Рунет плавно втягивается в обсуждение ГКЧП - уже через несколько дней провальному путчу исполнится 25 лет.
Чтобы сделать подарок всем, кто дорожит этой датой, московская мэрия решила не согласовывать праздничные мероприятия.
Сегодня мэрия с нарушением всех сроков дала, наконец, ответ на наши уведомления о традиционных мероприятиях в память о событиях Августа 1991 года. В этом году исполняется 25 лет Августовской демократической революции.
Мы получили стандартную отписку. Нам отказано. С издевательскими чиновничьими формулировками. Памятную панихиду 20 августа, которая вот уже 25 лет проводится на месте гибели Героев Советского Союза, защитников Свободной России Дмитрия Комаря, Ильи Кричевского и Владимира Усова, предложено провести в гайд-парке в Сокольниках; митинг защитников Белого Дома – на Суворовской площади; церемонию подъёма Государственного флага России 22 августа по умолчанию предложено не проводить вовсе.
Мы не принимаем их издевательские предложения. Лев Пономарев и я подготовили свой ответ, который завтра будет отправлен в мэрию.
19 августа обратимся в Прокуратуру города.
А вот этот отказ мне представляется историческим... Маски сброшены.... Власти буквально прямо признали, что они являются наследниками и продолжателями дела ГКЧП...
ГКЧПиха победила. Реванш был ползучим, и он состоялся. Надо идти все равно. Лично я - приду.
Именно "путч ГКЧП" и противостояние ему стали одним из считанных в истории России событий, когда в ходе конфликта между верхушечными группировками судьбу страны решили её граждане - не подданные, а именно сотни тысяч и миллионы вышедших на улицы и площади граждан. Да, вскоре после этого номенклатура опять сомкнулась, а затем и вовсе окуклилась, а власть вновь занялась удушением всех только что появившихся демократических свобод и развязыванием агрессивных войн, главная из которых для неё - это война против собственно гражданского общества России. События августа 1991-го она предпочитает забыть.
Дал интервью Ура.ру, посвященное 25-летию ГКЧП, и на ходу родилось следующее сравнение - отношение нынешней власти к тем событиям примерно такое же как у властей Третьей республики во Франции к Парижской коммуне. Т.е. это нечто такое, о чем бы хотелось забыть.
Политолог Дмитрий Травин пишет в "Ведомостях", что события 25-летней давности просто не принесли с собой настоящей демократии:
Четверть века назад, в дни августовского путча многим казалось, что демократия в России победила навсегда и что мы всего лишь на пару лет отстали от стран Центральной Европы, по которым бархатные революции прокатились в 1989 г. Сегодня таких оптимистов почти не осталось.<...>
«Демократия» конца 1980-х была на поверку всего лишь качественным развлекательным шоу, которое нравилось обществу, непривычному к таким развлечениям. За исключением небольшого процента настоящих мыслящих граждан, все остальные были зрителями. И разочаровывались они потом не в демократии как политическом институте, а в «демократии» как устаревшем зрелище, где роли исполняют ныне убогие провинциальные актеры без драйва, без мастерства и без увлекательного сценария.
Реальная демократия у нас не в прошлом, а в будущем. Бессмысленно сейчас говорить о разочаровании в том, чего еще толком не было. Проблемы, связанные с путинской политической системой, никак не определяются разочарованием в такой плохо понятной вещи, как демократия. Хотя, конечно, разочарованием они действительно определяются. Только разочаровывался народ совсем в другом.
Похожие размышления у Андрея Десницкого в "Газете.ру":
Я много раз с тех пор спрашивал тех, с кем мы там стояли, и самого себя: что же мы потом сделали не так? Чего не сделали? Почему спустя четверть века от нас снова ничего не зависит, а ГКЧП празднует победу по всем каналам? Как же мы ему ее отдали?
Мы готовы были умереть за свою страну. Почему же мы не смогли жить так, чтобы она осталась нашей?
