73-й Венецианский кинофестиваль, как это, увы, уже стало привычным при новом директоре Альберто Барбере, день за днем повергал в тоску невыдающимся конкурсом. И сложно сослаться на неурожайный год: фестиваль отказал новым работам Бертрана Бонелло, Джеймса Грэя, Анджея Вайды, Хон Сан Су, Джонни То, Киеши Куросавы и еще множества режиссеров, чьим перечислением не будем утомлять читателя. И все же парадокс в том, что это лучшая Мостра за последние годы. Благодаря на редкость радикальному и справедливому распределению наград. Можно спорить об их порядке, но достались они самым обсуждаемым и заметным картинам.

Жюри возглавил Сэм Мендес, автор "Красоты по-американски" и двух серий бондианы, вместе с ним кино смотрели режиссеры Джошуа Оппенхаймер и Лоренцо Вигас (лауреат прошлогоднего "Золотого льва"), актрисы Нина Хосс и Кьяра Мастроянни, музыкант и художница Лори Андерсон. Они вручили главный приз Лаву Диасу – одному из лучших режиссеров современности, переплавляющему историю Филиппин в многотомный трактат, где каждый из фильмов оказывается еще одной новой главой. Ранее в Берлине состоялась премьера его opus magnum "Колыбельная печальной тайне" – истории преданной филиппинской революции, фильма, над которым он работал больше одиннадцати лет. Откровенно говоря, венецианская "Женщина, которая ушла", вдохновленная рассказом Льва Толстого "Бог правду видит, да нескоро скажет", по замыслу, исполнению и структуре гораздо проще предыдущих работ Диаса. Тем не менее это отличное введение в его вселенную и поэтику. Печальная Горация, вышедшая после тридцатилетнего заключения по ложному обвинению, – еще одна святая в пантеоне режиссера. Конец девяностых на Филиппинах – время участившихся похищений людей, новый виток политического отчаяния. Ищущая пропавшего сына и раздумывающая о мести Горация, меняя имена, блуждает по ночным трущобам, помогает униженным и оскорбленным и словно сама переживает судьбу страны.

Вторая по значимости награда "Гран-при жюри" досталась "Ночным животным" дизайнера Тома Форда – на мой взгляд, фильму смехотворному, но обреченному на внимание и успех. Жюри таким образом смогло соблюсти баланс между радикальным кинематографом и мейнстримным. Я бы лично поменял "Ночных животных" с "Джеки" Пабло Ларраина, но это дело вкуса. Ларраин наблюдает за Жаклин Кеннеди в первые часы и дни после убийства мужа. Как и "Сен-Лоран" Бертрана Бонелло, это деконструкция жанра байопика. Главная героиня непознаваема, но ее можно вообразить, написать о ней стихотворение. Приз за режиссуру разделили Андрей Кончаловский с драмой о Второй мировой войне "Рай" и Амат Эскаланте с сексуальным квази-хоррором "Дикая местность" (подробнее мы писали об этом фильме здесь). Во втором конкурсе "Горизонты" (его судило отдельное жюри) победила документалка "Освободи меня" – наблюдение за практиками экзорцизма в современной Италии. Кино невеликое, но сцена разговора по мобильному телефону священника с одержимым бесами прихожанином – из самых остроумных за весь фестиваль.

Вот еще десять картин из внеконкурсных программ, которыми мне запомнится Мостра-2016:

