие, убираются, переводятся в фонд дополнительного стимулирования. Получается, что 70% мы получаем, а 30% будем получать, как написано в наших контрактах, при условии, если будет соответствующее финансирование. В условиях кризиса можно сослаться на то, что условия кризиса, но при этом одновременно та же администрация, мы об этом знаем, у нас есть соответствующие документы, подняла себе зарплату задним числом от 5 до 20%. Мы об этом в наши СМИ написали. Сейчас посмотрим, какая будет реакция. Пока просто отмалчиваются, делают вид, что ничего не произошло. Нашему исполняющему обязанности проректора по учебной работе подняли зарплату на 22 тыс. в то время как нашим преподавателям в среднем на 5 тыс. уменьшили.
Тамара Ляленкова: Сколько в среднем получают преподаватели?
Валерий Архинчеев: В зависимости от того, какая специальность. Профессор - 30-35 тыс. Понятно, что у нас 50% еще как северные. При этом у нас там были стимулирующие надбавки. Их все убрали. Ситуация у нас в системе высшего образования в республике в состоянии, близком к хаосу.
Тамара Ляленкова: Как вы считаете, усиление вертикали власти, которое мы наблюдаем, связана с нынешними финансовыми трудностями и грядущими? Или это такой общий политический тренд, который приходит в большинство государственных организаций?
Александр Кузнецов: В нашем московском университете я не воспринимаю это как какое-то специальное усиление вертикали власти. Это какое-то такое, на мой взгляд, довольно хаотическое действие конкретных лиц, которое приводит к ошибкам. А механизма исправления ошибок нет. МГУ напоминает тяжелобольное умирающее животное, у которого органы действуют не согласованно. Кто-то издает какой-то указ. Потом узнать о том, что этот указ идет во вред, не может, не хочет.
Коротко расскажу механизм реакции на мою петицию, которая, по-моему, не показывает, что вертикаль власти сильна, а показывает на то, что она какая-то бессмысленная. Я написал петицию на имя ректора о том, что неблагополучно в МГУ по части пропускного режима. На самом деле, как я теперь понимаю, единственным правильным решением - адресатом должен быть Путин, т. е. писать надо всегда в вышестоящую инстанцию. А вышестоящая инстанция для МГУ - Путин, поскольку ректора теперь назначает именно президент.
Тамара Ляленкова: Да, вы на особом счету.
Александр Кузнецов: Реакция следующая. Ректор игнорирует. Проблема видится не в том, что содержится в петиции, а в том, что есть человек, который что-то такое говорит, т. е. проблемой считаюсь я. Дальше проблему локализуют. Проблема-то не в университете, а на биологическом факультете. И надо разобраться не с пропускным режимом, а с этим доцентом. Ко мне никаких мер не принимали, но отклик такой, что на биофаке смягчили пропускной режим. А поскольку на бумаге это нигде не зафиксировано, то в любой момент можно обратно вернуть. Это не вертикаль. Нет такого, что я сообщил, ректор принял меры, спустил ниже. Нет. Он просто игнорирует. А на нижестоящем уровне уже реагируют, потому что все понимают своим советским чутьем, что проблема не в том, в чем она содержится, а в том, кто ее излагает. По-моему, это просто развал, а никакая не вертикаль.
Александр Ладыгин: Впервые мощная акция профсоюза против оптимизации в федеральном университете прошла в мае 2015 года, когда была опубликована информация на сайте университета ректором об утверждении т. н. "дорожной карты" 5.100.2020, в рамках которой Уральский федеральный университет планировал попасть в число 100 лучших ВУЗов мира и 5 лучших ВУЗов России. Одним из параметров этой учебной "дорожной карты" было сокращение 700 ставок преподавателей. Причем, когда Дмитрий Валерьевич Трынов, лидер нашей первички, поинтересовался у ректора о сокращаемых, тот сказал: "Мы планируем сокращать не преподавателей, мы будем сокращать не людей, мы будем сокращать ставки". Такой классический пример бюрократической логики. Позднее ректор даже называл это "естественным движением кадров", т. е. он, видимо, предполагал, что слив кадровых работников университета это и есть естественное движение кадров. Надо отдать должное в данном случае СМИ. Видимо, многие журналисты областных и городских изданий Свердловской области, города Екатеринбурга были выходцами из бывших УПИ и УРГУ, которые были слиты в 2010 году в Федеральный университета, они практически единогласно поддержали профсоюз, поддержали акцию, активно ее освещали.
