Работница провинциального зоопарка немолода, одинока, у нее нет друзей, но есть крупный лысый хвост, который она неумело прячет под юбкой. Бессовестно начинать рассказ с такого спойлера, но создатели фильма "Зоология" не скрывают от публики, что Наташа хвостата.

В конце концов, такой хвост имеется почти у каждого зрителя: у кого-то это преклонный возраст, у кого-то лишний вес, нетипичная сексуальная ориентация, акцент или паспорт неблагополучной страны. Хвостом может быть физический дефект или инвалидность, как у героини первого фильма Ивана Твердовского "Класс коррекции". Режиссер говорит, что две картины образуют дилогию об отверженных. Жрецы языческого культа, выдаваемого в России за христианство, поощряют гонения на хвостатых.

Российская премьера "Зоологии" прошла на "Кинотавре", международная – на Карловарском кинофестивале. И российская, и европейская критика поддержала фильм. "Перед нами интимный художественный жест, что не мешает ему выглядеть радикальным на фоне конформизма, ставшего опознавательным знаком новейшего российского кино" (Андрей Плахов, "Комммерсант"); "В первую очередь, фильм состоялся благодаря сильной, чувственной игре Натальи Павленковой" (Screen Daily); “Павленкова так хороша в роли Наташи, что даже самые маловероятные деформации психологии ее персонажа кажутся убедительными благодаря ее игре" (Variety).

Иван Твердовский, с которым я встретился после первого показа "Зологии" в Карловых Варах (зрители несколько раз аплодировали во время сеанса), рассказывает:

– Эта история возникла случайно: пришла идея, что можно сделать комедию, притчу про человека, у которого вырастает хвост. Мне очень хотелось эту историю сделать для Натальи Павленковой. Это наша с ней третья совместная работа, но мне давно хотелось сделать ее главной героиней, поработать с ней как с основной актрисой. Из-за этого родилась история, что это немолодая женщина, у которой появляется хвост. У этого персонажа тело немолодой женщины, но взаимоотношения с миром подростковые. Как мама собирала ее в школу, так же мама сегодня ее собирает на работу, кормит после работы, проверяет домашние задания. У нее нет друзей, нет семьи. Это молодая душа в теле, которое является неким костюмом.

– Директриса зоопарка тоже как к ребенку относится, отчитывает…

– Да. Мне говорили: тебе 27 лет, зачем ты снимаешь людей, которых не знаешь, взрослых актеров, а я говорил, что это история не про возраст, не про тело – это история про важные темы, которые могут проявиться в любом возрасте.

– Публика, конечно, реагирует на хвост, все смеются. Но ведь хвост – это просто обозначение, что человек отличается от остальных, чувствует себя изгоем…

– Я понимаю реакцию на хвост, человек представляет, что хвост – это что-то такое приятное… хвост кошачий, лисий, заячий, пушистый. Используя эту метафору, мы попытались представить, как бы выглядел хвост у человека. Скорее всего, он выглядел бы так, очень физиологично, натурально, но не очень красиво, как и любая часть тела, которую мы считаем красивой. Что такое рука, например? Мы привыкли считать, что это красиво, но это исключительно наше восприятие. То же самое и хвост. Это такая визуальная особенность, которая дает зрителю почувствовать, что в каждом из нас есть что-то особенное, что-то, что обществом принято скрывать, прятать, заставлять себя вести так, как все.

– Это все-таки российский феномен, такой скачок ксенофобии. В Европе совсем другая тенденция. На Карловарском фестивале в этом году появился специальный раздел программы, посвященный людям с ограниченными возможностями, инвалидам. В российском обществе происходит обратный процесс, когда все, что ассоциируется с толерантностью, стало высмеиваться.

– Да, конечно, к сожалению, это сегодня такая особенность по большей части внутринациональная. Когда мы делали эту историю, мы в первую очередь думали о человеческой природе, способности человека воспринимать кого-то другого, противоположного себе. Это чисто физиологическая особенность человеческая, в здоровом обществе она приводит к очень правильной позиции, вырабатыванию внутренней толерантности. Когда общество не совсем здорово, у него есть определенные проблемы, мы видим те тенденции, которые сегодня прослеживаются, безусловно, в российском обществе.

– Тут есть еще такой фактор, как религия, которая сильно влияет на это отношение. Российское общество возвращается в средневековье: в вашем фильме соседки шушукаются о том, что появилась какая-то женщина-сатана, насылающая порчу. И мать Наташи в этом убеждена. Помешательство, почти как в XVI веке.

– Мне кажется, ничего не изменилось с XVI века. Потому что очень много намешано псевдорелигии, суеверий, языческих немотивированных отношений между людьми, все это перемешивается в одну кучу.

– Где вы снимали этот фантастический православный храм, который как будто переделан из супермаркета, на фоне страшного блочного дома?