"Гора" (Monte), Амир Надери (Amir Naderi), Италия – США – Франция, вне конкурса

Одно из главных событий фестиваля – награждение Амира Надери специальной наградой за вклад в кинематограф. Это ключевой иранский режиссер, переехавший в 1988 году в Нью-Йорк. Как Киаростами и Махмальбаф, он теперь работает в разных странах. Cut (2011) сделан в Японии, а "Гора" – его первый итальянский фильм, практически целиком снятый у горного хребта Латемар. Действие происходит в конце пятнадцатого века в заброшенной деревне, где среди могил выживает одна семья. Остальные жители давно уехали, поскольку величественная гора перекрывает солнечный свет; это проклятая земля, где нет ничего, кроме кладбища и камней. Наверное, центральная тема Надери – одержимость, любимый прием – фиксация повторяющихся действий доведенных до предела героев. Так синефил в Cut добровольно соглашался на сто избиений членами якудза, а в "Лас-Вегас: Правдивая история" (2008) бедная американская семья искала на своем участке клад. "Гора" – практически богоборческий манифест: большую часть фильма занимает тот вызов, который крестьянин вместе с сыном бросает возвышающейся вершине. Держа в окровавленных руках примитивные кирки, они наносят удар за ударом по горе. Это не то кино, которое нравится сразу, но по прошествии времени все больше кажется, что это была одна из самых ярких премьер Венеции, по-настоящему просветляющий опыт.

"Штурмуя небо" (Assalto al cielo), Франческо Мунци (Francesco Munzi), Италия, вне конкурса

Возможно, главное документальное свидетельство фестиваля погружает нас в роковое для политической истории Италии десятилетие, "свинцовые семидесятые", 1967–1977, завершаясь незадолго до похищения и убийства бывшего премьер-министра Альдо Моро. Студенческие волнения 68-го года, захват молодежью университетов, забастовки на заводах, взрыв на Пьяцца Фонтана, появление "Красных бригад", интервью с родителями убитого полицией леворадикального активиста, вырождение политического протеста в фестивали хиппи... Дебютирующий в non-fiction Франческо Мунци разбивает фильм, словно музыкальную симфонию, на три движения, предлагая зрителям в перерывах останавливать проектор и обсуждать увиденное. "Штурмуя небо" собран исключительно из редчайших архивных материалов, большинство из которых давно позабыто – за исключением фрагментов, взятых из фонда великого итальянского режиссера Альберто Гриффи. Как и "Событие" Сергея Лозницы, картина лишена закадрового голоса или какого-либо комментария, поэтому иногда сложно разобраться в происходящем, не владея в полной мере контекстом. Но тем скорее хочется снова вернуться к этому кино.

"Дни во Франции" (Jours de France), Жером Рейбо (Jérôme Reybaud), Франция, "Неделя критики"

Параллельная программа дебютов "Неделя критики" в этом году стала тем пространством, где следовало ожидать сюрпризов, благодаря новому куратору Джоне Назарро. Современное французское кино находится в плачевном состоянии по ряду причин, виной тому и система финансирования, поощряющая картины для среднего класса и вкуса; тем приятнее открыть новое имя. Паскаль Серво – излюбленный актер самых замечательных режиссеров из Франции ("Два Реми, два" Пьера Леона, "Лентяй" Поля Веккиали, "Последний сеанс" Лорана Ашара) – играет молодого человека Пьера, который оставляет своего бойфренда и в течение нескольких дней колесит на красном Alfa Romeo по стране, встречая странных людей и иногда занимаясь случайным сексом. Бойфренд отправляется за ним следом, ориентируясь по приложению для гей-знакомств Grindr. "Дни во Франции" – определенно не мелодрама и не совсем road movie, а скорее, по меткому замечанию критика Алексея Гусева, попытка экранизации страны. К топографии Рейбо, вопреки правилам индустрии, подошел строго и даже каждую дорогу снимал ровно там, где по сюжету находится главный герой. Но визиты и знакомства Пьера – не только путешествие по Франции, но и по тайному ответвлению кино – тому кругу режиссеров и актеров, что сформировался вокруг Бьетта, Веккиали и Гиге. Последним двум посвящены предыдущие работы Рейбо – короткий метр "Три дамы для Жан-Клода Гиге" (Trois dames pour Jean-Claude Guiguet, 2008) и документальный "Кто вы, Поль Веккиали?" (Qui êtes-vous Paul Vecchiali?, 2012). Здесь много прямых цитат, например, тотемный актер Бьетта Жан-Кристоф Буве предлагает выпить главному герою того же оранжада, что он сам пил в "Далеко от Манхэттена" (1982). Каждый встречный – неслучайный человек, с каждым связана синефильская история, под них специально писался сценарий. Собственно, что-то похожее сделал и Веккиали в недавнем "Лентяе". Если все эти имена ничего вам не говорят, то тем более "Дни во Франции" – прекрасная точка входа в эту кинематографическую семью.