Руководство ВУЗа сделало все для того, чтобы эта акция не состоялась - от прямой директивы проректора Дмитрия Витальевича Бугрова не ходить на эту акцию, от прямых угроз увольнений сотрудникам до действий городской администрации, направленных на несогласование места проведения акции. Тем не менее, акция была проведена в полном объеме. В результате интерес к этой акции возник даже на федеральном уровне, в частности, на уровне ГД. Приезжал к нам в 2 июля 2015 года впервые заместитель главы Комитета по образованию, депутат ГД Владимир Бурматов. Он обещал разобраться в этой ситуации, проявил интерес к работе нашего профсоюза. Но позднее после визита премьера Медведева, после того, как тот недвусмысленно заявил поддержку курса Дмитрия Ливанова на истребление российского образования, и поддержку ректору Кокшарову как ставленнику Дмитрия Ливанова, позиция Бурматова изменилась. Когда он приезжал 11 сентября повторно, он был настроен крайне благожелательно к руководству ВУЗа. И то, что на встречу с ним во второй раз в отличие от первой встречи, когда яблоку было негде упасть, пришло, может быть, десятка три человек, из них половина журналисты, Бурматов сказал: "Вот это лучший показатель того, что ситуация в ВУЗе нормализовалась. Преподаватели довольны ситуацией". И это притом, что объявление о встрече с ним было помещено в холле университета часа за 2-3 до его приезда.
После этого руководство ВУЗа приостановило переводы на почасовую оплату труда. Но с сентября после одобрямса со стороны Бурматова, со стороны Комитета по образованию ГД, процесс пошел полным ходом. Официально никого не увольняли. Просто по линии проректора Бугрова была спущена директива всем заведующим кафедрой, а они находятся на контракте, люди зависимые, ректор регулирует длину их поводка, поговорить в частном порядке с преподавателями, особенно с пожилыми, кто достиг пенсионного, постпенсионного возраста. Профсоюз вел очень активную работу с преподавателями. Мы им объяснили, что это нарушение Трудового кодекса, что руководство не сможет их уволить. Тем не менее, к сожалению, основная масса преподавателей повела себя достаточно пассивно в этой ситуации. Она пошла на уступки университету. И, как следствие, сейчас вопрос стоит (по моей кафедре) о том, что в течение года планируется сократить до мая 2016 года из 17,5 ставок, которые были изначально, 7,5 ставок. Это фактически уход совершенно конкретных людей по истечении их срока. Планируется слияние целого ряда институтов и факультетов опять же в целях оптимизации. В общем, конца и края этому не видно. Это такая политика отрезания хвоста собаки по частям.
Тамара Ляленкова: Тут же очевидно все завязано на финансировании, нет?
Павел Кудюкин: Завязано, конечно. Причем, здесь ведь очень интересный момент. Мы помним, что в мае 2012 года были даны широковещательные обещания по поводу повышения зарплаты в сфере образования, в сфере здравоохранения. Но финансирования под повышение зарплат выделено не было, точнее выделено, но далеко не в полном объеме. При этом была еще принята "дорожная карта" правительства РФ об оптимизации в сфере образования и науки, в которой сказано, что для высшего образования предусматривалось сокращение преподавателей к уровню 2018 года более чем на 40%.
Тамара Ляленкова: Притом, что естественным путем идет слияние университетов, а теперь еще и лишение аккредитаций.
Павел Кудюкин: Много механизмов. Предусматривается сокращение количества ВУЗов на 40% и количество филиалов ВУЗов на 80%. К этому добавляется, что с администрации ВУЗов спрашивают: "А как вы выполняете указ президента о выводе среднюю зарплату ВУЗовского преподавателя на уровень двух средних региональных зарплат?" Здесь начинается целая серия махинаций. Преподавателей уговаривают перейти на часть ставки, а мы вам тоже пойдем навстречу - мы сократим тот же объем часов, но платить будем за 0,8 ставки. А для отчета получается, что зарплата выросла. Почему тот же объем часов? Потому что начинается манипуляция со структурой. Вот учебная нагрузка. Приказом Минобрнауки установлено, что ее предельный размер 900 часов в год. Но нормы времени на разные виды учебной нагрузки устанавливает сам ВУЗ. Идет процесс повсеместно урезания нагрузки по внеаудиторной работе - проверка письменных работ, прием зачетов и экзаменов. Время сокращают, сокращают и, чтобы выбрать нагрузку, преподаватель должен увеличивать аудиторную часть.
Иногда доходит до смешного в Государственном университете управления в Москве досокращали преподавателей настолько, что они уже не могут ими покрыть общий объем нагрузки, предусмотренный учебными планами. И тогда они на 10% этой нагрузки, предусмотренной на лекции и семинары, объявили самостоятельной работой студентов. Но какая эта самостоятельная работа? Студент обязан сидеть в аудитории и конспектировать литературы под присмотром преподавателя. Преподаватель в обязательном порядке сидит в этой аудитории. Если ловят на том, что он вдруг не сидит по каким-то причинам, составляют акт, требуют объяснительную, грозят выговором. Но при этом говорят, это не аудиторная нагрузка, это самостоятельная работа студентов, а вы за ней следите.
