Во Львове состоялись похороны Василя Слипака, знаменитого оперного певца, с 2014 года воевавшего в Донбассе и погибшего от пули снайпера 29 июня. В Париже, где Василь Слипак жил и работал в течение почти двух десятилетий, на траурную панихиду в собор Святого Владимира Великого пришли десятки его друзей и знакомых. До известия о его гибели многие из них даже не знали, что сделавший блестящую музыкальную карьеру солист парижской оперы в последние месяцы был также бойцом седьмого батальона Украинской добровольческой армии "Правого сектора".
В украинском греко-католическом соборе на бульваре Сен-Жермен в центре Парижа давно не было так людно, как вечером в четверг, 30 июня. На траурную службу пришли не только друзья и коллеги Василя Слипака, но и те, кто просто почитал его талант. Людей, пришедших на панихиду, не разделяли политические взгляды. Их объединила боль утраты.
Многие не знали, что он, помимо того, что он здесь поет, еще и борется за свободу своей родины
Солистка парижской оперы Светлана Лифарь рассказала Радио Свобода о своей многолетней дружбе с Василем Слипаком, начавшейся со знакомства на подмостках оперного театра во французской столице.
– Василь был востребованный и всеми любимый здесь певец. В первую очередь бросалась в глаза открытость этого человека, его способность легко идти на контакт с людьми. У него был дар внутреннего спокойствия, и он к себе этим очень располагал. Известию о его смерти мы сначала даже не поверили. Об этом сначала сообщили в интернете, и так как там часто бывает непроверенная информация, друзья Василя сначала отнеслись к нему как к ложной тревоге. Когда это подтвердилось, мы все были убиты горем. Не все из нас знали, что он поехал воевать. Он сделал это достаточно скрытно. Это была его личная война, его личный выбор, и он не многих в это посвящал. Я скажу даже больше: французские коллеги и друзья даже не поняли, что происходит. Он этого не афишировал. Мне было известно, что он туда ездит, но были коллеги, которые меня спрашивали, что произошло, как и где его убили. Многие не знали, что он, помимо того что он здесь поет, еще и борется за свободу своей родины.
В течение двух лет Василь Слипак фактически вел жизнь на два фронта: во Франции у него были контракты, он приезжал сюда и исполнял свои партии, а потом снова уезжал на Украину. По словам Светланы Лифарь, он очень тяжело переживал происходящее на родине, и это отразилось даже на его внешнем облике, что явно просматривается, если сравнить его нынешние и прошлые фото:
– Это были фактически два разных человека. С нами он был очень мягкий, добродушный, но его внутренний стержень, стержень человека, глубоко уязвленного тем, что происходит на его земле, стал проявляться гораздо позже, когда все это началось. Нас он к этому не особенно приближал. Мы знали, что происходит, он с нами говорил, но это, можно сказать, было частью его личной жизни. Он нас от этого оберегал.
Мы не согласны с этой смертью совершенно
Светлана Лифарь не замечала антагонизма между Василем и его русскоязычными друзьями на фоне событий на востоке Украины:
– В Париже по-русски говорят не только русские. Это и евреи, и украинцы, и молдаване. Иными словами, все, кто раньше жил в бывшем СССР. Единственное, что я заметила, – в определенный момент он стал очень радикальным. Но это было вполне нормально. Видя, что происходит на Украине, нельзя оставаться равнодушным. Здесь об этом говорили абсолютно все: агрессия, которая случилась на Украине, шокировала и задела абсолютно всех. Но мы не думали, что Василя она задела в такой степени.
Никаких планов на будущее Василь Слипак не строил, говорит Светлана Лифарь:
– Он жил одним днем. Как артист, он был человеком очень пылким. Он шел за пылкостью сердца, был человеком не разума, а чувств и делал то, что подсказывали ему чувства. Он здесь устраивал очень много митингов, демонстраций в поддержку Украины, акций протеста, но в определенный момент этого ему стало недостаточно. Он должен был быть сам на передовой. Что он и сделал. Для меня было шоком увидеть его последние записи, где он поет с автоматом в руке. Для меня это был нонсенс. Потому что я его видела с нами, в компании, на пляже, улыбающимся. И видеть его с автоматом в руке было для меня шоком. Я к этому образу не могу даже привыкнуть. В нем чувствовалась натянутая пружина, которая могла взорваться в любую минуту. Это натяжение стало чувствоваться в последние месяцы, видимо все это в нем накипало очень долго.