"Евангелие" (Vangelo), Пиппо Дельбоно (Pippo Delbono), Италия, "Дни авторов"

Перед смертью мама просила театрального режиссера Пиппо Дельбоно однажды поставить Евангелие. "Как это сделать, если я даже не верю в бога?" – спрашивает он сам себя на первых минутах фильма. Тем не менее обещание выполнено, спектакль даже привезут в октябре в Санкт-Петербург на фестиваль "Балтийский дом". На экране – фрагмент постановки, режиссер за кадром говорит, что это Евангелие для богатых, и отправляется в маленькую деревню неподалеку от Асти, где живут беженцы из Сирии и Афганистана. С ними Дельбоно делает еще одно "Евангелие", на этот раз фильм (что-то похожее снял в этом году документалист Ави Мограби в "Между заборами"). Дельбоно – один из моих любимых современных итальянских кинорежиссеров, но его исповедальные видеодневники слишком своеобычны, чтобы привлечь внимание критиков и кураторов. Герой театралов, он так до конца и не вписался в мир кино. "Евангелие" – снова кино неудобное и непривычное. Одним оно покажется расистским, другим до неприличия эротоманским, третьим – самовлюбленным (моих итальянских знакомых разъярило, что здесь играет музыка из фильма Пазолини). Для меня же всегда он из тех немногих авторов, кто идет до предела; воистину одинокий голос человека. Все начинается с привычной для кино Дельбоно больницы, серьезная проблема со зрением – рифма к утрате матери (ее смерть он запечатлел в "Крови"), невыносимой травме для автора спектакля "Я болен СПИДом, только не говорите об этом моей маме". Спасение он находит только в одном – как это уже было в предыдущих картинах – в другом человеке, попытке его понять, протянуть руку.

"Поющие на кладбище" (Singing In Graveyards), Брэдли Льюв (Bradley Liew), Малайзия – Филиппины, "Неделя критики"

Дебют двадцатишестилетнего малайзийца Брэдли Льюва, продюсирующего сейчас новую картину Лава Диаса (да, он не намерен останавливаться). Сам Лав здесь появляется в небольшой комической роли, состоящей преимущественно в произнесении с разными интонациями реплики fuck you! Главная звезда здесь – легенда рока Пепе Смит. Он играл в Маниле на разогреве Beatles в 1966 году, получил прозвище "филиппинского Мика Джаггера", стал ключевым участником группы Juan de la Cruz – пионеров pinoy rock, начавших исполнять песни на тагальском языке. В частности, их песни использовались во время политических протестов против диктатуры Маркоса. В "Поющих на кладбище" Пепе Смит играет лучшего имитатора знаменитой рок-звезды (разумеется, списанной с самого Смита), чьи лучшие дни давно позади. И вдруг его приглашают открыть концерт группы и просят для своего прототипа написать песню любви – таких в репертуаре рок-бэнда никогда не было. Это по-филиппински неспешное кино о старении и провале, снятое длинными средними планами, чья главная сила – постоянное присутствие в кадре Пепе Смита, чья реальная биография полна драматических поворотов. После "Поющих на кладбище" невозможно не поставить на рипит альбом Juan de la Cruz.

"Время теней" (Miljeong), Ким Чжи Ун (Kim Jee-woon), Южная Корея, вне конкурса

Каждый фильм про шпионов – это и кино про кино, как минимум про актерскую игру. Капитан полиции Ли – когда-то сочувствовавший идеям национального сопротивления кореец – давно перешел на сторону оккупировавших страну японцев. Ему поручают внедриться в сеть освободительного подполья, планирующего террористический акт. В свою очередь лидеры сопротивления пытаются перевербовать того на свою сторону. Во "Времени теней" звезда корейского кино Сон Кан Хо с головокружительной частотой меняет стороны, и с каждым новым перевоплощением все больше горбится и с еще большим трудом несет дальше груз предательств. Но и без него в лучшей сцене фильма – поезд, везущий в Сеул тротил, – найдется еще один "крот". Новая работа модного режиссера Ким Чжи Уна (его лучшая картина – "Горько-сладкая жизнь") – исполненный с редким мастерством жанровый аттракцион. Это первое производство Warner Bros. в Южной Корее, уже выбранное претендентом от этой страны на "Оскар" за лучший зарубежный фильм. Основан на реальном подрыве полицейского участка в 1923 году. Патриотический блокбастер – не самый привлекательный жанр, но других зрительских картин такого уровня в Венеции больше не было.