Получается, что, с одной стороны, обманывают студентов. Он пришел, чтобы получить образование в таком-то объеме. Ему на 10% то, что должны были давать лекции и семинары, урезали, но при этом заставляют сидеть. И это в XXI веке, когда студент может работать дома, скачав текст из Интернета, пойти в библиотеку.
Тамара Ляленкова: Да, также общаться с преподавателем.
Павел Кудюкин: Общаться с преподавателем тогда, когда это ему нужно. А тут получается, что преподаватель в положении какого-то странного надсмотрщика, а студент не самостоятельный взрослый человек, а детсадовец, который без присмотра работать не будет.
Тамара Ляленкова: Мне кажется, что такое усиление дисциплины, которое от вертикали власти происходит, это связано с тем, чтобы людей держать в этих жестких рамках, в финансовой ситуации достаточно нестабильной.
Александр Ладыгин: Человек, оказавшийся под угрозой увольнения, пытается решать свои проблемы в индивидуальном порядке. Он пытается бороться через систему судов. А суды в РФ сегодня не функционируют. У нас сегодня нет независимой судебной системы. Мы это с вами прекрасно понимаем. И в результате они оказываются в тупике. А к коллективным действиям они не готовы, поскольку уровень разобщенности на уровне подсознания у граждан огромный. Они не доверяют друг другу, они не готовы вместе бороться. Они не верят в свои собственные силы.
Была очень интересная история. Как раз 2 июля 2015 года, когда происходила первая встреча с ректором и Владимиром Бурматовым. Ректор на этой встрече озвучил цифру. Он сказал, что дела в федеральном университете идут замечательно. У нас средняя зарплата по университету 60 тыс. руб. После чего в зале послышался шумок. Рядом со мной сидел работник библиотеки, молодой человек по имени Михаил. Он мне показал свой квиток. На этом квитке была цифра 12 тыс. После этого лидер нашего профсоюза Дмитрий Трынов привел определенные данные ректору в частной беседе. Ректор был очень смущен этой ситуацией. Дал задание главному бухгалтеру пересчитать зарплату. Буквально через две недели ректор встречается с Дмитрием Трыновым и средняя зарплата в университете снижается до 42 тыс. руб. И ректор удовлетворенно при этом говорит: "Я же тебе говорил - суммы-то большие". После чего Трынов на своей страничке в Фейсбуке написал: "Если разница в треть заработной платы 60 и 42 - это не существенна, тогда я понимаю, почему мы оказались там, где оказались". И это при том, что я как кандидат наук получаю 17 тыс. на данный момент, а ректор по официальным данным получает в районе 900 тыс. в месяц, некоторые проректора получают по 3 млн. официальную зарплату. И это средняя зарплата в управленческом аппарате. Это последствия внедрения вот этой неолиберальной модели образования, когда система образования из системообразующего элемента, образующего социальный рост, карьерный рост молодежи, ее социализацию и систему подготовки кадров, превратилась в систему зарабатывания денег, превратилась в некий набор окормления в таком старорусском феодальном смысле.
И вот Кокшеров, который работал при губернаторе Росселе областным премьером, после отставки Росселя его надо было куда-то направить на окормление, чтобы ценные кадры не закисли, по представлению нашей элиты. И вот его отправили на федеральный университет. Создали огромное окормление в виде федерального университета. Возникло такое лежбище с интересом, с классовым интересом у бывших аппаратчиков из областного кабинета, из бывших сотрудников советского КГБ, которые слились в этом экстазе современного потребления и стали большими либералами, чем Милтон Фридман и Егор Гайдар в своей борьбе за это. Они готовы, чтобы все погибли в борьбе за это, но они должны получить свою прибыль. Свою прибыль они снимут в этой ситуации любой ценой. Они готовы изображать на любом собрании казенный оптимизм. Потому что когда вы получаете 900 тыс. руб. можно быть несгибаемым оптимистом.
Тамара Ляленкова: Было сказано и про суды, которые изначально настроены не так, что касается конфликтов между преподавателями и самими университетами. Я понимаю, что это не очень корректно, тем не менее, есть практика, но есть такой тренд, что преподаватели редко могут выиграть в суде дело против учебного заведения, где они преподают.