Те, кто там не был, могут предлагать любые альтернативные сценарии — штурм здания КГБ на Лубянке, например. Ну что сказать? То сообщество граждан было сильно именно своим ненасилием. Никто не хотел ничего штурмовать, никто не собирался навязывать другим свою волю — мы просто хотели, чтобы не навязывали нам.<...>
Мы были глубоко советскими людьми — не только наша семья, но и все, кто стоял у Белого дома, кто жил в СССР. <...>
В августе 1991-го у Белого дома стояли читатели Стругацких, готовые на все, чтобы не возвращаться в привычный Арканар. Но что бывает кроме Арканара, они представляли себе слабо.
В The New Times - статья Константина Сонина "Путч глазами экономиста" (полный текст только для подписчиков:
В августе 1991 года советская экономика находилась в свободном падении. Экономические реформы плановой экономики велись уже четыре года. (Первой существенной реформой было увеличение самостоятельности предприятий и возможность создания небольших частных фирм в 1987 году.) Однако осторожные реформы, начавшиеся поздно, после пятнадцати лет застоя, только ухудшили ситуацию. Одним из последствий частичной либерализации зарплат (предприятия получили возможность сами определять, сколько платить своим работникам) стала резко выросшая в 1989–1990 годах инфляция.
При фиксированных ценах, как это было в СССР, инфляция проявляется прежде всего в дефиците товаров: неудивительно, что к 1990 году дефицит распространился на товары первой необходимости. В 1989 году в Москве, самом благополучном городе страны, были введены карточки на табак, сахар и водку; в 1991 году были многочасовые очереди практически на все продукты, включая хлеб, яйца и молоко. Резкое повышение цен в апреле 1991 года (именно это повышение «съело сбережения» советских граждан) не помогло. Книга Егора Гайдара «Гибель империи» документирует катастрофическое ухудшение ситуации в самом конце 1980-х. В 1990 году валовый национальный продукт (ВНП) упал на 2–4 % (оценки расходятся), а в первые три месяца 1991-го — на 8%, что соответствует показателям наиболее тяжелых кризисов в мирное время во второй половине ХХ века. Дополнительной проблемой было то, что к 1991 году население было уже порядком измучено сочетанием растущих экономических бедствий и тем, что «перестройка», вызвавшая сначала неподдельный энтузиазм граждан, продолжалась уже пятый год.
На "Кольте" - подборка из 70(!) маленьких воспоминаний о тех днях:
Tatiana Malakhova: Я тогда работала в крутом СП, где нам платили валютой, которую можно было реализовать в специальном магазине. В тот день я отправилась в этот магазин, чтобы купить дочке кроссовки. Иду по Кутузовскому средь бела дня, а навстречу — колонна танков. В Москве. На Кутузовском.
Gennady Kanevsky: В радиомагазине «Орбита» на Смоленской во всех отделах все приемники были настроены на «Эхо Москвы», которое вещало с мобильного передатчика, установленного на ездившем по Москве грузовике.
Ия Кива: Папа рассказывал, что в эти дни играл в волейбол с коллегами (речь о Донецке, Украина) и играющие каждую подачу сопровождали ироническими комментариями типа «ну, за президента Янаева», «ну, за министра внутренних дел Пуго» и так далее. Вроде бы все быстро поняли, что СССР уже всё, хотя за несколько дней до этого ни о чем таком и подумать не могли.