"Американский анархист" (American Anarchist), Чарли Сискел (Charlie Siskel), США, вне конкурса

В конце шестидесятых девятнадцатилетний Уильям Пауэлл, сын чиновника из ООН, написал "Поваренную книгу анархиста", где в доступной форме излагались рецепты по изготовлению в домашних условиях взрывчатых веществ, оружия и наркотиков. Всего несколько лет спустя Пауэлл, предлагавший по заветам Нечаева утопить общество в крови, обзавелся семьей, принял христианство и выбрал профессию учителя. Между тем книга разошлась миллионом экземпляров, радикалы всех политических спектров держат ее в домашней библиотеке, а на YouTube подростки публикуют видео, где с успехом следуют изложенным инструкциям. В России книга включена в федеральный список экстремистских материалов. "Американский анархист" ничтожен с кинематографической точки зрения (это полуторачасовое интервью), но перед нами тот случай, когда реальная история впечатляет сильнее десятка вымышленных. Это что-то среднее между трагикомедией и античной трагедией: юный революционер скопировал свой трактат в публичной библиотеке из общедоступных военных американских журналов, заработал неплохие гонорары и вскоре превратился в добропорядочного гражданина, пытавшегося дважды запретить собственную книгу (вот его колонка в Guardian). Много лет Пауэлл проработал с детьми с ограниченными возможностями, но в какую бы школу он ни устраивался на работу, всегда его работодателям приходили анонимные доносы. Чарли Сискел иногда передергивает – например, обвиняет Пауэлла в перестрелке в школе Колумбайн (о ней Майкл Мур снял знаменитую картину, продюсером был как раз Сискел), хотя какую роль "Поваренная книга анархиста" могла сыграть в стране, где оружие продают чуть ли не в супермаркетах? Но в остальном история человека, чье прошлое легло на него словно проклятием, завораживает. Пауэлл не дожил всего нескольких месяцев до премьеры.

"Доусон, застывшее время" (Dawson City: Frozen Time), Билл Моррисон (Bill Morrison), США – Канада, "Горизонты"

Экспериментальный режиссер Билл Моррисон чаще всего работает с архивными пленками. Его полнометражный дебют "Деказия, состояние разложения" (2002) стал первым фильмом 21-го века, включенным Библиотекой Конгресса в Национальный реестр фильмов. "Доусон" – его самый масштабный фильм, двухчасовой трактат, история золотой лихорадки, одноименного города, кинематографа и даже любви двух архивистов. Расположенный у Клондайка Доусон основали в 1896 году – тогда же, когда в мире начали открываться первые кинотеатры. Пока город переживал расцвет, американские дистрибьюторы присылали туда нитратные пленки с новыми фильмами, которые никто не возвращал обратно – это было затратно и опасно. Фильмы смывали в реку, они сгорали в регулярных пожарах, но часть из них выжила в здании местного бассейна. В 1978 году при строительстве были обнаружены сотни пленок, с тех пор вошедшие в канадские и американские архивы. Снова невероятная история и разочаровывающее исполнение. Как обычно, Моррисон пригласил композитора – на этот раз Алекса Сомерса, продюсера пластинок исландского коллектива Sigur Rós. Он написал монотонный саундтрек, не смолкающий на протяжении всего фильма и отвлекающий от уникальных изображений. Моррисон выбрал примитивный иллюстративный метод, где фрагменты из фильмов в точности сопровождают текстовое повествование. Наконец, почему-то он решил не подписывать использованные фильмы, словно это какая-то анонимная вселенная из прошлого, не имеющая авторов. При этом на экране несколько раз мелькают кадры из малоизвестного шедевра Аллана Двана "Полукровка" (The Half-Breed, 1916), восстановленного всего три года назад.