Сергей Саурин: На самом деле это не так. Специфика рассмотрения дел, связанных со спорами преподавателей с образовательными учреждениями в судах, заключается в том, что все-таки есть некоторые особые нормы права, которые применяются именно к этим общественным отношениям, о которых судьи подчас вообще не подозревали до того момента, как преподаватель приходит в судебное заседание. И с этим связаны сложности. И все зависит во многом от того, какой юрист представляет интересы, сможет ли он объяснить смысл этих норм судье. Как правило, преподаватели, учитывая уровень заработных плат, не могут себе позволить какого-то квалифицированного юриста, даже еще который в этой специфике занимается, а именно эта специфика не самая прибыльная для юристов. Поэтому все это закручивается и упирается в то, что законодательство сложное, судья не понимает, представитель работодателя и подавно может ничего не понимать. И преподаватель самостоятельно, поскольку юридическим образованием не обладает, рассказать о том, как оно должно быть, не может. Он апеллирует к человеческим чувствам, к здравому смыслу и т. д., но это в основу решений судья положить не может по формальным требованиям. Поэтому судьи говорят - да, ничего не понятно, но работодатель, судя по всему, организация солидная, должны как-то понимать. Как они говорят, так и напишем в решении.
Тамара Ляленкова: И у них есть юрист, как правило.
Сергей Саурин: Да. И дальше нужно пытаться обжаловать, пытаться идти куда-то. А апелляционная инстанция - это суд субъекта. И ситуация точно такая же. Если кто-то и будет разбираться, то будет разбираться уже Верховный суд. А это сложно. Во-первых, туда сложно дойти. Во-вторых, не факт, что в итоге решение будет вынесено в пользу преподавателя, потому что факторов очень много самых разных.
Но вместе с тем, я могу сказать, что я работаю в Центре социально-трудовых прав. Мы с января 2015 году довольно активно включились как раз в поддержку профсоюзов, в т. ч. профсоюзов в сфере образования. И мы тоже ведем дела, связанные со спорами преподавателей с образовательными учреждениями, причем как на уровне высшей школы, так и на уровне общего образования. Есть победные дела, причем, у нас больше 50% статистика победных дел. Не сказать, что мы очень большую пропускную способность имеем по этим делам, но все-таки говорить о том, что суды абсолютно не работают, я бы не стал.
Более того, мне показалось немножко странным, когда представитель Бурятского университета рассказывал об эффективных контрактах, он говорил о том, что эффективный контракт ввели, поэтому 30% сказали, что если будет финансирование, будем платить. На самом деле, если мы посмотрим на распоряжение правительства, где написано, что такое эффективный контракт, мы увидим, что эффективный контракт - это трудовой договор, в котором подробно прописаны должностные обязанности и система оплаты труда, т. е. это оклад, коммерционные выплаты, стимулирующие выплаты. На самом деле, в этой формулировке видно, что эффективный контракт - это хорошо для работника, потому что все будет подробно прописано, и работодателю не отвертеться от выплаты конкретных стимулирующих надбавок, премий и т. д. Но на практике очень часто под соусом этого эффективного контракта, для галочки на эффективный контракт перешли, все сделали, преподносится договор, который не просто не соотносится с этим определением эффективного контракта, указанного в распоряжении правительства, но еще и направлен на ухудшение положения работника. Ключевой момент в том, что просто так поменять условия трудового договора работодатель не вправе, даже если там будет 10 указаний сверху - введите эффективный контракт. Трудовой договор - это отношения между работником и работодателем.
Тамара Ляленкова: Вряд ли там будут прописаны условия.
Павел Кудюкин: Иногда включают совершенно нелепые вещи. В Ивановском госуниверситете в проект эффективного контракта включено, что преподаватель обязан заниматься пропагандой своего ВУЗа.
Сергей Саурин: Прямо пропагандой?
Павел Кудюкин: Да, ходить по школам и привлекать будущих студентов среди школьников. Убеждать преподавателей школ, чтобы они повышали квалификацию не где-нибудь, а именно в этом университете. И в зависимости от этого ставятся стимулирующие выплаты преподавателю. Можете доказать, что вы привели 20 студентов новых и принесли такую-то сумму, значит, молодец, мы вас вознаградим. Если никого не привели, не будет вам стимулирующей выплаты. Это совершенно нелепое требование, потому что это обязанность работодателя заниматься маркетингом, а не каждого работника.
Что касается судов. Да, можно доказать. Конечно, проблема, что как раз в сфере образования нормативная база довольно сложная и многоуровневая. Помимо общих норм - трудового права, специальных норм, особенностей регулирования труда преподавательских работников - есть еще масса ведомственных актов, которые всякие мелкие детали регулируют, но тут другая проблема. Получается, что если мы идем в суд и доказываем работодателю, что он то-то, то-то и то-то сделал неправильно, мы по сути дела занимаемся его правовым просвещением. В следующий раз он будет действовать более грамотно и уволит без нарушений. Получается, в наших интересах его так просвещать.
