Знаменитые бродвейские мюзиклы и ледовые шоу зазвучали по-русски благодаря Дмитрию Богачеву. Член Лиги бродвейских продюсеров, Богачев продолжает традиции русских антрепренеров и продюсеров и учится на лучших западных образцах. Первой работой Дмитрия Богачева в музыкальном театре стал мюзикл "Норд-Ост". Однако трагедия, случившаяся в октябре 2002 года в театральном центре на Дубровке, казалось, поставила крест на развитии этого жанра в России. А для Дмитрия обернулась и личной потерей.

​

– Я решил, что, коль скоро все отшатнулись от жанра мюзикла, как от прокаженного, от жертвы, от символа трагедии, нужно, чтобы кто-то продолжил этим заниматься, чтобы все, что было сделано за предыдущие годы, было не зря. Я подхватил эту историю. У меня была огромная мотивация еще работать, чтобы каким-то образом отвлечься от моей потери. У меня до сих пор лежит письмо, которое написала моя мама, она все эти три дня провела в зале, и она знала, что не выживет. Она оставила письмо, которое было написано ее рукой, что-то перечеркнуто. Она прощалась со всеми нами, со мной, с моими двумя братьями, со своим мужем – моим папой. Это письмо со мной всегда, я его не оставляю нигде, оно всегда в моем портфеле лежит. Это своего рода завещание, и я его прочитал только один раз – спустя несколько дней после трагедии, и с тех пор не читаю, потому что боюсь его перечитывать. Я не знаю почему, но вот боюсь.

​– ​Почему же вы продолжили заниматься мюзиклами?

– Я совершил какие-то, наверное, иррациональные поступки тогда, которые я сам для себя пытаюсь объяснить и нахожу какие-то объяснения, но они все звучат как-то не очень убедительно. То, что я стал продолжать этим заниматься, пытаться что-то доказать самому себе и окружающим, – это, скорее, был эмоциональный порыв. Но вот объяснить, что я конкретно хотел доказать, мне не удается, не получается. Я думал одно время, что, наверное, важно было бы, чтобы это дело продолжалось, но при чем здесь трагедия? При чем здесь конкретные события, которые произошли, в том числе в моей семье, я до сих пор не нахожу этому объяснения. К сожалению, сейчас в сознании подавляющего большинства людей "Норд-Ост" и трагедия – это две нераздельные категории. Но как, наверное, очевидно для всех, когда мы, авторы, создавали это произведение, мы не могли себе даже представить, что может произойти что-то, близко похожее на то, что произошло. И этот мюзикл задумывался как в хорошем смысле патриотическое произведение. Я не рассматриваю в качестве патриотизма преданность каким-то идеям, каким-то конкретным людям или какой-то системе взглядов. Патриотизм – это, может быть, преданность своему багажу, своей истории, а вовсе не то, что сейчас пытаются декларировать в качестве национальной идеи – обязательно нужно прийти в День Победы на Красную площадь или повесить георгиевскую ленточку на зеркало своей иномарки, допустим, немецкого производства, и еще написать на "Мерседесе": "Спасибо деду за победу!" Вот это то, что вызывает категоричное отторжение и отвращение.

–​ Тем не менее ваша первая работа в жанре мюзикла была основана на отечественном и весьма известном литературном произведении.

– Это был не мой выбор, а выбор Алексея Ващенко и Георгия Васильева, потому что это была их идея – поставить мюзикл "Норд-Ост". Ей предшествовала попытка поставить мюзикл "Отверженные", то есть сюжет не вполне русский. Но я привык отвечать на подобные вопросы или упреки, если хотите, утверждая, что в культуре отсутствует понятие национальной принадлежности. Я считаю, что если есть некое культурное достояние, оно принадлежит всему миру. Понятно, что оно может происходить из той или иной страны, и автор как раз имеет национальность, но если мы говорим о шедевре, шедевр принадлежит всему человечеству. Для меня самое ценное в "Норд-Осте" была именно человеческая история, история человеческих взаимоотношений, история любви, предательства, подвига, воли к победе и достижения успеха. Культура, конечно, может существовать в замкнутом пространстве, вариться сама в себе, но ценность ее как раз проявляется тогда, когда эта культура начинает смешиваться и интегрироваться в другие культуры. И ценность русской культуры появляется именно тогда, когда возникает вот эта интеграция.