"Никогда" (À jamais), Бенуа Жако (Benoît Jacquot), Франция – Португалия, вне конкурса

Повесть Дона Делилло "Художник тела" (The Body Artist, 2001) собирался экранизировать Лука Гуаданьино с Изабель Юппер, Дени Лаваном и Дэвидом Кроненбергом в главных ролях. Увы, по какой-то причине проект отменился, а за текст по предложению легендарного продюсера Паулу Бранку взялся Бенуа Жако – когда-то очень интересный режиссер, в последнее время снимающий много и неровно. Освистанный критиками "Никогда" – фильм очень скромный, во многом неудачный, но все равно представляющий синефильский интерес. Матье Амальрик – режиссер, Жанна Балибар – его муза и актриса, они вместе представляют в лиссабонском Музее Галуста Гюльбенкяна новую картину. Перед встречей со зрителями герой Амальрика встречает молодую перформансистку и увозит ее в заколдованный дом. Пара монтажных склеек – они поженились, закончился аванс на новый сценарий, встреча с Балибар, загадочная смерть. Вдова остается в доме одна, и к ней вскоре начинает являться призрак погибшего. "Никогда" уже сравнили с "Персональным покупателем" Оливье Ассаяса, но у Бенуа Жако нет актрисы такого мастерства, как Кристен Стюарт. Вместо нее практически дебютантка Жюлиа Руа, написавшая сценарий; это монофильм для актрисы, и следить за ней не так интересно. Впрочем, любопытен взгляд Жако на ghost-story: у него призраки не дарят надежду, но скорее забирают; они приходят и способны лишь повторять разговоры из прошлого.

"Дьявольские барабанщики" (The Ondekoza), Тай Като (Tai Katô), Япония, 1981, "Венецианская классика"

Последний фильм японского классика Тай Като, считавшего, что именно здесь ему удалось добиться настоящей творческой реализации. Приезжавшие и в Москву несколько лет назад Ondekoza – группа или, точнее, музыкальный театр барабанщиков тайко, живущих с конца шестидесятых своеобразной коммуной. Сцены их утренних пробежек по снегу и спортивных упражнений словно позаимствованы из лент Кодзи Вакамацу. Двухчасовой барабанный фильм-концерт в изощренных мизансценах – едва ли словесное описание хоть как-то способно передать всю экстравагантность происходящего на экране действа. На фестивале эта картина стала фаворитом немецкого критика Олафа Меллера, сказавшего, что ждал двадцать лет возможности ее увидеть.

Когда Альберто Барбера снова стал директором фестиваля, он первым делом уничтожил ретроспективы, заменив их – по примеру Канна – премьерами отреставрированной классики. Но надо признать, что в этом году "Венецианская классика", пусть и лишенная какого-либо кураторского замысла, состояла из редчайших картин, каждая из которых заслуживает отдельного текста. The Museum of Modern Art восстановили крайне поврежденный негатив "Беспризорницы" (The Brat, 1931) Джона Форда. Синематека Болоньи показала целиком изрезанного цензурой "Человека с пятью воздушными шарами" (Break up – L’uomo dei cinque palloni, 1965) Марко Феррери, чья сокращенная версия вошла в альманах "Сегодня, завтра, послезавтра". Двадцать шесть лет спустя состоялась запоздалая премьера запрещенного фильма Мохсена Махмальбафа "Ночи Заянде-Руд" (Shabhaye Zayendeh-Rood, 1990), который удалось каким-то образом выкрасть у иранских цензоров. Вот чем лично для меня по-настоящему запомнится Венеция-2016. К огромному сожалению, все это демонстрировалось с цифровых носителей. Единственная 35-мм пленка фестиваля – показанный в память о Майкле Чимино шедевр "Год дракона". Несколько лет назад именно на Лидо я увидел впервые самого Чимино, а теперь от него остались только фильмы, но и их скоро оцифруют.