– Это был очень важный съемочный объект, мы снимали его в Крыму. У актрисы Натальи Павленковой там дом, в котором она живет летом. Она мне сказала, что есть такой замечательный храм, и прислала фотографию. В 90-е годы старый продуктовый магазин переделали, создали храм. Это очень интересное место. Мне показалось, что в этом тоже есть образ времени: религиозная культура может спокойно развиваться в антихристианских условиях. Это забавный и очень важный для фильма символ.

– Есть еще один интересный эпизод: собрание людей, желающих самоусовершенствоваться, своего рода секты…

– Помню времена в середине 90-х, когда даже моя мама посещала такие мероприятия: были очень популярны в России разного рода странные тренинги, которые по идее должны мотивировать человека к какому-то развитию, но по факту это театрализованная профанация.

– Почему вы отправили героев на это собрание?

– Я хотел, чтобы главная героиня везде искала ответы на вопросы, которые у нее возникают. Она приходит в храм, ходит к странной женщине-ведунье, посещает и такой тренинг. Для меня было важно, что это разные стороны псевдорелигиозной языческой подпольной культуры.

– Она пытается найти себя и в любви тоже, но завершается это плачевно. Я вспомнил рассказ Фланнери О’Коннор про одноногую женщину, за которой ухаживает коммивояжер-фетишист только для того, чтобы отстегнуть ее протез. И ваш персонаж примерно по таким же мотивам увлекается Наташей, оказывается обманщиком.

– Романтическая сказка, идеальная картина, которую она себе представляла, безусловно, не сложилась. Не потому, что он оказался обманщиком, а из-за его витального поведения в условиях ночного зоопарка, абсолютно инстинктивного поведения, которого он, скорее всего, сам от себя не ожидал. Наташе, безусловно, это неприемлемо. Я не говорю, что она человек высокой духовной культуры, но у нее есть определенные границы дозволенного. Безусловно, она себе представляла некую романтизированную историю взаимоотношений Ромео и Джульетты, а получилась история совершенно другая. В этом есть идеологический конфликт между героями, который и приводит к полному непониманию всех персонажей с главной героиней.

– У нее есть здоровый скепсис, она насмешливо относится ко всей этой ерунде, которую говорит ее мать или женщины в очередях. Она, несмотря на свою внутреннюю молодость, мудрее пожилых людей.

– Она не заражена этим ядовитым воздухом сумасшествия, которое происходит вокруг.

– Тяжело работать в российском кино в 2016 году?

– Мне кажется, это не зависит от года – это по большей части вопрос экономических условий.

– Но они ведь ухудшаются?

– К сожалению, сегодня можно говорить, что российское кино не развивается. Хотя даже объявили Год российского кино. Когда все задают вопрос министру культуры, что этот Год кино означает, он не может назвать никаких новых факторов, того, чего раньше не было. Проводятся какие-то странные мероприятия, показы каких-то фильмов, но в целом производство сокращается, рынок сжимается, продажи фильмов падают. Запуститься в производство с новой картиной становится сложнее, сложнее и сложнее. Для меня это год падения российского кино, а не его подъема, к сожалению.

– Есть и общее ощущение нервозности в кинематографической среде. С кем ни заговоришь, все взвинчены, обеспокоены, в воздухе какая-то тревога.

– Она давно присутствует, и уже вырабатывается иммунитет. Потому что если все время думать, что завтра настанет конец света, то не успеешь пожить. К сожалению, иногда нужно подстраиваться под те условия, которые сегодня есть. Не в том смысле, что писать патриотические сценарии про бравых героев, материал, который мне как режиссеру совершенно неинтересен, а в том смысле, чтобы не упускать возможности, не разбрасываться своей энергией, людьми, которые с тобой работают, потому что это очень важные ресурсы, которые и создают кино.

– Но у вас все более-менее благополучно, вы ведь уже работаете над третьей картиной?

– Мы начинаем делать третью картину. И я заканчиваю документальную историю, которую делаю уже три с половиной года, – "Сегодня на дорогах будет туман" про российскую полицию. Я был под впечатлением от фильма Джанфранко Рози "Священная кольцевая". У меня был хороший знакомый, который погиб в автокатастрофе в это время, одно на другое наложилось, мы решили проникнуть в эту систему, понять, как это выглядит: ГИБДД, дорожная полиция и вообще то, что происходит на дорогах. История коррупции, история предательств человеческих тоже там есть.

– А полицейские соглашаются сниматься?

– Очень тяжело, неохотно, но привыкали к нам. У нас есть уникальный материал, потому что они нам позволяли делать сильно больше, чем кому бы то ни было, кто до этого снимал про них. И мы начинаем сейчас новую игровую картину. Много трудностей, потому что находить финансирование становится все сложнее, но я верю в своих продюсеров, они верят в меня, и надеюсь, в команде у нас получится что-то.