–​ В современной России, так же как и в СССР, не играли спектакли в ежедневном режиме месяцами, годами. Как вы решились на то, чтобы мюзиклы шли каждый день?

– Сергей Павлович Дягилев утверждал, что традиции для того и созданы, чтобы их ломать. И он своей жизнью это доказал. Для меня Дягилев – это идеальное воплощение настоящих качеств продюсера, человека с видением, человека нереально широкого кругозора, который видит больше, чем видят другие, и знает, что будет через десятилетия, а может быть, через столетие.

– На Бродвее в скором времени появится мюзикл "Анастасия". Автором этой идеи являетесь вы. Почему не в России, а в Америке?

– Это очень красивая легенда про Анастасию Николаевну Романову, якобы выжившую младшую дочь Николая Второго. Мне показалось, что эта история будет одинаково интересна не только российским зрителям, но и людям по всему миру, потому что в основе этой истории – надежда. Первоначально идея была – поставить мюзикл именно в России, именно об этом я договорился с правообладателями, с лицензиатами – компанией "ХХ век Фокс". И обладатель лицензии дал мне права на постановку в России с перспективой переноса этого мюзикла на Бродвей, на Вест-Энд в Лондоне, в другие страны. Но так сложились обстоятельства, что в 2012 году мы организовали первую читку пьесы на Бродвее на английском языке. В этой читке принимали участие очень известные бродвейские артисты, включая Анжелу Лэнсбери, которая в мультфильме озвучивала роль Марии Федоровны, вдовствующей императрицы, и эту же роль она читала в Нью-Йорке, в новой студии на 42-й улице. Это получилось так мощно, так здорово, так эмоционально, что присутствующие на этой читке бродвейские профессионалы, продюсеры, хореографы, композиторы, постановщики, мои коллеги, владельцы театров, все были потрясены. И тогда же было принято коллективное решение, на которое мне очень сложно было повлиять: мы будем это делать сначала в Америке, не делая попыток где бы то ни было еще.

–​ То есть все-таки сначала Бродвей.

– Бродвейские стандарты – это не пустой звук для меня. Собственно, будучи членом Бродвейской лиги, как раз я считаю одной из основных своих задач именно культивацию этих бродвейских стандартов, как бы непатриотично это ни звучало для русского уха. Послушайте, но "бельканто" – это тоже итальянское слово, и никто не подвергает сомнению эту технику вокального исполнения и обучают ей в различных консерваториях мира, в том числе и у нас.

–​ Говорят, что мюзикл может быть только бродвейским. В России тоже есть свои театральные и музыкальные традиции. Как это соединить?

– Учиться у наших старших товарищей, которые проходили этот путь в течение последних 100 лет, совершили, наверное, все свои ошибки и набили все шишки, открыли все, что можно было уже открыть, все ноу-хау. Это совсем не зазорно, и это то, чем я занимаюсь последние 15 лет. Это то, в чем меня обвиняют, называя непатриотом, ставя мне в упрек, что я не занимаюсь русскими мюзиклами, русскими контентом, русскими сюжетами, не знаю чем еще, не работаю с русскими специалистами. Но у меня нет в распоряжении ста лет, чтобы научиться этому.

–​ Как мюзикл выживает в кризис?

– Не верьте тем, кто говорит о том, что кризис никак не повлиял на индустрию развлечений, или тем, кто придумывает достаточно расхожую легенду о том, что в кризис люди даже больше потребляют развлечений. Ничего подобного, чудес не бывает! Сейчас, в кризис я бы не взялся за "Призрак оперы". Да, во время Великой депрессии в Америке Бродвей и Голливуд вытащили людей из состояния подавленности, это так, и люди действительно прибегали к этому эскапизму, как бы отвлекаясь от рутины, от проблем. Но они тогда не стали больше, чем до того, ходить на мюзиклы. Они просто продолжали ходить на мюзиклы и смотреть фильмы. Но потребление не выросло, а может быть, даже упало. Просто содержание мюзиклов и фильмов поменялось, они стали более жизнерадостные и оптимистичные. В основном это были комедии или какие-то огромные красочные ревю, которые радовали глаз. Когда мы сейчас выбираем, что предлагать людям, я склоняюсь как раз в пользу более оптимистичных и жизнерадостных постановок.