Архитектор Юлия Дорина была с Василем Слипаком в одной компании близких друзей. Все они приехали во Францию примерно в одно время, в середине девяностых:
– Он тогда нас сразу всех поразил своим обликом – такой богатырь, высокого роста, с прекрасным голосом, очень эмоциональный, всегда вокруг него была толпа заинтересованных людей, он всегда что-то интересное рассказывал, прекрасно танцевал, был невероятного юмора человек. С ним было светло и весело. Представить, что его нет с нами, просто невозможно. Мы не согласны с этой смертью совершенно. И все наши общие друзья скажут то же самое. Мне очень тяжело об этом говорить, потому что я не согласна с этим его выбором. Хотя мы все его уважаем и вынуждены согласиться. Теперь уже по фактам. Но его жизнь здесь была настолько сложившейся, интересной, у него сложилась карьера, он исполнял главные роли. Это совершенно неоправданная жертва.
Юлия Дорина рассказала Радио Свобода, что практически не общалась с Василем после того, как он уехал на Украину:
Когда он уехал на фронт, все очень боялись и желали только одного – чтобы он вернулся
– Он почти прекратил все связи с русской частью своих друзей. Нам тяжело было это принять, но мы понимали и уважали его выбор. К сожалению, политика вмешалась в наши отношения. Я всегда надеялась, что все это пройдет, политика будет забыта и мы опять будем вместе, будем собираться, как раньше. Я всегда была уверена, что это – временный этап. Я знаю, что он очень цельный человек и не мог ничего делать наполовину. Он все делал, полностью отдавая себя. Для него это была не шутка, а осознанный, взрослый выбор. Хотя нам всем казалось, что, так как он актер, для него очень важен накал эмоций и что тут какая-то нехватка адреналина сыграла свою трагическую роль.
Андрей Шевчук, музыкальный директор Лионского музыкального театра, вспоминает талант и творческий успех своего друга и коллеги:
– Мы вместе были на фестивале в Экс-ле-Бен, он пел в "Кармен". Он пел в "Аиде" в Лионе, у нас в театре. Великолепный голос, богатый тембр с точки зрения вокала, очень хорошая была стать, музыкальная, актерская, и всегда было очень приятно с ним работать.
Воспринимали ли Василя Слипака как западного оперного певца или он подчеркивал свою принадлежность к украинской нации? Андрей Шевчук уверен: когда речь идет о музыке, неуместно говорить о национальных и политических разногласиях:
– Я думаю, что у музыкантов вообще нет нации. Как можно быть украинским или французским, если ты поешь египетского жреца. Ты должен быть египтянином, если ты поешь в "Аиде". Ты должен быть всегда в образе. Мы делаем красоту, мы делаем разные стили для разных людей. Я считаю, что это неважно.
Маэстро не желает говорить об обстоятельствах гибели своего друга и коллеги. Он убежден: музыка должна быть выше политики:
– Нам надо продолжать оставаться выше политиков, потому что мы музыканты. Мы выше всего этого. Красота, возможно, спасет мир, по Достоевскому. А мы делаем красоту. Мы должны быть выше всего. Это наш долг, это наша философия. Мы, конечно, не можем остаться просто с краю того, что происходит. Но от нас очень мало зависит в политическом смысле. Мы должны нести всем красоту, философию добра, красоты, мира. Это самое главное. И это всегда было и будет. Поэтому музыка прошла через века и останется навсегда.
Андрей Шевчук называет решение Василя Слипака ехать воевать на Украину решением человеческим: "Он имел на это право, как хозяин своей жизни. Когда он уехал на фронт, все очень боялись и желали только одного: чтобы он вернулся".