А сегодня там же - ещё и колонка Льва Оборина:
Дней августовского путча я не помню начисто (в отличие от расстрела Белого дома в 1993-м — это помню очень хорошо). Но вокруг этих дней всегда жила маленькая, но все же полноценная семейная легенда. Родители, оставив меня на бабушку, рванули к Белому дому. В то время в Москве угораздило случиться Конгрессу соотечественников, куда приехал и мой дядя со своей женой, известной слависткой; дядя эмигрировал еще в 1970-е, теперь выглядел заправским американцем, советскую власть, разумеется, ненавидел, и ему все это было крайне любопытно. Одна участница конгресса, ныне известная переводчица русской литературы, увидев танки, помчалась в аэропорт, бросив чемоданы в гостинице, и моментально улетела. Потом она рассказывала, что в ней проснулась — прямо на уровне физического ощущения — память предков. Когда-то ее предки, убежавшие с белыми в Крым, успели буквально на последний пароход в Константинополь: их взяли при одном условии — все вещи они должны оставить на пристани.
Родители — молодые, веселые, битлз-бибиси-самиздат — танков не боялись. Солдаты в танке были еще моложе. Моей маме они годились не в младшие братья, а в ученики (она работала в школе). Она дарила им цветы и просила не стрелять. Солдаты обещали, что стрелять не станут. Родители простояли у Белого дома до вечера и уехали, когда пошел слух, что сейчас начнется штурм «Альфы». О том, что «Альфа» штурмовать Белый дом отказалась, еще не знали. Словом, история — ничего особенного, но для родителей — и, соответственно, для меня (мне об этом часто рассказывали) — она была очень важной и романтичной. Я не раз прибегал к ней двадцать лет спустя, когда родители боялись, что я пойду на митинг и мне там «дадут по голове».
Итоги дискуссии сегодня подводит большой и очень резкий текст Артемия Троицкого на сайте "Эха Москвы":
Распад Союза Советских Социалистических Республик был не «крупнейшей геополитической катастрофой», а приведением в исполнение приговора истории. Причём мягким и щадящим. Куски посыпались не по чьей-то злой воле и не в результате внезапного удара — что подразумевает понятие «катастрофа» — а потому, что данное конкретное государство постепенно и окончательно стало нежизнеспособным: экономически, политически, идеологически, управленчески.
Реальная катастрофа, уже сегодняшнего дня, в том, что фантомные боли от ломки скиснувшей империи, засевшие в искажённом сознании одного — достаточно случайного, но отоваренного зашкаливающей властью — человека спроецировались на всю страну. И по мере того, как разные осколки бывшего СССР всё дальше отлетают от советского прошлого — кто в демократическую Европу, кто в авторитарную Азию, кто в хаотичное Непойми-Что — Российская Федерация всё активнее и надрывнее скучает по Советскому Союзу.<...>
У всех людей мало-мальски нормальных и соображающих, будь они хоть махровые путиноиды, неизбежно будет усиливаться ощущение когнитивного диссонанса великодержавной показухи и жалкой реальности. Отлакировать эту реальность очередным Крымом не получится — козырных тузов в рукаве у шулера больше нет. Вот и предстанет во всём пародийном убожестве «потёмкинский СССР» с религией вместо науки, трубой вместо промышленности, собянинской плиткой вместо великих строек и лозунгами «Вперёд, к победе мазохизма!», «Миру — война!», «Воруй, пока дают!», «Догоним и перегоним Саудовскую Аравию!», «Кто не работает — тот начальник!», «Народ и мафия — едины!», «На каждую прореху — духовную скрепу!», «Наша цель — суверенный феодализм!» и «Мы русские — какой восторг!» Последний слоган я позаимствовал у екатерининского полководца А.В.Суворова; русский XXI век поводов для восторга не даёт абсолютно.
Остаётся или потуже затянуть петлю георгиевской ленточки, или (цитирую поэта А.Вознесенского) проникнуться, наконец, ностальгией не по прошлому, а по настоящему — во всех смыслах слова. Вопрос — не поздно ли спохватываться? Тут я не разделяю, к сожалению, даже сдержанного оптимизма. Распад Российской империи произошёл максимально трагично; распад СССР — максимально фарсово, с опереточным ГКЧП, пьяной Пущей, почти без слёз и крови. Третьей стадии гегелевская формула не раскрывает. Интересно, какой она будет.
